Готика Белого Отребья (ЛП) - Ли Эдвард. Страница 37

Дон продолжала возиться с трубками за столом, и ей все еще не приходило в голову снова надеть брюки.

- Значит, мы с Гудвин, обе были в спецназовском подразделении, и когда добрались до Таль-Афара, батальон помощи разместил нас в небольшом полевом морге, и наша работа заключалась в дезинфекции и бальзамировании всех мертвых врагов, которых доставляли пехотинцы. Сначала мы должны были пройти трёхдневное обучение по новому протоколу, и, представляешь, нам запрещалось словесно оскорблять мертвых вражеских солдат, никаких этнических оскорблений, никакого осквернения тел. Если бы мы сделали что-нибудь из запрещенных действий, нас отдали бы под трибунал. Смешно, не правда ли. Ты можешь в это поверить? Почти все тела, которые пехотинцы доставляли нам, были из ИГИЛa[70], психи, которые сжигали детей заживо на глазах их матерей, потому что у них Шиитские родители. У них был постоянный полевой приказ насиловать всех пленниц, прежде чем они убьют их, включая детей. Отморозки отрубали тысячи голов, и даже не показывали своих лиц, когда делали это, ёбанные трусы. Вот что я тебе скажу, - cказала она и улыбнулась Писателю. - Расплата - та ещё сука.

К этому времени Писатель уже вполне представлял себе, в чём может заключаться эта “расплата”, но сознательно не признавался в этом самому себе. Вместо этого он рассматривал обличительную речь Дон, по крайней мере, как интересную точку зрения.

- Всё дело в положительном давлении, - сказала она. - Бальзамирование ничем не отличается от промывки радиатора. Ты выкачиваешь мёртвую кровь и вливаешь вместо неё «Раствор Джора», - из галлонового кувшина она налила немного прозрачной жидкости в стеклянную канистру, стоявшую на крышке машинки. Затем она взяла длинную трубку, торчащую из нижней части машины, и подсоединила её к верхней трубке на правом бедре Толстолоба. Ту, что ранее она обозначила входом в бедренную артерию, и открыла крошечный клапан, уже непосредственно на самой трубке. - Учебники говорят, что нужно установить давление на 12р.s., такой стандарт. Но однажды моя напарница Гудвин случайно поставила на 15 - это было в Афгане, до того, как я познакомилась с ней - в общем, она начала его накачивать, как вдруг у жмура на её столе начался грёбанный стояк! Потом она выключила аппарат, и пока не спустила жидкость, его член оставался твёрдым, как скала, и потом она трахалась с радикальным исламистом, убивающим детей. Сказала, что с членом мертвяка она испытала лучший оргазм в её жизни, - Дон подмигнула Писателю. - Круто, да?

Писатель не мог сформулировать правильный ответ, если вообще какой-либо ответ можно было считать правильным.

Он смотрел в безмолвном параличе, как Дон демонстрирует ранее описанный процесс в реальном времени.

Она включила похожую на блендер машину. Сноуи закричала:

- Дай ему встать, милая!

Машина жужжала и булькала какое-то время, потом выключилась. В этот момент - как вы уже убедились – массивный, вялый пенис Толстолоба превратился в гигантский, эрегированный пенис.

- Это всё, что нам нужно, - cказала Дон, но Писатель услышал её слова, словно в эхо-камере. Всё его внимание было поглощено тошнотворно-желтым, испещренным червями вен, столбом мышц, растущим из паха Толстолоба.

Сноуи не теряла времени даром, молниеносно раздевшись, она забралась вверх и опустила свои женские гениталии на эрекцию мёртвого монстра. Конечно, большинству хотелось бы знать точные размеры этой эрекцим, и Писатель предположил, что она имеет десять с лишним дюймов[71] в длину и в обхвате, как теннисный мячик, и было восхитительно, как умело, как тщательно Сноуи принялась скакать на нём. При этом это был один большой узловатый столб мяса, на котором можно было сидеть, но столь же восхитительны были скорость и сила, с которой она совершала своё совокупление. Выражение её лица было сияющим, румяным, воплощенноe жадностью (в погоне за "кончуном“, как выразился бы Писатель словами, услышанными в разговорной речи). Каждый раз, когда Сноуи шлепала своими чреслами по пенису, она примитивно хрюкала и возобновляла цикл.

