Меч князя Буй-тура (СИ) - Пахомов Николай Анатольевич. Страница 3

Неизвестно, обрадовалась ли этому событию курская общественность, которую, кстати говоря, до устроения выставки информировать не очень-то спешили. Музейные работники — народ немножко суеверный. Потому раньше срока оповещать широкие массы о новой экспозиции не торопились: еще ведь непонятно, как все получится… Но то, что ведущий специалист музея Склярик Виталий Исаакович был рад новым экспонатам и новой выставке, это уж точно.

Среднего росточка, немного сутулящийся, если не худой, то щупленький, с всклокоченными русыми волосами, вечно что-то мастерящий, реставрирующий, куда-то спешащий, проводящий на работе чуть ли не полные сутки, Виталий Исаакович и сам был похож на музейный экспонат. Такой привычный — и необходимый! Не появись он хоть на один день — и музей осиротеет, словно лишится половины выставочных залов.

Что привело Склярика на работу в музей, теперь и он сам вряд ли вспомнит и скажет. Может, любовь к старине, к искусству, к культуре родного края… Может быть, подвигли его на это бессмертные строки «Слова»: «А мои-то куряне…». Может, лекции преподавателя Курского педагогического института Юрия Александровича Липкинга, так красочно рассказывавшего о курской старине… Кто знает. Однако спроси любого курянина, время от времени посещающего краеведческий музей, давно ли служит в музее Виталий Исаакович, и тот, не задумываясь, ответит, что, по-видимому, с самого открытия. Затем пожмет плечами — мол, что за глупый вопрос: я школяром приходил сюда — он был, детей приводил — был, внуков вот вожу — он на месте, на боевом посту. Причем, кажется, в одной и той же поре… сухопар, подвижен, эмоционален. Разве что зубов немного поубавилось да волос на голове.

Сказать, что Виталий Исаакович любил свою работу — значит, ничего не сказать. Он жил работой, он был частью работы. Нужно обновить стенды — Склярик тут как тут, нужно отремонтировать какой-нибудь экспонат — у Склярика в руках кисть, молоток, баночка с краской или гипсом, шпатель и долотцо. А еще шильце, отвертка, ножовка, дрель. И многое другое… Не выскользнут, не дрогнут, не испортят.

Нужно дать экспертное заключение по картине, по иконе или по какому иному антиквариату по просьбе следственных органов — опять Склярик. Напишет так, что никакому адвокату и в голову не придет оспорить данное заключение. А возникнет необходимость в статье на темы краеведения — будет вам и статья. Со ссылками на авторитетные источники и с его, Склярика, собственными глубоко аргументированными выводами, которым любой ученый-краевед позавидует.

Больше всего же любил Склярик приобретать для музея новые экспонаты, совершая походы на места сноса старых курских построек или производя обмен с краеведами-любителями, с которыми поддерживал дружеские связи. А чтобы обмены могли иметь место, по собственному почину завел в своей коморке при музее «обменный фонд», в котором всякая всячина нужна и важна. Другой его страстью было устроительство новых выставок, поиск и подбор для них экспонатов, оформление витражей и стендов.

Что и говорить, музей — это его царство-государство, в котором он мог творить по собственному разумению все, не оглядываясь на дирекцию и чиновников из Комитета по культуре. Вот тогда морщины на лице разглаживались, особенно на челе и у глазниц, а взгляд его темно-карих глаз, обычно задумчиво-грустных, как у человека, много повидавшего на своем веку, особенно негативного, вдруг загорался. В них появлялись веселые бесенята, искры человека-творца так и сыпали, что того и глади, как бы не полыхнул пожар!

Поэтому кто-кто, а Склярик уж действительно был искренне рад гостям-коллегам из Трубчевска, привезшим экспозицию, и с присущей ему энергией принялся за обустройство выставки. «Давно бы так».

Обозреватель молодежной политики в крае, куклястая Санечка, конечно, была права, когда бросила своему коллеге реплику, что в музеях Курска «черепков и железяк — хоть пруд пруди». Действительно в областном краеведческом музей своих древних артефактов было предостаточно. Имелись здесь и монеты древние, и фибулы медные да бронзовые, и гривны шейные, и височные подвески различных конструкций, в том числе и спиралевидные.

