Тонкий лед (СИ) - Кольцова Оксана. Страница 12

— Вот приедут гости, — продолжал болтать Сайф, за почти два месяца восполнивший пробелы в знании франкского и теперь говоривший с Мейнардом на его наречии, — и, должно быть, скальды с ними! Может, странствующие, каких я не слышал. А если даже знакомые, они сочиняют новые песни. Эх, почему же я обделен поэтическим даром!

— Нельзя иметь все, — наставительно произнес Мейнард.

Сайф захохотал.

— И это раб говорит рабу! Да ты шутник.

— Всего лишь правда, друг мой, всего лишь правда.

— Ну, как бы там ни было, а я послушаю и выучу. Что же касается поэзии — все равно хотелось бы мне… В конце концов, юные девы падки на стихи…

— О каких девах ты говоришь? Ты сам сказал только что: мы рабы, а женщин они в рабство не берут. Кто даст тебе жениться, Сайф? К тому же, ты не их веры. Готов принять Одина как своего бога?

— Да кто же ведает, что будет дальше. Может, однажды я пойму, что именно к этому и вел меня Аллах… Пути его, как ты знаешь, не ведомы никому, но я слушаю его голос в моем сердце. — Сайф торжественно прижал ладонь к груди и тут же продолжил весьма легкомысленно: — Так вот, о девах. Когда приезжают поэты да певцы, девы очарованы. Ты же сам видел!

— Видел, — кивнул Мейнард. Тут сарацин прав: женщины всего мира падки на красивые слова.

— Может, напроситься в ученики к скальду? — задумчиво произнес Сайф. — И тогда, если у меня выйдет научиться, сердца женщин откроются предо мною, будто цветы поутру…

— Одно это звучит достаточно поэтично.

— Это не я придумал, — уныло сознался сарацин.

— Ты действительно мыслишь о женитьбе? — поинтересовался Мейнард серьезно. — Здесь?

— Возможно… Женщины тут — настоящий огонь, чего я не ожидал от северянок. Но я ни к одной не подступлюсь. Я раб, и это оскорбление. Но… А ты тоже об этом думаешь?

— Нет, — сказал Мейнард и тут же понял, что солгал.

Эта земля что-то делала с ним. Он так мало времени провел тут, неполных два месяца, однако уже ощущал себя более живым, чем за все время, проведенное в монастыре. А казалось, то было место духовное, способствующее очищению от суетных мыслей и обретению спокойствия…

— Хотя думаю, — добавил он, — конечно. Если бы все в моей жизни было иначе, я, может, женился бы уже. Пора…

— Вот я тебе о том и говорю.

Мейнард порадовался, что идущий позади Лука не понимает франкского и не слышит разговора. Иначе непременно бы прошипел что-то об искушении, которым неверные манят истинных христиан.

— Однако, тебе нельзя жениться, — продолжил Сайф, — ты монах. Хотя на твоем месте я бы через некоторое время позабыл об этом.

— А ты забыл об Аллахе?

— Нет. Прости, это было глупо.

Разговаривая, они дошли до дома Бейнира, и Мейнард обрадовался, увидев, что навстречу им идут дочь и сын вождя.

Удивительно, как у столь грозного воина получились такие добрые дети? Мейнард уже успел и с Тейтом познакомиться — мальчишка слушал его истории, раскрыв рот, и иногда приходил сам и просил рассказать вечером, звал в большой дом. Мейнард никогда не отказывался. Бейнир растил сына воином, однако у мальчика была добрая душа. Он жалел животных и птиц и охотился словно бы через силу. Когда-нибудь это изменится: ему править, и негоже быть таким добросердечным. Оставалось надеяться лишь, что эта мягкость переродится в справедливость, и Тейт станет таким вождем, о которых легенды слагают: сильным, но великодушным.

Альвдис же… Мейнард старался о ней не думать.

Сайф с его соблазнительными речами не понимал, как глубоко задевает струнки в душе своего приятеля. И хорошо, что не понимал; даже лучшему другу не всегда говорят о подобных вещах. Мейнарду нравилась дочь вождя, немного больше, чем это допустимо для раба, монаха или же просто человека, каким Мейнард являлся. Он не покривил душой, сказав о том, что если бы его жизнь пошла иначе, он уже женился бы. Но и тогда он, скорее всего, выбрал бы другую женщину, не такую, как Альвдис. Есть девушки, чью душу нельзя сильно ранить или задеть, любящие себя, свое отражение в зеркале или же состоятельность жениха, и вот такую Мейнард взял бы давным-давно в жены, чтоб ее ничем не задеть и не обидеть. Любить бы ее он не смог, да и способен ли он любить? Вряд ли… Но Альвдис относилась к тем женщинам, на которых он старался не смотреть. Она была истинной и искренней, живым огоньком, любопытной и открытой, настоящей. Ни за что он не рискнул бы так, опасаясь погубить эту чистую душу. Не он, ни за что и никогда.

