Зимняя жена (СИ) - Яблонцева Валерия. Страница 30

Увидев выкопанную рядом с деревьями небольшую лунку, я недоуменно посмотрела на Курха.

— Твое деревце, — пояснил он. — То, которое ты привезла из серединного мира. Пожалуй, пришла пора его пересадить.

Курх был прав. Маленькое семечко, найденное в горсти промерзлой земли, обещало вырасти красивую тонкую березку. Но за всеми хлопотами, свалившимися на меня после рождения Литы, я совершенно забыла, что деревцу не место в тесном горшке.

Я собралась было метнуться к дому, но Курх остановил меня. Горшок уже стоял здесь, уютно устроившись между корнями одного из больших деревьев.

— Я подумал, что тебе захочется сделать это самой, — сказал Курх.

Мне стало немного неловко.

— Никогда раньше не сажала деревьев.

— Я знаю, моя Зимняя девочка, — добродушно усмехнулся Курх. — Я помогу.

Мы извлекли росток из горшка и, обхватив ладонями, осторожно опустили

в уже подготовленную лунку. Наши пальцы соприкасались, и от ощущения влажной прохладной земли и горячих рук мужа по телу пробегали теплые волны. Лита, отложив свои игрушки, подползла к краю шкуры и с интересом наблюдала за родителями.

— Вот так, отлично. А теперь добавим еще немного земли.

Маленькое деревце прекрасно устроилось рядом со своими собратьями. Я разровняла руками землю вокруг ростка, погладила тонкий ствол и крошечные зеленые листочки. Семечко, проросшее сквозь снег. Стойкий маленький росточек, переживший пору холодов, который станет однажды прекрасным могучим деревом. Я смотрела на него и думала о той любви, что мне удалось сохранить.

— Курх, я не ведь рассказывала тебе, как нашла его…

Курх накрыл мои перепачканные руки своими широкими ладонями.

— Вот увидишь, скоро твое маленькое деревце станет самым высоким в саду. Я поставлю тебе здесь лавку, если захочешь, чтобы ты могла отдыхать в тени, — в его словах звучало скрытое обещание.

Мы посидели рядом еще несколько мгновений, а потом Курх помог мне подняться.

— Есть еще кое-что, что я хотел бы тебе показать, — сказал он.

Кладовая, большая и полутемная, была одной из тех частей дома, которые

были вотчиной Курха. Я лишь изредка заглядывала сюда, когда надо было пополнить запас пряных трав для кухни или принести что-то по просьбе мужа. Еда хранилась в погребе, для домашней и кухонной утвари были выделены полки в доме, а ткани и своё рукоделие я хранила в сундуках с приданным. Кладовая казалась мне местом загадочным, неизвестным, но я нутром чувствовала, что Курх не одобрил бы любопытства. И я старалась не появляться здесь без нужды.

Сейчас же у меня появилась возможность как следует осмотреться. У стен ровными рядами стояли тяжелые сундуки и короба, лежали инструменты Курха. По стенам были развешаны пучки сушеных трав, распространявших лёгкий приятный запах. Пол был сравнительно чистым, пыли практически не было — значит, сам муж, хотя бы изредка, наводил здесь порядок.

Из угла между двух мешков сиротливо выглядывала деревянная голова оленя. Детская игрушка-качалка, для ребёнка чуть старше Литы. Я чуть было не попросила Курха вынести её в дом для дочки, но тут же прикусила язык. Запоздалое осознание, что это были за сундуки и короба, накрыло меня с головой.

Теперь я видела. Различала орнамент на сундуках, клановые символы. Это было приданное других Зимних жен, вещи, с которыми они жили, игрушки их детей, будущих Хранителей и Хранительниц.

Курх подошёл к одному из сундуков, распахнул крышку. Льняная рубашка, лежавшая на самом верху, была чуть примята, и по очертаниям складок я догадалась, что именно отсюда муж принёс мне шкатулку с драгоценными цветными нитями.

— Ты хотела узнать о Зимних женах, — голос Курха был тихий и немного печальный. — Вряд ли я могу подобрать лучшее место для своего рассказа.

Здесь все, что я сохранил после их ухода. Можешь приходить сюда в любое время, брать любую вещь. Родовые знаки, предметы обихода. Есть несколько рукописей, насколько я помню, я помогу тебе их найти, если захочешь. И задавай любые вопросы, какие сочтешь нужным.

