У порога великой тайны - Ивин Михаил Ефимович. Страница 31

Фаминцын, передвигая свои чашечки с хламидомонадой и эвгленой то прямо на солнце, то в тень, дознался, что это не совсем так. И вообще само собой ничего не разъясняется. Наблюдая за водорослями, Фаминцын узнал, что они проявляют наибольшую жизнедеятельность при свете средней напряженности. На ярком солнечном свету и эвглена и хламидомонада неизменно скапливались у той стенки чашечки, которая умышленно была затенена ученым. Исследования последующих поколений ученых подтвердили: излишне яркий свет вреден для растений. Фаминцын выяснил также, что и эвглена и хламидомонада чувствуют себя лучше в воде, принесенной из луж, нежели в проточной воде.

Но этих наблюдений над двумя микроскопическими водорослями магистру показалось мало. Приехав как-то воскресным июньским утром в Петергоф, Андрей Сергеевич вместо того, чтобы влиться в нарядную толпу, гуляющую в парке возле всемирно известных фонтанов, отправился бродить по окрестностям. Он присматривался к ямам, рытвинам, лужам. Наконец нашел в неглубокой канаве то, что искал: зеленовато-бурые нити осциллятории.

Осциллятория принадлежит к сине-зеленым водорослям. Это самые простые из хлорофиллоносных растений.

Сто лет назад наука знала о сине-зеленых водорослях не все из того, что знаем теперь мы. Но Фаминцына интересовало только, как сине-зеленая водоросль осциллятория относится к свету, — так же, как эвглена и хламидомонада, или по-другому? И осциллятория своим поведением в чашечках на ярком свету и в тени показала: так же.

Фаминцын продолжал упорно накапливать факты, касающиеся отношения водорослей к свету. Но вот наступила осень.

Петербургская осень…

Октябрь. Косой, секущий дождь. Одинокая фигура в шинели с пелериной. Пролетка — верх поднят, извозчик нахохлился, как старая ворона. Ноябрь. Еще мрачнее. «Пелагея, зажгите лампу…» Глухое раздражение. Надо что-то придумать. У него в домашнем аквариуме с лета развивается спирогира — зеленая нитчатая водоросль.

Это та самая водоросль, которая нередко облепляет старые колеса водяных мельниц, подводные камни, сваи, вбитые в дно реки. Она образует главную массу зеленой тины в пресных водах. Если рассматривать нить спирогиры в микроскоп, то видишь узорную ленту, как бы расшитую двойной изумрудно-зеленой спиралью. Спираль и есть хроматофор, выполняющий у водорослей ту же роль, что хлорофилловое зерно у высших растений. Нить спирогиры слагается из крупных прозрачных клеток.

Фаминцыну хочется продолжать исследование спирогиры. Ее клеточки очень удобны для наблюдения, — можно долго следить за их жизнедеятельностью, не прибегая к препарированию, не нарушая целостности живой ткани. А когда работаешь с высшим растением, то приходится делать тончайшие срезы, чтобы разглядеть отдельную клетку. Но спирогира вот-вот погибнет в его домашнем аквариуме: приближается декабрь, когда светлого времени в Петербурге — около четырех часов в сутки.

А что, если попробовать?..

— Пелагея, купите в скобяной лавке лист белой жести.

Исполнив поручение, Пелагея убеждается, что у ее барина хорошие мужицкие руки. Вишь, как он — и раскроил жесть, и выгнул, и невесть какой колпак выстукал деревянным молотком.

Колпак понадобился Андрею Сергеевичу для самодельного фонаря. С помощью двух больших керосиновых ламп, помещенных внутрь колпака, двух рефлекторов и линзы магистр устроил довольно яркий светильник.

Теперь можно приступить к делу — к выращиванию растений при искусственном освещении. Никто до него не пробовал этим заниматься… Что же, тем лучше!

Фаминцын затемнил одну из комнат в своей квартире и зажег лампы. Но первые опыты, вероятно, из предосторожности, чтобы не погубить водоросли, которыми он дорожил, Андрей Сергеевич проделал над крессом — многолетним травянистым растением из крестоцветных (ему родственен однолетний кресс-салат).

