Бесценная Статуя (СИ) - Хант Диана. Страница 16

— Ты понимаешь, я одержим именем «Иштар» с самого детства. На моей планете она воплощает в себе всех женщин мира — абсолютное женское начало. Встретив в Сети девушку, выбравшую этот ник, я не удержался и взломал твой компьютер. Через несколько минут я знал, что это твое настоящее имя. Любопытство заставило увидеть тебя, и я захотел узнать тебя. Ближе. А я всегда получаю, что хочу. И вот, ты на моем корабле! — опять это бесячье выражение победителя! Недолго же он пробыл в амплуа человека, гладкую поверхность маски прорезали клыки!

— Надеюсь, ваш бывший научный сотрудник в порядке? — не удержалась, чтобы не съязвить.

— К недомоганию Мими не имею никакого касательства. В нем скорее виноват Левочка. Ну и токсикоз. Несколько психологических приемов специальной техники к Римме — и я знал, что ты займешь место в моей команде. А узнав тебя поближе, я пришел к выводу, что совершенно не представляю, что с тобой делать. Если раньше я просто хотел тебя, то сейчас сомневаюсь.

Возмущение на моем лице, наглым образом то ли не заметили, то ли вовсе проигнорировали!

— Мне никогда не нравились женщины, злоупотребляющие алкоголем, — доверительно поведал этот мерзавец.

Я огрела его кислородной подушкой и приступила к поиску чего-то более весомого, когда сдержанные спазмы смеха объяснили, что он просто издевается надо мной. Видимо, сказалось все напряжение последних дней, потому что в следующую минуту мы хохотали в два голоса.

И хоть неприятно было слышать, что мы с Риммой оказались всего-навсего пешками в чьей-то игре, на ослабевшего капитана, рисковавшего жизнью, чтобы защитить меня, невозможно было злиться.

— А можно взглянуть на этот самый отрывок рукописи, мистер Эддар?

Спустя час мы стоим перед сейфом в его каюте. Оранжевый листок с обгоревшим краем манит к себе, зовет прикоснуться… Словно тихо, очень тихо… поет?!

Протягиваю руку — и в следующую секунду обе татуировки вспыхнули синим цветом! Отпрянула назад — свечение погасло.

Мистер Эддар смотрит на меня так, словно видит впервые, и кажется, не верит собственным глазам.

— Кто ты, Тара?!

ГЛАВА 4

Тяжелой походкой путника, утомленного долгой дорогой, Яклин вошел в открытые врата города-крепости Цала Исиды. Вошел один, без привычных хранителей и сопровождения из слуг и наложниц, которые неизбежно сопровождают це-Цали в пути. В этот раз Яклин путешествовал с небольшим количеством людей, оставив пышный эскорт далеко позади, — едва ли насчитать двадцать слуг. Десять верблюдов для поклажи и дюжина низкорослых быстроходных лошадей, годных для перемещения по пустыне. Что касается женского общества, Яклин ограничился в дороге лишь тремя невольницами. Тишу оставил в качестве подарка эпарху встречного селения — Тришкуу.

Яклин расстался с Тишей без сожаления. Белокожая невольница, вроде бы она попала на Зиккурат с неба, что-то сломалось в ее звездном корабле — Яклин не сильно вдавался в подробности, когда покупал, в последнее время стала надоедать. И виной тому слабохарактерность Яклина, в которой, конечно, це-Цали никому и никогда не признается, пусть его даже оставят наедине в круглой комнате с медной лисицей! Яклин просто был добр к красивой женщине, и, как всегда, доброта к недостойному предмету вышла боком! И языка-то толком не выучила, а говорить с ней на космолингве Яклин отказывался принципиально — ещё не хватало, что бы хозяин говорил на языке рабыни, а уже возомнила себя госпожой над остальными наложницами и даже женами своего господина. Ничего, поживет в шатре погонщика верблюдов, и с нее враз слетит спесь и самоуверенность!

Яклин почти никогда не бьет рабов ради забавы и иногда это ему же выходит боком! Вот и сегодня утром, когда заявил, что намерен войти в город-крепость пешком и в одиночестве, три оставшиеся невольницы подняли вой до небес… Хотя, может, они подумали, что он и их бросает, как Тишу… Все может быть, таков уж характер це-Цали — все слишком быстро надоедает ему.

