Торгующая наслаждением (СИ) - Бил Эшли. Страница 27
— Его единственная сестра, которая носит его единственного племянника. Наша семья небольшая, но мы есть друг у друга. А у тебя есть братья или сестры?
— Нет.
— Должно быть, тебе ужасно одиноко, — она надувает губы в жалобном жесте. Не то, что мне нужно.
— У меня есть подрастающие браться и сестры, просто они мне не родные, — в момент, когда слова вылетают из моего рта, я понимаю, что открываю ту часть своего прошлого, которой с трудом делюсь с Кенди или Хиллари.
Я не люблю распространяться о том, что выросла в приемной семье. Я сбежала оттуда перед восемнадцатилетием, что могло бы навлечь на меня много бед. Это во-первых. Во-вторых, я не хочу, чтобы кто-то копался в моем прошлом. Но опять же, я не вижу, чтобы Эмили хотела это делать. Эверет — возможно. Может, если я дам ему несколько намеков тут и там, то у него пропадет желание рыться в том, что ему знать не нужно.
— Я… не понимаю, — отвечает Эмили.
— Приемная семья, — добавляю я. И мне почти больно это признавать. — Почти десять лет я провела в приемных семьях. За это время у меня появилось много братьев и сестер, но ни один из них не является кровным родственником, и ни с кем из них я больше не общаюсь. Так что нет, никаких родственников.
Они оба замолкают на секунду, а затем Эмили улыбается так, будто ничего и не произошло.
— Я всегда хотела сестру. Кого-то, кто не будет засовывать лягушку в твой купальник, когда ты плескаешься в озере, или не накидает муравьев в твоей сэндвич на пикнике, который ты всеми силами старался сделать идеальным, а еще не обрежет тебе одну косичку за день до того, как ты должна была сфотографироваться для школьного альбома, — она впивается глазами в Эверета, когда тот, демонстративно отвернувшись от нее, что-то насвистывает. — Мальчишки — отстой!
Затем она гладит свой живот и говорит:
— Но ты же не будешь таким, да? Ты не будешь делать все эти ужасные вещи. Ты будешь особенным маминым мальчиком, невинным и совершенным.
Эверет фыркает:
— Не учи его быть засранцем
— Что? — она смотрит с ужасом. — Как ты вообще мог это сказать?
— Ты собираешься вырастить ребенка, которого потом засунешь себе в задницу. Ему нужно лазить по деревьям и играть в мечи с палками.
— Он выколет себе глаз!
— Хорошо, мамочка, — одаряет он ее острым взглядом. — Хорошо, что меня не будет рядом с ним, я-то уж научил бы его, что значит быть мальчишкой.
Затем она громко сглатывает, разочарованная чем-то, что должно было быть смешным. Мне немного неловко, но по непонятным причинам я не могу отвернуться от их перепалки.
— Почему ты такой вредный?
— Я не вредный. А просто утверждаю, что ребенок не должен быть маменькиным сынком, он должен обыскивать дом и играть в грязи, разрезать змей и учиться стрелять из пистолета. Он должен делать эти вещи, а не печь печеньки и смотреть программы по «Lifetime» (прим. переводчика: Lifetime — Американский кабельный телеканал, специализирующийся на фильмах, комедиях и драмах, где главные роли играют исключительно женщины).
— Ты вредина, — видимо, это все, что ей удается придумать.
А я не имею голоса в этом споре и вообще не хочу никому давать советы о том, как воспитывать ребенка, и мне чертовски хорошо известно, что даже если бы моя жизнь зависела от этого, я бы не смогла это сделать.
Эверет качает головой:
— Нет, не вредина. В любом случае, — глядя на меня, он ухмыляется, и я снова чувствую себя неловко, — так как мы все-таки не добрались до рыбалки, а прошла уже целая неделя, не хочешь ли ты выбраться куда-нибудь… скажем, в эти выходные?
Кэнди по телефону говорила, что Уинстон хочет что-то организовать в пятничный вечер из-за того, что отменил его в прошлую субботу. А еще у нее был назначен новый клиент на субботу, которого она должна будет сопровождать на благотворительном ужине.
— Думаю, в воскресенье днем — самое то.
Эмили прыскает от смеха:
— Ты просто выводишь всех из себя, да?
