Время бусово (СИ) - Пахомов Николай Анатольевич. Страница 39

И показывал, как лучше выбрать древо для лука, как сгибать его, как накладывать роговые накладки, как прикручивать их тонкими кожа-ными бечевками, отмоченными в воде и квасе, а потому размягченными и растягивающимися на всю возможную длину. Когда же эти бечевки высыхали, то они с такой силой стягивали роговые накладки к древку лука, что становились единым целым, словно так и были созданы Перу-ном Громовержцем. Учил старый Ант и тому, как вострить жало стрел и как крепить оперение, необходимое для большей уверенности полета стрелы и точности ее попадания в цель.

— Учись, — говорил мастер-оружейник в дышащей жаром и кисло-ватой окалиной приземистой кузнице, с бревенчатых стен которой и стропил крыши, так как потолок отсутствовал, свисали клочья черной паутины, зарабатывавший на свою жизнь изготовлением различного оружия для местных воев. Иногда часть сработанного им оружия отби-рал местный торговый гость, давая взамен ткани или продукты, смотря по тому, что в данный момент требовалось оружейнику и чем был богат купец. Торговый гость брал оружие, чтобы отвезти в другие грады и селения и обменять там с выгодой для себя на иной товар. — Оружейни-ком, возможно, не станешь, но воином будешь, как все внуки Дажьбога и Перуна.

Мудрый оружейник был прав: не все в граде становились мастера-ми-оружейниками, но воинами были все мужчины, начиная от безусых юнцов, только что прошедших обряд посвящения в мужчины, и, кончая древними седовласыми старцами, которые уже не помнили не только, сколько им лет отмерил Сварог, но и как их звала в детстве мать. В обычной жизни от своей древности они с трудом передвигали старче-скими ногами, однако, стоило им вынуть меч, как согбенные спины на-чинали распрямляться, помутневшие от времени глаза светлели и ста-новились насмешливо-цепкими, руки и ноги наливались силой и упру-гостью, как в годы далекой молодости. Про таких баяли: опоясаны ме-чом!

Не являлось редкостью в северском крае и то, что с оружием дружны были не только мужчины, но и молодые женщины-воины, ко-торых уважительно называли берегинями или воительницами, иногда — богатыршами и витязинями, а то и поляницами. Такие женщины посвя-щали себя служению роду на воинском поприще. Они редко выходили замуж и еще реже имели детей, проводя почти все время в походах и битвах. Остальные женщины им завидовали, но и жалели их, не по-знавших радостного чувства материнства. Впрочем, случись беда — мно-гие женщины брали в руки оружие и вместе с мужчинами защищали свой очаг и дом, свою землю, обильно омытую потом и кровью многих поколений пращуров.

И Бродич учился. Учился всему, чему его учили его бескорыстные соседи-наставники, мастера своего дела.

На тетиву шли жилы копытных животных. Лучше всего, если уда-валось раздобыть жилы оленя или лося — они были длинные и прочные, ведь эти животные были бегунами, не знающими устали ни днем, ни ночью, особенно, когда им приходилось спасать свою жизнь и свое по-томство от серых хищников — волков, не знающих жалости и чувства меры. Волки порой могли резать благородных животных и их детены-шей не потому, что были голодны и хотели насытиться, а просто из сво-ей кровожадности. Впрочем, годились для такого дела жилы лошадей и бычков.

Готовил он и стрелы различной длины и разного веса, на разные случаи охотничьего промысла.

Для ближнего боя и мелкой животины стрелы изготавливал из ка-мышинок, благо, что камыша в окрестностях Курска по берегам рек было много. Выбирай любую. Для дальнего боя и охоты на крупного зверя и крупную птицу стрелы готовил из однолетних или двухлетних побегов клена, орешника и других деревьев. Они были ровные и проч-ные. Требовалось только их аккуратно срезать, очистить от тоненькой корочки, высушить, не дав прогнуться, да снабдить костяным или, луч-ше, железным наконечником — имел большую пробивную и поражаю-щую силу. Можно, конечно, было мелкого зверька и мелкую птаху стрелами и без наконечников, только заострив конец, но это можно бы-ло делать только с деревянными стрелами, так как у камышинки конец не заостришь, как не пытайся. К тому же приемная мать научила его секретам растительных ядов, которыми можно было смазать кончик стрелы, чтобы даже легко раненый зверек не мог уйти от охотника — было достаточно малейшего касания такой стрелы с телом зверька, как наступала его смерть.