Сейчас дети вождя шли навстречу, и Альвдис несла корзину.

— Стойте, — попросила она, и Сайф с Мейнардом остановились. — Мы идем в лес вон туда, — она указала на одну из гор. — Эгиль сказал мне, что ты ставил там силки вместе с ним, Мейнард, и велел пойти проверить их. Отправишься с нами? Мы хотим набрать ягод.

— Разве ещё есть ягоды? — удивился он.

— Кое-где сохранились. Так ты идешь?

— Да, госпожа. Только возьму сумку.

— Мы подождем тебя вон там, у начала тропы.

— Хорошо.

— Госпожа Альвдис выделяет тебя, — сказал Сайф, когда дети Бейнира отошли достаточно далеко, чтобы не слышать разговора (впрочем, все равно бы не поняли). — Это прекрасно.

— Чем же?

— Если будет благосклонна, то может попросить его освободить тебя быстрее, чем ты заработаешь себе на выкуп сам.

— А такое случалось? — Мейнард оглянулся на Альвдис и Тейта и, широко шагая, направился к рабскому дому; Сайф еле поспевал за ним. — Раньше, с другими?

— Да, говорят, кое-кого освободила ее мать, чье место потом заняла Далла. От этой особого милосердия не жди, но Альвдис другая. Если попросишь…

— Я ни о чем просить не буду, — прервал его Мейнард и, поймав недоумевающий взгляд, добавил уже мягче: — За себя — нет.

— Может, ты и верно мыслишь… К тому же, вряд ли госпожа Альвдис пробудет тут долго. Поговаривают, отец намерен выдать ее замуж этой зимой.

— Вот как, — пробормотал Мейнард. Он удивлялся, что сам не подумал об этом раньше. Конечно, дочка вождя заслуживает хорошего мужа. А ему, франку из диких земель, даже думать о ней не стоит.

ГЛАВА 6

В лесу пахло опавшей листвой и мокрой хвоей, и чувствовалось, что дожди эти — последние, и вот-вот ударят заморозки. Мейнард всегда хорошо угадывал перемену погоды и знал, что не пройдет и нескольких дней, как выпадет первый снег. Зря все-таки Ингольв решил ничего не делать больше сегодня, успеть бы крышу…

Но Мейнард не слишком огорчался. Пройтись по лесу вместе с красивой девушкой и ее братом — разве не лучше, чем до ночи обтесывать балки? К тому же Эгиль оказался прав, и в силки попалась кое-какая добыча. У пояса Мейнарда уже болталась пара кроликов, слегка отощавших к холодам, зато отрастивших более теплый мех. Все пригодится — и шкура, и мясо.

Тейт носился по округе, то пропадая в зарослях, то снова возникая на тропинке, словно лукавый эльф, о которых Мейнард слышал от ирландцев, но сам никогда не видел — ему после потребления вина эльфы не являлись, спал он в былые времена как убитый. А настоящие от франка спрячутся, ищи их еще.

Альвдис вела себя гораздо спокойнее, как и подобает благовоспитанной девушке, хотя Мейнарду казалось, что временами ей хочется сорваться и побежать рядом с братом. Бег — одна из степеней свободы, когда ты чувствуешь, что ещё силен, что быстр. Альвдис шла, иногда останавливаясь, заглядывала в потаенные уголки, замирала на крохотных полянах; Мейнард почти не следил за ней и все-таки знал, где она находится.

Молчание нарушили не сразу, и первой это сделала Альвдис. Она произнесла отстраненно и все-таки с некоторым любопытством:

— Где ты научился так хорошо ходить по лесу?

Мейнард отвел от лица ветвь клёна с ещё сохранившимися на ней огненными листьями.

— Там, где вырос, на землях франков, — объяснил он. — Мой отец часто брал меня в лес. Мы ходили по нему целыми днями, иногда задерживаясь на ночь. Тогда я и научился слушать то, что говорит природа.