Она проходит мимо нас, оставляя меня в полном недоумении, что же сейчас произошло? Эверет в отчаянии проводит рукой по лицу.
— Что это с ней? — спрашиваю я, неуверенная, действительно ли хочу это знать.
— Гормоны беременности.
— Я не понимаю.
— Ну, когда ты беременна, гормоны в твоем…
— Это мне понятно, — перебиваю его. — Я имею в виду, почему она сказала, что ты меня выводишь?
Его серые глаза с секунду смотрят на меня, а по выражению его лица сложно что-то понять.
— Когда ты упомянула воскресенье… ты сказала это так, словно выбраться со мной куда-то было нелепой идеей. Возможно, она подумала, что я расстроил тебя… снова.
Я даже не знаю, что сказать на это…
— Мне не хотелось, чтобы это так прозвучало. Просто у меня есть планы на эти выходные, и я старалась придумать, какой день бы подошел больше.
— Так ты хочешь погулять со мной? — мне ненавистно то, с какой надеждой Эверет смотрит.
— Ну, это не то, что мне хотелось бы обязательно сделать, это…
— Не делай мне одолжения, — вдруг его голос из гладкого и сладкого снижается до раздраженного и расстроенного.
До меня слишком поздно доходит, что неправильного я сказала.
— Это не то, что я имела в виду, — в спешке говорю я.
Он не обращает на это внимания.
— Не беспокойся. Эмили уезжает через два дня, и я хочу провести с ней побольше времени, — он начинает отдаляться от меня.
И мне следует позволить ему уйти, разорвать отношения, но по какой-то чертовой причине я все-таки хватаюсь за его рубашку и не позволяю отойти. Остановившись, Эверет смотрит сначала на мою руку, а затем медленно продолжает свой путь к моим глазам. Я стараюсь умолять его только своим взглядом.
— Все пошло не так. Я хочу погулять с тобой, но просто… — в раздражении опускаю свою руку.
— Бренна, — я смотрю на него, когда он произносит мое имя, вкладывая в него какой-то особый смысл, — я не заставляю тебя тусоваться со мной. А если ты все-таки согласишься, то я не заставлю тебя делать вещи, которые ты не захочешь. Друзья, помнишь?
Его слова вызывают у меня улыбку. Могу поклясться, что он искренен в том, что говорит, и я благодарна, что он понимает мое беспокойство. Кивая, я говорю:
— Друзья.
— Так что, если ты хочешь потусоваться со мной в воскресенье — прекрасно, а если нет… что ж, может быть, в другой раз. Я буду для тебя достаточно хорошим, — он пытается выкрутиться, показывая мне свою улыбку, но ничего не выходит. Ясно, как день, что он хочет больше, чем просто дружбу, но сейчас я это игнорирую.
— Ты уже очень хороший, — поправляю его я. — Воскресенье подходит идеально, — и прежде, чем из меня вырвется что-нибудь еще, добавляю. — Ну а сейчас мне действительно пора идти. Было приятно повидаться.
Затем я ухожу, понимая, что итак слишком сильно облажалась. И это скажется на нас обоих.
***
Я засовываю ароматную куриную лапшу в микроволновку, прежде чем ответить на сообщение. Хиллари хочет знать все подробности моей встречи с Эверетом, включая то, как я могла додуматься, что Эмили — это его беременная девушка. Я же, в свою очередь, не пропускаю ни одной детали, даже те, которые были самыми неловкими.
Она называет это романтикой, а я — пафосной перепалкой. Она считает, что это задумки самой судьбы, чтобы нам в нашем прекрасном будущем было что рассказать несуществующим внукам, а я напоминаю ей, что ничего прекрасного в моем будущем не будет, как и детей. Читаю последнее отправленное Хиллари сообщение: «Так что же вы собираетесь сделать в воскресенье?»
В то время, когда я начинаю печатать, что у меня нет ни малейшего понятия об этих планах, кто-то стучится в мою дверь. Оглянувшись, смеюсь про себя. Если это Эверет, то он увидит, что ткани в моей пижаме не так уж и много. Это лишь светло-розовые шелковые шортики и маечка в цвет. По-крайней мере, на этот раз я надела лифчик.
Я заглядываю в дверной глазок и вижу, что это не Эверет, а его сестра, и понимаю, как они с ним похожи. Открывая дверь, улыбаюсь Эмили: