Зимняя жена (СИ) - Яблонцева Валерия. Страница 17

— Ты пока немногое знаешь о любви, Зимняя девочка, — сказала она и, поднимаясь, поманила меня за собой на улицу.

Дом Хранительницы стоял на холме, чуть в стороне от селенья, и с ее двора открывался прекрасный вид на вереницу невысоких домов, змеившихся к морю, величественные скалы, склонившиеся над нашей бухтой, широкие просторы холмов, чуть припорошенных снегом. Ветер трепал мои косы и играл с кистями шали. Сердце сжималось от вида родных мест.

Хранительница подвела меня к одному из деревьев, росших в ее саду, и провела рукой по ветке, стряхивая липкий снег. Крохотные зеленые листочки распрямились, освобожденные от тяжелой ноши.

— Смотри, девочка, — сказала она. И я действительно залюбовалась этими яркими воспоминаниями о недавней Весне.

Женщина наклонилась, набирая полную горсть земли. Посмотрела на меня требовательно и пересыпала все в мои спешно подставленные ладони.

Ее ловкие пальцы перебирали черные комки, и, наконец, она отыскала что-то, ведомое лишь ей.

Я ахнула. В моей ладони лежало треснувшее семечко, сквозь кожицу которого проклевывался росток. Хранительница вновь улыбнулась.

— Весна все еще жива в этой земле. Даже укрытая слоем снега, она ждет. А значит, есть и любовь. И лишь в твоих силах дать ей прорасти.

*

Любовь была жива. Она росла внутри меня, она тянулась к солнцу у окна рядом с моей лавкой. Я выпросила у Хранительницы горшок и посадила туда найденное семечко. Будущее деревце прижилось и быстро пошло в рост.

Я готовилась к родам. Хоть ни у меня, ни у ребенка не было дома и сколь либо определенного будущего, мной овладело истинно женское желание обустроить все вокруг к появлению младенца. Ограниченная в своих перемещениях, но нисколько не скучавшая, я получила достаточно ткани, шерсти и ниток, чтобы с головой погрузиться в изготовление приданного для малыша. С молчаливого одобрения Хранительницы в доме появилась сделанная одним из охотников новая люлька, еще пахнущая свежевыструганными досками, и целый сундук всевозможных пеленок и рубашечек. И я постоянно заполняла его все новыми и новыми вещицами.

Мое возвращение было воспринято соплеменниками спокойно, но без особой радости. Хранительница объявила, что я жду ребенка от духа-Ворона, и для успешного разрешения от бремени спустилась в серединный мир под опеку мудрых женщин и своего бывшего рода. Но по глазам людей я видела, что мало кто поверил ей. В холодной дождливой погоде всем виделось предвестье новой Долгой Зимы, и мое появление в родном селенье лишь укрепляло их в этой мысли.

И болезненнее всего ощущалось отчуждение родной семьи. После самой первой встречи я почти не видела мать. Несколько раз она появлялась в доме Хранительницы и ненадолго составляла мне компанию за рукоделием. Но обе мы чувствовали неловкость. Мать, выдавшая замуж уже не одну дочь, совершенно не представляла, как вести себя с повзрослевшими детьми. А я и раньше не чувствовала с ней особой близости. Семьи старших братьев всегда были рядом с нами, я часто сидела с их детьми, помогала молодым женам по хозяйству. Но обе моих сестры покинули нас, а вести, которые мы получали от них, были редкими и скупыми на подробности.

Живы. Здоровы. Ждут первенца. Роды прошли тяжело. Мальчик.

Девочка.

Все, что матери было бы интересно знать обо мне, она видела сейчас своими глазами. А другие, более важные и глубокие вопросы она не решалась задать. И я не удерживала ее, когда она торопливо начинала собираться домой, окончив работу. Все, что я хотела знать о ее жизни, я тоже читала в ее усталых, с сетью новых морщинок глазах, скупых улыбках, чуть сгорбленной спине.

Отец, вернувшись с моря, тоже долго не решался зайти ко мне, но когда, наконец, собрался с духом, принес новую, свежевыделанную заячью шубку и целую горсть вырезанных из дерева зверушек.

— Это для малыша, — сказал он, отчего-то немного смущаясь.

Он несмело прикоснулся к моему животу широкой, теплой шершавой ладонью. Ребенок, откликаясь, толкнул его руку. На лице отца расцвела довольная, гордая улыбка.