Имелись мечи и сабли разных времен и народов, а также щиты, реконструированные копья, луки и стрелы. На одном из стендов висела добротная кольчуга, килограммов так на шестнадцать-двадцать, судя по ее размеру и массе металла в ее кольцах. Да что там кольчуга, в Курском краеведческом музее имелись вещи и подревнее — например, античные сосуды, наконечники копий. Наконец, железный акинак скифской поры.

Были тут и предметы, относящиеся к культуре древней Эллады, и даже к палеолиту.

Одним словом, было на что посмотреть, чему подивиться, а заодно, и почувствовать до мурашек на теле вязкий озноб тех далеких времен, чудом оживших и дохнувших на тебя вдруг замогильным холодом седого прошлого.

Ведь Курский краеведческий музей — одно из старейших культурных учреждений города и области. Да что там области… Как говорят знатоки старины и патриоты-краеведы, этот музей один из старейших музеев во всем Центральном Черноземье. Датой образования его считается 1903 год. Но еще в 1902 году последний российский император Николай II Романов в честь ознаменования своей поездки в Курск на армейские маневры, по ходатайству тогдашнего курского губернатора Николая Николаевича Гордеева, выделил на организацию музея из государственной казны десять тысяч рублей.

И хотя в те царско-императорские времена, как и в теперешние, демократические, чиновники занимались казнокрадством, приворовывая, кто — по малости, а кто — и по крупности, это не помешало тому, что уже в 1904 г. этот музей, получивший название «Курский историко-археологический и кустарный» стал функционировать. Позаботились меценаты — местные дворяне и купцы, а также курская интеллигенция, в том числе и Николай Иванович Златоверховников, ставший первым директором музея, и члены Курской губернской ученой архивной комиссии.

Правда, музей функционировал пока что для узкого круга лиц, так как шло непрерывное пополнение его фондов и обустройство экспозиций. Но 18 января 1905 г. он уже был открыт для широкой публики. И уже в этот год его посетили более 5600 человек, как сообщают пожелтевшие страницы журнала посещений. К слову сказать, и журнал этот стал в наши дни одним из экспонатов музея, а в Курске той поры со всеми его слободками проживало около 80 тысяч человек.

Революционные события 1917 года и последовавшая затем гражданская война много чего повернули и перевернули в социальном укладе Курска и курян. Но музея почти не тронули, если не считать того, что в 1919 году красноармейцы, расквартированные в здании «Присутственных мест», где находился музей, по неосторожности, а, возможно, по нашей всегдашней и всеобщей российской халатности и безалаберности, допустили пожар. Ибо только у нас могла возникнуть поговорка: «Что имеем — не храним, потерявши — плачем».

Часть экспонатов, конечно, сгорела, но большинство красноармейцы, «проявив самоотверженность», как писалось на страницах газет той поры, спасли. Здание же сильно пострадало и пришлось под музей подыскивать новое.

Ох, уж эти российские пожары! Тогда горели и теперь, век спустя, вновь горим… Тогда в Курске сгорело одно здание, теперь же — выгорел весь центр России. Чудеса в решете! Да и только.

Январь 1920 года для музея ознаменовался тем, что он и его «младший брат» Музей искусств после пожара перекочевали в здание банка Филипцева — подвинули, потеснили буржуя, давая дорогу культуре на радость пролетариату.

В 1922 году музей был переименован из Курского губернского исторического в Музей Курского губисполкома. Что-что, а переименовывать у нас любят. Это — хлебом не корми… или медом?.. Впрочем, какая разница… Не корми — оно и есть не корми: хоть хлебом, хоть медом, хоть колбасой.

Но не прижился переименованный музей в здании банка. Не прижился — и все тут… И в новом, 1923 году, в разгар борьбы с пережитками прошлого и «опиумом для народа», «переезжает» с экспозициями и своим младшим собратом в помещения бывшего Свято-Троицкого женского монастыря на ул. 1-я Сергиевская, ныне улица Максима Горького.