Я вытащила из сундука рубашку, расправила, чтобы разглядеть узор мастерицы. Прекрасная нагрудная вышивка — ворон, раскинувший крылья, словно обнимая ворот — была сделана куда искуснее моей, но очень, очень напоминала ту, что я придумала для Курха, казалось, вечность назад. Я чуть улыбнулась, проводя пальцам по черным крыльям птицы, в которых поблескивали синие и зеленые нити-перья. Неудивительно, что моя вышивка невольно вызвала воспоминания о другой рубахе, другой Зимней жене.

Курх взял рубаху из моих рук.

— Ее делала Уна, мать Айрын, — сказал он. Взгляд его блуждал по полкам кладовой, он, казалось, был погружен в воспоминания. — Когда я взял ее в жены, ее мастерство уже было известно далеко за пределами рода. Она шутила, что, если б я не был духом-Вороном, никто и никогда не отдал бы мне такое сокровище. Ее вышивки ценились больше песцовых шкурок. Я, — он начал говорить, но осекся, смущенно отводя взгляд, словно бы не решаясь продолжить.

— Ты любил ее, — ровно произнесла я.

— Да.

Мне думалось, я должна ощутить укол ревности, но ничего такого не было. Я попыталась представить, какой она была, Уна из Нерок, прекрасная рукодельница и Зимняя жена. Вообразить ее, похожую на молодую Айрын, сидящую на крыльце и вглядывающуюся в яркие отблески в черных, цвета крыла ворона, волосах Курха. Мне было на удивление легко это сделать, словно картина далекого прошлого сама собой возникала в голове.

Я переходила от сундука к сундуку, извлекая все новые и новые вещи, а Курх рассказывал. Про молодую Куницу, которую он учил стрелять из лука.

Про маленькую хрупкую Медведицу, внешне совершенно не соответствующую тотему своего рода, зато приручившую его беров так, что они бегали за ней как верные псы. Про девушку из рода Форели, смеявшуюся так, словно ручеек журчал. Про множество других Зимних жен, которые прошли рука об руку с Зимним духом свой земной путь.

Курх говорил и говорил, и его негромкие слова будто бы вызывали к жизни образы женщин, молодых и старых, веселых, задумчивых, серьезных, храбрых и осторожных, хороших матерей, искусных мастериц. Тех, чья любовь на срок земной жизни согревала сердце духа-Ворона, даруя людям серединного мира Долгую Весну и Изобильное Лето. И, стоя посреди полутемной кладовой, околдованная голосом Курха, я чувствовала странную общность со всеми Зимними женами, что когда-либо жили здесь и, быть может, появятся после меня. Словно бы нас объединяло нечто большее, чем любовь к одному мужчине.

Я спросила об этом Курха.

— Не знаю, — чуть подумав, ответил муж. — Каждая была особенна по-своему. Но все они были обыкновенными людьми. После Весны, после жаркого Лета и недолгой Осени всегда приходила Зима.

Мы помолчали. Курх, казалось, вновь погрузился в воспоминания, окрашенный отсветом погребальных костров, а я думала о своем обещании, которое мысленно дала мужу и дочери.

— Скажи, кто-нибудь из них искал способ… остаться?

Курх задумчиво нахмурился.

— Нет. И да. Во всяком случае, это было довольно давно. Последний раз, когда я пытался вытащить свою жену из тумана между мирами, оставил мне эти шрамы, — Курх досадливо потер укушенный бок. — Думаю, не надо говорить, насколько успешной оказалась эта попытка.

— Аки, — Курх дернулся. Я говорила осторожно, зная отношение Зимнего духа к Волчьему Пастырю. Если Айни, помогающую нам, да и в целом в присутствии Курха сдерживающую свой острый язык, муж ещё как-то терпел, то на Аки его гостеприимство вряд ли распространялось. — Он сказал, что у меня цепкая душа. Необычная для человека.

— Аки, конечно, — буркнул Курх, но без особого раздражения. Видно было, что мои слова заставили его задуматься. — Ну если он так считает, то к этому стоит прислушаться. Он сказал это о той ночи, когда ты… когда родилась Лита? В тот раз я сумел тебя вытащить. Заставить услышать меня. Раньше… раньше мне даже этого не удавалось.

— Не только, — призналась я. — Он говорил и о том разе, когда я сбежала от него в туман. Аки сказал, что перед тем, как ты нашёл меня, он ненадолго потерял меня из виду. Он думал, что я пропаду, не смогу вернуться. Но я выжила.