Шок, возмущение, недоверие и полное оцепенение Писателя становились всё менее и менее сильными. Я смотрю, как женщина занимается сексом с трупом монстра, - понял он. - Ну и ладно. Возможно, всё, чему он был свидетелем с момента пребывания в Люнтвилле, закаляло его. Что ещё можно было увидеть в этой ярости и страсти?

- Поторопись Сноуи, - сказала Дон. - У нас не вся ночь впереди. Нам ещё надо добраться до Бэктауна.

Сноуи всё насаживалась своими раздвинутыми бёдрами вверх и вниз, что создавало интересный силуэт на задней стене.

- Итак, я полагаю, что вы, девочки, разыгрываете этот спектакль перед камерами Поли? - cпросил Писатель.

- О, нет, ты что! Мы никогда не дадим этому сумасшедшему ублюдку узнать о Толстолобе. Он бы сразу притащил сюда конченых наркоманок, по три за раз, чтобы трахнуть его. Толстолоб - наша частная собственность, - сообщила Дон. - Я и Сноуи, вот и всё. Ёбаный Поли, - oна скрестила руки на груди и топнула ногой, когда Сноуи продолжала скакать на членe монстра. - Но да, мы трахаем мертвецов на камеру всё время, в главном зале. Поли любит подобное дерьмо. Каждый раз, когда в городе дохнет мужик, его привозят сюда, так что, во время бальзамирования мы накачиваем его член, трахаем его, отдаём пленку Поли, и он платит нам по сотне!

- Похоже на…- Писатель откашлялся, - прибыльное предприятие. - Но он подумал о том, что часть последней фразы, должно быть, была одной из самых уникальных в жизни, что он слышал - Мы все время трахаем мёртвых мужиков на камеру...- Так ты говоришь, что научилась этому эстетическому процессу возбуждения мертвых… в армии?

Лицо Дон просияло.

- Конечно!

Будь тем, кто ты есть,[72] - подумал Писатель, но тут же следом что-то вспыхнуло в его мозгу.

- Скажи, а что именно ты имела в виду несколько минут назад, когда сказала: «Это всё, что нам нужно?»

- Что? Ой, я имела в виду, что…

Её ответ был прерван криками оргазма Сноуи, которые были очень громкими. Затем покрытая потом альбинесса замолчала и рухнула на огромную грудь существа. Было бы правильно сказать, что она была "сладко истощена”.

Дон усмехнулась.

- Теперь ты знаешь, почему нам не нужны парни. Кому нужны будут парни, когда есть вот это!

Впечатленный Писатель кивнул:

- Но ты же говорила... "Это всё, что нам нужно..."

- Да, я имела в виду, что мы не раздуваем член этой твари больше чем на десять дюймов.

Писатель вытаращил глаза:

- Ты хочешь сказать, что он может быть больше?

Дон громко рассмеялась. Даже Сноуи рассмеялась, продолжая лежать на груди монстра, всё ещё опустошенная “la petite mort”[73] своих любовных ласк.

- Восемнадцат[74], максимум двадцать[75] дюймов, - добавила Дон, - и толщиной больше, чем твоя рука. Это же очевидно. Cогласно легендам, когда Толстолоб насиловал людей, его член был настолько большим, что он разрывал их. Большинство из них истекли кровью.

Сноуи наконец оторвалась от груди её мрачного обитателя.

- Хочешь посмотреть? Донни, накачай его на всю длину!

- Не стоит, - выпалил Писатель. - Спасибо. Я видел достаточно чудес за одну ночь.

* * *

Дон, не теряя времени, спустила член Толстолоба до его лежачего состояния, надела штаны и выпроводила их, несколько раз проверив, заперла ли она дверь за ними. Писатель, человек предусмотрительный, взял пиво с собой в дорогу.

Это была тёплая, спокойная прогулка за город.

- Мы срежем через лес, так будет быстрее, - сказала Сноуи. - Просто иди громче.

- Идти громче? - не понял Писатель.

- Да, - сказала Дон. - Шаги отпугнут змей.

Восхитительно, - подумал Писатель, топая по высокой траве.