Доктор 3 (СИ) - Афанасьев Семён. Страница 2

— А что думает инициатор дискуссии? — беззлобно косится на меня историк, который сегодня на удивление конструктивно модерирует дискуссию.

Лично я, честно говоря, не ждал от него конструктива. Воспринимал его где-то необъективно и за функционером не видел человека.

Вне зависимости, что именно каждый из нас теперь будет думать о войне, известный и конкретный фактический материал усвоен классом на удивление неплохо. Это между делом говорит сам историк.

— А я бы тут вообще начал с конца. — Я давно заметил одно несоответствие, но без дополнительной информации никак не могу его оценить. — Тимур Германович, а вот скажите ваше мнение. Вернер фон Браун. Для начала, штурмбанфюрер СС, что бы это ни значило. В США он считается «отцом» американской космической программы. Могу спросить вашу оценку этого? Или вот Сиро Исии. Формально — вообще врач. Клятва Гиппократа, всё такое. А прославился экспериментами на людях, в том числе на беременных женщинах, ещё — экспериментами по болевому порогу, этапности асфиксии… Повторюсь, все эксперименты — исключительно на живых людях, зато со стопроцентной достоверностью результата. И лично с ним не пообщаешься, умер давно… В 1946 году, по ходатайству генерала Макартура, власти США предоставили ему иммунитет от преследования. В обмен на данные об исследованиях биологического оружия, основанных на экспериментах над людьми. В итоге Сиро не предстал перед Токийским судом и не понёс наказания за военные преступления.

— Хороший вопрос, Стесев, — сводит брови и кивает в ответ историк. — На это, как по мне, годится старая советская точка зрения. Или у тебя снова есть контр аргумент?

— Насчёт фон Брауна и Исии, против старой точки зрения не возражаю. — Видимо, от недосыпа, эмоции берут верх и надо мной. Я тоже завожусь. — Но нигде в советских источниках не мог найти вот какого объяснения. Король Румынии Михай Первый. В интернете, потомки одесских евреев до сих пор вспоминают румынские оккупационные части, расквартированные в Одессе в тысяча девятьсот сорок первом тире сорок четвертом годах. Говорят, «дорога смерти» в Одессе в этот период во многом обязана именно им… В большей степени, чем немцам и частям СС! При этом, как помним, сам Михай Первый является самым молодым кавалером советского Ордена Победы за всю его историю. Историю ордена, имею ввиду. Не даю никаких оценок. Только сопоставляю факты.

— А вот это и будет домашним заданием…

После нашего вчерашнего демарша с созданием Ученического Совета, говорят, педколлектив не расходился из школы до одиннадцати вечера. Интересно, что они обсуждали? Учащиеся со своей стороны подготовились: самые активные предупредили родителей. Пояснили свою позицию. Проинформировали, что КШИ, как конкурент нашего ОЛИМПА, готова принять всех старшеклассников на ту же программу, и даже со скидкой (спасибо Роберту Сергеевичу. Он сказал, что специально договариваться не нужно, но в случае необходимости решит вопрос за пятнадцать секунд).

Сегодня утром, до начала уроков, закрытое собрание педколлектива в учительской продолжилось. Из-за этого, первый урок во многих классах начался минут на семь позже.

Я, по старой негативной привычке, ждал «отката» и обратки, особенно от директрисы.

Но конкретно историк, от которого конструктива ждали меньше всего, именно сегодня в первый раз на лично моей памяти провёл действительно интересный урок. Даже не так. Дал высказаться каждому, в результате чего даже не читавшие усвоили фактический материал из-за многократного его проговаривания в ходе дискуссии.

Неожиданно.

На перемене, зачем-то отписал об этом Лене в ватсаппе (почему-то по-детски захотелось поделиться. Самому смешно). Через три минуты от неё приходит ответ:

— Мелкий, есть такой анекдот. Приписывают Марку Твену. Разговаривают два выпускника Осфорда, возраст двадцать один год. Один говорит второму: «Когда мне было четырнадцать лет, мой отец был большой дурак. Но за последние семь лет он значительно поумнел».

— Иии?..

— М-да… Иди спать. Это я тебе как врач. Отбой. :-*

Прикидываю задачи на сегодня. Поразмыслив, прихожу к выводу, что Лена права. Если не посплю хоть немного, не смогу ни плавать, ни работать с Анной, ни тем более полноценно тренироваться в зале.

