Золото гуннов (СИ) - Пахомов Николай Анатольевич. Страница 20

Обмыли. А обмывши, решили отвезти разделенный «по-честному» и «по-братски» на две части клад по домам, подальше от места обнаружения. Благо, что рабочая неделя закончилась, и впереди были законные долгожданные выходные.

— Неча ему тут делать, — рассудил Скоркин философски. — Дальше положишь, ближе возьмешь. Тащим домой!

— Тащим до дома, — подмигнув заговорчески, был солидарен с ним Каменев. — Дома сохранней и солома, потому как дома…

Где пешком, где на попутках «везунки» добрались до неказистого железнодорожного вокзала в Боровском — еще одном пригороде Рыльска. В самом Рыльске такого вокзала до сих пор нет, как нет и железной дороги. Возможно, река Сейм тому причиной — широка да глубока… Через нее железнодорожную ветку прокладывать — уйма деньжищ потребуется. Пи таком раскладе и Боровское сгодится.

Стали от нечего делать, а больше из-за своего хмельного состояния, туда-сюда шататься, немногочисленным обитателям вокзала глаза мозолить. «Домозолились» до того, что были «повязаны» постовыми милиционерами за появление в общественном месте в пьяном виде. И не просто в пьяном, чем в России уже никого не удивить, а в пьяном, оскорбляющем человеческое достоинство и общественную нравственность, как гласит соответствующая статья административного кодекса Российской Федерации.

Возможно, и это бы сошло с рук новоиспеченным обладателям клада: постовые ведь ни на каждого поддатенького гражданина внимание обращают, чтобы «не заморачиваться» с бумагами и прочей волокитой. Да на их беду в стране действовал антитеррористический режим в связи с участившимися случаями взрывов на транспорте. Вот постовые волей-неволей, но обратили на них внимание. Ибо, в такой обстановке, не обратишь — себе дороже…

— Ваши документы, граждане, — вежливо, как сказано в соответствующих рапортах, потребовали стражи порядка, сверля нарушителей настороженными взглядами, словно желая просветить их до самого нутра, словно рентгеновскими лучами.

Этому, однако, Делова не очень-то верила: постовые не те ребята, чтобы о вежливости думать. А уж про взгляды — рентгеновские лучи — и говорить не стоит. Совсем не те…

— А нет, — развел не очень-то чистыми руками Скоркин. — Паспорта с собой отродясь не ношу.

— Тогда пройдемте в комнату для разбирательств… установления личности и… прочего, — напряглись постовые.

— А что тут разбираться? — заартачился Скоркин, как и большинство сограждан, всегда недолюбливавший блюстителей порядка. А тут, как говорится, и причины были поартачиться. — Разве не видно, что мы — работяги, строители? — показал заскорузлые ладони. — Церквушку в Никольском храме ремонтируем, — пояснил для пущей важности слегка заплетающимся языком. — Потому, считай, божьи люди. Божьих же людей грех обижать…

Постовые, не перебивая, терпеливо выслушивали оправдательный лепет. Они, конечно, понимали, что перед ними явно не боевики-террористы с гор Кавказских, а свои, родные славяне, мужики-работяги. Но раз подошли, то не бросать же дело на полпути. И глупо, и смешно… Надо до логического конца довести.

— Теперь вот домой, в Курск, на выходные отправляемся, — продолжал талдычить Скоркин, «качая» свои права, «перегибая при этом палку» и явно нарываясь на грубость. — Что пристали?.. Делать больше нечего?.. Чем на нас зенки пялить, лучше бы бандитов да террористов ловили, а не к трудягам приставали. А что выпили малость, так у меня, может быть, день рождения… скоро.

— «Хепибезден ту ю…» — коверкая английское «с днем рождения тебя», замаслянел поддатенькими глазенками Каменев, пытаясь шуткой разрядить надвигавшуюся угрозу.

Но шутка не сработала. Слова Скоркина задели блюстителей порядка. Ой, как задели! Если не за душу, то, уж точно, за милицейское нутро, которое не надо путать с душой — разные сути. До сей минуты они, возможно, особо и не собирались возиться с работягами: ну, составили бы административный протокол, выписали штраф на пару сотен рублей — да и ступайте себе с богом без досмотра вещей. А тут, на тебе! Пьяное мурло, не дай извиниться да откупиться, а учит, как работать да что делать. Такого ни один уважающий себя мент стерпеть не может. А уж постовой мент — тем более.