Костяные наконечники Бродич делал сам — материалов для этого хватало: и зубы животных, и ребра всякие могли сгодиться. Железные приходилось приобретать у кузнецов, отдавая за них то мясо дичи, то шкурки животных. Кузнецы могли взять и серебряные гривны, но тако-вых ни у Весты, ни у Бродича никогда не было. Серебро имелось только у торговых гостей, ведших торг с иноземными купцами, да, возможно, у князя и воеводы. Зато шкурок векш — белок, зайцев-русаков, куниц и соболей — всегда имелось в достаточном количестве. Охота выручала.

20 беличьих шкурок равнялись одной куне или одной шкурке ку-ницы; 20 куньих шкурок или проще и привычней для севрского языка и уха — 20 кун соответствовали одной гривне.

Научился Бродич и на легкие, и на тяжелые стрелы крепить опере-ние из гусиного или же лебяжьего пера для пущей меткости. Разрежет острым ножом перо вдоль на две половинки, приложит эти половинки к тупому концу стрелы, чтобы были точно напротив друг друга, да и привяжет их крепко-накрепко тоненькой бечевкой или же конским во-лосом из хвоста. Вот и готово оперение. Иногда использовал для боль-шей крепости клей, сваренный из рыбных костей. Этому его также Вес-та научила, а ее — скорее всего, боги, с которыми она общалась, по крайней мере, так мыслил Бродич. Смажет клеем половинки пера, сма-жет древко стрелы, соединит их вместе — и давай крепить бечевкой или волосом по еще свежему клею. Такое оперение держалось дольше и становилось как бы единым целым с древком стрелы. А сами стрелы шли точно в цель даже на большие расстояния. Так что, к тому времени, когда старая Веста ушла в Ирий к пращурам своим, Бодрич стал извест-ным охотником. И шло ему к тому времени семнадцатое лето. Он, по-прежнему, жил в землянке своей приемной матери, стоявшей на окраи-не городища, рядом с оврагом, убегающим в долину Кура и за которым начинался лес.

Проводя почти все время вдали от городища в походах вместе с Вестой за травами или в охоте, не имея родственников и хороших зна-комых, так как куряне хоть и пользовались услугами его приемной ма-тери, но старались в обычной жизни обходить ее стороной, Бодрич рос замкнутым и малообщительным. Лес ему был ближе и понятней, чем городище, особенно, летний лес, переполненный разнообразной жиз-нью. В лесу чувствовал себя куда уютней и уверенней, чем в граде. Хоть днем, хоть ночью. Ему было проще читать следы зверюшек, чем вести долгие беседы с курянами. Но приходилось общаться, так как на-до было сбывать добытые им шкурки и мясо птиц и животных. Надо было приобретать себе еду и одежду: не станешь же жить без хлеба и ходить без штанов и рубахи.

К тому времени, когда он осмелился заговорить с вдовой, также жившей одиноко — Бродич это выяснил давно — ибо она была из далеко-го Ярильска приведена Фролом в качестве жены в Курск, и все ее род-ственники, если еще были живы, остались в Ярильске, Бродичу, как мы уже знаем, исполнилось восемнадцать или девятнадцать лет, ибо точно-го возраста его никто не знал. Купаве было побольше, возможно, все двадцать пять. После смерти мужа Купава, или Купа, как звали ее все горожане, возвращаться к своим родителям не пожелала, а осталась у огнища покойного супруга, у которого уж так случилось по воле богов, близких родственников не было: родители умерли, братьев и сестер не было. Нраву она была легкого и веселого, по крайней мере, на людях, на судьбу свою не жаловалась. Жила с Бродичем по соседству, в доброт-ной полуземлянке, выстроенной еще кузнецом Фролом на окраине гра-да. Возможно, поэтому Бродичу было с ней общаться проще, чем с ос-тальными горожанами: как-никак — соседи.

— А мне и в землянке моей хорошо, — отозвалась словоохотливая Купава. — Ныне сверху снегом замело — и тепло. Никаких хором не надо. И с ворогом разобраться — как раз плюнуть: с детства и меч и копье в руках держала, среди братьев росла. Те за лук — и я тут, те за копье — и я за копье, те за меч отцов — и я с ними. Вот так, Бродич. Врагов я не бо-юсь, как некоторые…