Он направил свет своего фонаря на проростки кресса. Через два часа молодые растеньица пожухли. Фаминцын измерил температуру в фокусе рефлектора. Плюс тридцать пять градусов! Кресс просто сгорел. Андрей Сергеевич вертит свой фонарь и так и этак. Если отдалить растение от рефлектора, то света будет мало. Приблизить — кресс сгорит опять. В конце концов придумал: на пути тепловых лучей, губящих растение, поставил стеклянную ванночку с водой. Теперь температура возле кресса только на один — два градуса выше комнатной, и растения нормально развиваются.

(В XX веке ленинградские ученые развернут опыты по выращиванию растений целиком — от семени до семени — при искусственном свете. И с первых же шагов натолкнутся на то же препятствие, на которое натолкнулся их предтеча петербуржец Фаминцын: громадные лампы, теперь уже не керосиновые, а электрические, будут сжигать нежные проростки. И так же, как Фаминцыну, ленинградцам придется поместить между лампами и растениями стеклянные ванны с водой).

Наблюдения над крессом Фаминцын вел не только при полном ламповом свете. Он проследил, как развивается растение в оранжевых и в синих лучах.

После этого Фаминцын занялся спирогирой. Он продержал аквариум с водорослями в темноте до тех пор, пока у спирогиры не растворился весь имеющийся в ее клетках крахмал (новый крахмал без света образоваться не может). Затем он направил на аквариум свет своего фонаря.

Прошло полчаса. Андрей Сергеевич извлек несколько нитей спирогиры из аквариума и положил на предметное стекло микроскопа. Сомнений быть не могло: в клетках появился крахмал. Он все-таки проверил свое наблюдение йодной пробой. От йода водоросль потемнела — крахмал есть!

Лишь теперь он счел доказанным, что растения могут нормально развиваться и при искусственном освещении. Это было крупным научным открытием: при лампе растения способны так же усваивать углекислый газ воздуха, созидая органические вещества, как и при дневном свете; и процесс этот можно наблюдать под микроскопом. Хлорофиллу безразличен источник освещения, было бы достаточно света.

В ту зиму Фаминцын при свете лампы продолжал свои наблюдения над спирогирой еще долго. Он все больше убеждался, что водоросли позволяют вести тонкие наблюдения над жизнью растительной клетки. Все клетки водорослей содержат хлорофилл; эти растения не нуждаются ни в опорных тканях, ни в сосудах, проводящих питательные вещества сверху вниз и снизу вверх; каждая водорослевая клетка, усваивая на свету углерод, сама же и потребляет созидаемые ею органические вещества.

Вдумчиво изучая водоросли, Фаминцын разработал новый метод исследования растительной клетки, подхваченный мировой наукой. Спирогира, а за ней и другие водоросли, с легкой руки Фаминцына стали излюбленным объектом для наблюдений и экспериментов.

Фаминцын разработал метод искусственного выращивания водорослей с применением минеральных солей. Через столетие искусственная культура водорослей стала распространяться во многих странах.

Предугадывал ли он, что через столетие будут продавать огурцы и помидоры, выращенные при искусственном свете; что в середине XX века работы, посвященные водорослям будут публиковаться многими сотнями ежегодно; что об этих растениях, являющихся основными поставщиками органических веществ и кислорода на нашей планете, начнут говорить всерьез как о пище будущего; что водоросль будет одной из первых космических путешественниц?

В работах Фаминцына нет и намека на подобные предсказания. Он ведь был исследователь, а не оракул. Он не делал никаких выводов, не подкрепленных фактами. Он не раз заблуждался, и заблуждался жестоко, трагично, как мы увидим. Но и заблуждения его основывались на неверных выводах из опытов, поставленных им же самим непогрешимо.

Многие считали этого замкнутого, суховатого ученого мечтателем. Говорили про него, что он «человек — от финских хладных скал до пламенной Колхиды». Понимать это следует, видимо, так, как говорил бородатый студент в коридоре Петербургского университета: за чопорностью и сухостью ощущаешь внутренний жар, подлинный пламень души.