Сержанты многозначительно переглянулись.

«Пакуем»? — спросил взглядом один другого.

«Пакуем», — лаконично ответил второй первому. — Ничего не поделаешь, придется «паковать. Сами напросились».

— Ты, мужик, еще поговори… мне, — потянулся пятерней первый блюститель порядка, чтобы схватить худосочного Скоркина за рукав пиджака. — Поучи отца, как детей делать…

Но тот увернулся и крикнул другу:

— Ноги, Камень!

Каменев, словно этого и ждал. Услышав команду, он, подобно норовистому коню, ударив о землю «копытом», резко рванул в сторону. Но тут же был сграбастан расторопным сержантом.

Не удалось удрать и Скоркину. Его подмял под себя первый блюститель порядка, сделав всего пяток длинных упружистых шагов. При этом милиционер не удержался от наставления:

— Когда пьешь водку, друг нелюбезный, то надо не только «где?» и «с кем?» помнить, но и меру знать, чтобы при нужде убегать. Так-то… А не перебирать едва гнущимися «костылями» на месте! Не мадагаскарская черепаха все же…

— А еще, — добавил с добродушной улыбочкой его товарищ, — надо знать, из какой посуды выпивать, чтобы до поросячьего визга не набраться…

— …Или козлом не оказаться, — усмехнулся первый, надевая наручники на кисти крючковато-трудовых, в мозолях и шрамах, рук Скоркина.

— Теперь прихватываем с собой вещички — не нам же их нести — и следуем в комнату для разбирательств, — распорядились сержанты.

— А это не мои вещи, — пьяно отрекся от собственного «сидора» Скоркин. — Впервые вижу…

— Не наши, — указывая на вещмешки с тряпьем и серебром, заплетающимся языком подтвердил Каменев. — Не наши…

— А чьи же? — тут же взяли стойку, словно охотничьи борзые, постовые.

— Не знаем… — попытались развести для большей убедительности руками строители, забыв про наручники. — Мало ли тут народу ходит…

— Значит, не знаете?

— Не знаем.

— Но мы несколько минут назад видели эти вещи при вас.

— Вам показалось…

— Точно, показалось.

— Вон оно как… — с иронией и некоторой заинтересованностью произнес первый страж порядка. — От собственности отказываются… Знать, нечисто тут.

— Уж как пить дать, нечисто, — подтвердил второй. — Где-то что-то уже успели обчистить. Придется самим нести. Не надорвемся, пожалуй. — И подхватив ближайший вещмешок, встряхнул его для определения веса. — Тяжеловат, однако… Не кирпичи, случаем, держите?..

Задержанные угрюмо промолчали.

— Не надорвемся, — повторил за первым второй сержант, поднимая с пола оставшийся «сидор». — Только теперь, уважаемые… — вспомнив скомканную фразу Каменева, ухмыльнулся он, — «отхепибездним» вас так, что не только о днях рождения, но и как матушки звали в детстве, позабудете. На всю оставшуюся жизнь.

Дальше дело завертелось, как мозаика калейдоскопа: досмотр, обнаружение клада, вызов милицейского начальства из Рыльска и Курска. И пошло-поехало… Да так, что сержанты тут же были оттерты большезвездным офицерским составом в сторонку. Нечего, мол, мелочи всякой под ногами путаться, когда большие дяди, знающие толк в делах, приехали.

В итоге: в отношении строителей — уголовное дело, большим милицейским чинам — денежные премии, сержантам — благодарность от руководства да почетные грамоты. За верную службу. Словом, все как всегда: кому из печи калачи, а кому и угол печи.

И вот теперь уголовное дело по обвинению Скоркина и Каменева отправлялось в суд, а следователь-«важняк» Делова (как хотелось ей думать) — в очередной заслуженный отпуск.

Не успела Делова вынуть сшитое дело из станка, как на столе ожил требовательным звонком телефон внутренней связи.

— Черт возьми, — чертыхнулась Делова, отрываясь от занятия и нехотя берясь за трубку аппарата, — кто там еще?

Звонила секретарь Андреевского Мария Петровна.