— Как ты думаешь, кто родится? — он чуть погладил выпирающую пяточку.

— Мальчик, — привычно ответила я.

— Девочка, — тут же поправила Хранительница, хлопотавшая у стола в глубине дома.

Отец только усмехнулся в усы.

— Дедушка, ну надо же, — пробормотал он и неловко обнял меня.

*

Ходить с каждым днем становилось все тяжелее, а живот, казавшийся мне огромным, мешал выполнять большинство привычных дел. Боль пульсировала в нижней части спины, стоило мне сделать по дому хотя бы пару шагов. Сидеть и лежать было не легче. Малыш отчаянно пинался, словно хотел поскорее выбраться наружу, и я постоянно чувствовала то коленку, то локоть, то пяточку, нетерпеливо толкающие изнутри. А еще было страшно, очень страшно. Я изо всех сил гнала от себя мрачные мысли, представляя и представляя своего ребенка уже здесь, в моих объятиях. Накрывала ладонью чуть выступающий бугорок на животе и думала, что скоро смогу пощекотать эти маленькие ножки, пригладить черные волосики, поцеловать вздернутый нос. Эти мечтания, мысли о Курхе и размеренная работа — единственное, что отвлекало меня от ноющей поясницы, тошноты, несварения, отекших ног и прочих постоянных мучений и страхов. Поэтому большую часть дня я сидела, вязала или шила, послушно пила приготовленные отвары. И старалась, как могла, смотреть в грядущее с надеждой.

Аки, Айни, Хранительница — те, благодаря заботе которых я до сих пор была жива — каждый на свой лад предлагал мне свои варианты разрешения моих забот. Стоило ли выходить на связь с Курхом и возможно ли вообще это сделать. С кем мне оставаться после рождения ребенка, и где и как этого ребенка воспитывать. Чем обернется для серединного мира отсутствие подле духа-Ворона Зимней жены. Но с каждым днем, с каждым новым спором, привычно начинающимся между Айни и Хранительницей, стоило только завести речь о дальнейшей моей судьбе, я все отчетливее понимала, что настала пора самой принимать решения. В конце концов, это был мой муж.

Мой ребенок. Моя жизнь и мои чувства.

— Если до рождения ребенка Курх не вернется, я останусь здесь, — сказала я тихо. Волчица и старая женщина, ворчавшие друг на друга, разом замолкли и повернулись ко мне. — До тех пор, пока малыш не окрепнет, мне будет лучше среди людей. Потом… если будет нужно, я решу, куда нам идти дальше.

Они набросились на меня, в два голоса уверяя, что никуда не прогонят и не отпустят и всегда будут рады, если я…

— Если же я умру, — решилась я высказать все до конца, — пусть Аки и Айни станут малышу новыми родителями. А Хранительница примет его в обучение, когда подойдет срок. И я не хочу, чтобы кто-либо из вас препятствовал Курху, если он захочет увидеть ребенка.

Я тяжело дышала, словно бы со своим огромным животом в один прием взлетела на холм, где стоял дом Хранительницы. Последние фразы дались мне с особым трудом. Обе женщины переглянулись, на лицах их читалась отчаянная решимость.

— Мы не позволим тебе умереть, — наконец выговорила Айни.

*

Боль, резкая, словно скручивающая внутренности в тугой узел, застала врасплох, заставляя вцепиться в край стола, выронив только что собранные грязные тарелки. Я подняла на Хранительницу испуганный взгляд.

— Кажется, началось, — простонала я сквозь сжатые зубы.

Старая женщина, бросив все, засеменила ко мне. Быстро ощупала живот и успокоенно вьдохнула.

— Ещё не время, девочка, — она погладила меня по голове, пока я пыталась привести встревоженные мысли в порядок.

Последние несколько дней такое случалось все чаще и чаще, совершенно выматывая меня. Я мечтала лишь о том, чтобы все уже поскорее закончилось.

Хранительница молча собирала разбитые черепки. Малыш беспокойно ворочался внутри. Я гладила живот, стараясь успокоиться, и убеждала себя, что все будет хорошо.

"Никто не умрет. Не в этот раз", — кажется, так говорила Хранительница.

— Айрын, — я, наконец, решилась задать вопрос. — Вам что-то известно про других Зимних жен, помимо Уны? Что значило "не в этот раз"? Кто-то уже умирал…