Отец иногда даже шутит над ним. Мол, ему, Яклину, надлежит не управлять Цалом, а стать бродячим умемом, ученым, который совершенствует свою мудрость, путешествуя от гонгмы к гонгме, изучая священные писания и толкуя их для людей. Очень уж Яклину нравится толковать рукописи, и это единственное, что никогда ему не надоест, но сегодня рукописи — редкость на Зиккурате.

Говорят, у Цалибу Девы-Иннатхи их целая тысяча… Вопреки насмешкам отца, Яклин ценит рукописи наравне с самоцветами, хорошими лошадьми и верблюдами, не говоря о женщинах. Гарем будущего Цали насчитывает более восьмидесяти невольниц, и нередко он берет их по нескольку за ночь, отсутствием жизненного сока Яклин не страдает!

В город-крепость Цала Исиды Яклину надлежало въехать, как подобает: со всеми почестями, присущими его высокому положению. Но це-Цали решил отложить пышный въезд на потом: сейчас у него иная цель.

Приказав сопровождению остановиться на не слишком богатой, но и не слишком бедной окраине, и ждать его распоряжений, Яклин направился на главную площадь города-крепости Исиды, где в это время года идет базар.

Базар города-крепости Цала Исиды обрушился на Яклина миллионом одномоментных звуков, запахов, ощущений! Пышные носилки со страусиными перьями, обитые бархатом, соседствуют здесь с потемневшими от ржавчины невольничьими цепями, розовое золото браслетов в зеленых, голубых и желтых искрах драгоценных краков — с тщательно отполированными живой плотью кандалами, великолепные, с изображением райских птиц с раздвоенными хвостами, изразцы оттенены серой рваниной рубищ, тончайшие ароматы розового, снежного, карминового масла перемешаны с вонью мускуса, грязных, потных тел, гнилых зубов и испражнениями животных.

Золотые и серебряные нити домотканых ковров, яркие атласные ленты в желтых камышовых циновках, трепещущие от усталых, ленивых поцелуев полуденного ветра, шелковые стены шатров и навесов, злобное шипение ядовитых змей из заплечных мешков бродячих умемов, отчетливо пробивающее горделивое ржание лошадей, недовольный и возмущенный крик верблюдов, истошный рев баранов, что тащат на убой…

Пройдя шелковый, бархатный, сафьянный и красильный ряды, Яклин свернул в чеканный, а потом в ковровый ряд. Разглядывая богатые и скромные товары, самих торговцев в лавках, горожан, он делал вывод о благосостоянии Цала Исиды в целом. И оставался довольным увиденным: конечно, жители не могут похвастаться особым достоянием, но определенный достаток у них есть! Нищих и странствующих умемов не больше, чем того полагал тох-цали устой, и в целом люди не выглядят угнетенными и запуганными.

Значит, все эти рассказы купцов о том, что правит Цалом Исиды злобная ведьма, силы в которой больше, чем в мужчине, не что иное, как пустые россказни. Скорее всего, Цалибу Дева-Иннатха просто обладает редко даруемым женщинам умом, иначе, откуда бы ее подданным выглядеть сравнительно сытыми, и на какие средства покупать все эти хорошие вещи, которыми торгуют на базаре? Конечно, может статься, что все это великолепие не для коренных жителей, а для тех же заезжих купцов, но Яклин не собирается покидать город-крепость так скоро, он успеет если не во всем, то во многом разобраться.

Конный и верблюжий ряд, на котором можно приобрести также выносливых мулов, или столь же выносливых, но несколько более упрямых, ишаков, годных лишь для самых низов общества, тянется на десять полетов стрелы, и Яклин не смог отказать себе в удовольствии, чтобы не пройти его степенно, не спеша, и опять остаться довольным! Драгоценные, благородные породы лошадей, с диким огнем в темных глазах продаются рядом с теми, что попроще, более подходящими для купцов и ремесленников, но видно, что и с теми и с теми хорошо обращаются. Заглянув в голубые глаза тханскому красавцу, чья шерсть топленого молока сверкает и переливается в ореоле солнечных лучей, оценив изящный изгиб лебяжьей шеи и упругость мускулов, как будто выточенных из мрамора, Яклин чуть было не забыл о своей роли.