Подумав ещё немного, отправляюсь к школьному врачу. Честно в лоб выкладываю всё. И о том, что ночь не спал, и о том, что моя опекунша — реаниматолог в двенадцатой неотложке и справкой меня прикроет в любом случае.

— Сколько времени собираешься спать? — спрашивает школьная врач, глядя на меня поверх очков.

Задумываюсь. А ведь и правда. Чтоб прийти в себя, хватит и пары часов. Там будет видно.

— Хотя бы два часа. Далее будет понятно по самочувствию.

— Тогда давай так. Вписываю тебе направление к стоматологу. У тебя острая боль. В рамках школьного медпункта ничем помочь не могу. Живёшь от школы далеко?

— Семь минут.

— Ну тогда туда, обратно, дома спишь свои пару часов. К пятому уроку чтоб вернулся. Или неприятности могут быть уже у меня. — Врач опускает глаза и начинает что-то строчить неразборчивым почерком на пустом бланке с печатью лицея.

— Понял. Спасибо. Конечно. — Беру у неё листик с каракулями из рук.

— Отдашь учителю, у которого следующий урок.

Отдав через минуту справку биологичке на втором этаже, выхожу на улицу и, по теории подлости, чувствую прилив сил. Скорее уже по инерции иду домой, поспать себя, если что, просто заставлю. По мере прогулки на свежем воздухе, настроение поднимается. Чувствую себя тем самым Буратино; я, кстати, вспомнил сказку о нём.

Примерно на половине дороги звонит телефон и голосом Саматова спрашивает:

— Ты куда собрался? В школе же сейчас должен быть?

От удивления мало что не икаю:

— Отпросился домой поспать. Глаза слипаются. Можно сказать, сегодня не ложился. Всю ночь гудели…

— Я знаю, — перебивает меня Саматов. — С опекуншей, Новиков-старший к вам приезжал, у меня это всё отражено… Сколько времени спать планируешь?

— Примерно пару часов. — Подумав секунда, продолжаю. — Сом, а ты что, всё время за мной наблюдаешь? — осторожно интересуюсь, чтоб ответить самому себе на возникшие вопросы. — И что, есть какой-то лимит на время моего сна?

— Лимита на сон нет, спи, сколько влезет. И это не я слежу. У нас есть подразделение мониторинга, всё время бдят. В основном для коррекции маршрутов гэбээров. От них идёт сводка, а я сегодня «на тумбочке», и тебя знаю лично. Вот решил уточнить… Тут всё равно скучно. — Признаётся Саматов. — У тебя же стандартные маршруты, стандартное время. А тут — отклонение. А нас всю жизнь призывают очень бдительно относиться к любым отклонениям от стандартных маршрутов. Особенно к незамотивированным.

Судя по тону, делать Саматову сейчас действительно нечего делать. На меня, видимо, всё же давит недосып, потому продолжаю его расспрашивать:

— Сом, а эта ваша служба мониторинга… Они из каких источников получают информацию о моих перемещениях? Я вот сейчас никакого наблюдения за собой не ощущаю, — намекаю на личные способности, о которых Саматову хорошо известно. — Или они что, по параллельным улицам движутся???

Действительность оказывается намного прозаичнее. Если бы я чуть подумал, понял бы и сам. Саматов хмыкает в ответ:

— Совсем с ума сошёл от недосыпа? Мы ж не контрразведка и не полиция, наружное — это не к нам. Трассировка телефона. Ты без телефона никуда не выходишь…

— А-а-а… Сом, чуть не забыл! Хорошо что ты позвонил. Роберт Сергеевич просил тебя сбросить по территориальному менеджеру соседней страны, знаешь какому, файл, ты сам знаешь какой, в Безопасность…

Ввожу Саматова в курс мероприятий по ту сторону границы, инициированных отцом Лены. Он задаёт ещё несколько вопросов, судя по звукам на заднем плане, параллельно что-то выстукивая на клавиатуре. Потом говорит:

— Понял, сделаю. Вот всё подготовил.

Пока иду домой, ещё несколько минут болтаем с Саматовым. Оказывается, на грядущей области по боксу будет кто-то выступать и от них; правда, не от самой службы, а лично. Саматов грозится прийти посмотреть и поболеть, особенно если я подам заявку на их сопровождение, чтоб у него были формальные основания туда идти по службе. На чём и договариваемся.