Тонкий лед (СИ) - Кольцова Оксана. Страница 25

Далла, кстати, узнав вчера, что над ее падчерицей едва не совершили насилие, тут же Альвдис обняла, чем удивила и растрогала девушку. И хотя позже, за ужином, Далла больше не выказала никаких особых чувств, все равно осталось ощущение, будто между ними что-то изменилось. Сейчас Альвдис села рядом с мачехой, и та коротко улыбнулась ей. С другой стороны от Даллы пристроился молчаливый Тейт. Все правильно, это будущий вождь тоже должен знать — как решать такие вопросы.

— Ну, так, — произнес Бейнир, едва девушка заняла свое место, — все уже знают, что случилось вчера, и все своими глазами видели, что сделал раб Мейнард. Он защитил мою дочь от человека, поправшего все законы гостеприимства!

— Это потому, что твоя дочь отказала, — весело произнес один из гостей, седоволосый Торлейв. Он был среди присутствующих самым старшим. — Все мы слышали об этом, Хродвальд не стал молчать, а уж его дружинники и подавно! Он желал твою дочь в жены, но та не желала, с моим сыном танцевала. — Он кивнул на молодого парня, с которым Альвдис «ломала кольцо» позавчера — а кажется, так давно…

— Верно ты сказал, Торлейв, сын Хальфдана. Мы не захотели Хродвальда в мужья Альвдис. Но это не означает, что нужно идти против законов, которые дали нам боги, и похищать девушку силой. Ты знаешь, что это означает. Он бы сделал ее своей наложницей, и честь Альвдис была бы утрачена навеки. — Бейнир был неумолим. В таких вещах с ним договориться было невозможно. — А потому Хродвальд Черный смерть заслужил!

— Конечно, заслужил, кто же с этим спорит, — сказал другой гость, Игур Скворец, невысокий востроглазый человек. Он Альвдис нравился, и жена его, которая приехала с ним, тоже. — Только говорим мы не об этом. Хродвальд свою землю сам захватил у старого Эрна много лет назад, и семьи у Черного не было, так кому владения достанутся?

Собрание зашумело.

— Нужно поделить!

— На погребение отложить, как по обычаю!

— Тихо! — гаркнул Бейнир, и все замолчали. Отец в окрестностях владел самым большим числом кораблей и земель, и потому его слушали всегда, его слово в любом случае решающее — именно ему и было нанесено оскорбление. — Обычай к предателям не относится. Закопаем, как собаку, на склоне, в могилу опустим только то, что на нем было — на то не позаримся. Остальное же… Там земля, один «дракон», один кнорр, деревня, пахотные наделы. Рабов у него было мало, а вот свободные люди там селились, конечно. Им новый хозяин нужен.

Собравшиеся молчали, никто не решался заговорить первым. Альвдис положила руки на колени и сцепила пальцы. Кусок земли — богатая добыча, и никто не отказался бы от нее. Только владения остальных лежали дальше и не соприкасались с землями Хродгальда, а владения Бейнира соприкасались. По всему выходит, что тот, кому было нанесено оскорбление, и должен заполучить имущество. Однако, видимо, втайне собравшиеся надеялись, что понемногу достанется всем.

Заговорил, наконец, седовласый Торлейв:

— Тут ведь как судить надо… по справедливости, Бейнир Мохнатый.

— Я по справедливости и хочу. Хватит уже богов гневить. Только в чем она, та самая справедливость?

— А ты древний закон вспомни, — посоветовал Торлейв.

— Это какой же? — Законов у северян хватало на все случаи жизни, и даже Альвдис, которая всегда интересовалась этим, не понимала, о чем сейчас говорит старик.

— Закон таков, и действует он до сих пор: кто поймал подлеца и предателя за недостойным деянием и справедливо его наказал, тот имущество его и наследует. Обычно часть семье все-таки отходит, но у Хродвальда семьи нет. Значит, победителю.

— А убил его раб, — негромко проговорил Эгиль. Торлейв воздел палец вверх.

— Так-то оно так. Да подумать все же надо. Раб, он вроде тебе принадлежит, Бейнир, и получается, что твой человек Хродвальда убил. И все же… Этот Мейнард, кем он был, когда его пленили?

— Монахом, — сказал Тинд, ходивший вместе с отцом в тот поход и видевший все, что там произошло. — Он вышел нам навстречу, когда все было уже почти кончено. И я вот сомневался, что блаженный кого-то убивал, а сейчас думаю — не он ли положил большинство наших воинов…

— Если и он, так это подвиг, а не преступление, — заметил Игур Скворец, и все согласно закивали. Бейнир выглядел хмуро. — Великий воин, из какого бы он ни пришел народа, остается великим.

— Ты таким полагаешь этого Мейнарда, Скворец? — иронически спросил кто-то из дружинников. — Раба?

— До того, как стать рабом, он, как говорят, был монахом, — не согласился Игур, — а до того учился где-то воинскому искусству, и овладел им так хорошо, что убил вчера десятерых. Кто из вас, насмешники, может похвастаться тем же самым?

Дружинники недовольно загудели, однако против никто не высказывался больше.

— Где он, этот великий воин? — спросил Торлейв. — Поговорить бы с ним.

Взоры обратились к Альвдис. Та вздохнула:

— Он в бреду и никого не узнает. Может, ему станет лучше к вечеру. — Она надеялась на это, но помнила, как долго выздоравливал чужак в прошлый раз.

— Тогда без него станем решать, — сказал Бейнир. — Хорошо, давай о справедливости поговорим, Торлейв. Значит, кто убил предателя, тот его землю и получит?

— Так гласит древний закон. Нарушить его — снова оскорбить богов, Бейнир. А ты сам сказал, что в этом году и так едва не испил чашу их терпения.

— Но не могу же я отдать землю рабу.

— Так освободи его, — сказал Торлейв беспечно.

Повисла тишина, некоторое время слышно было только, как потрескивает в очаге упорное бревно.

— Ты хочешь, чтобы я сделал раба свободным и даровал ему землю, которую не каждому из моих воинов мог бы пожаловать?

— Посмотри так, Бейнир Мохнатый. — Торлейв пользовался авторитетом, и его слушали. — Ты не хочешь гневить богов. Разве тебе не ясна их воля? Я, конечно, толкователь неважный, но тут все кажется очевидным. Или желаешь выйти на судилище, созвать тинг и при всех решать, что делать? Это твое право. Но что скажут твои люди — как наградить человека, спасшего дочь их вождя и убившего предателя, убившего воинов предателя, человека, подвиг совершившего? Хуже было бы только, если б Хродвальд меч обнажил внутри священного союза (Священный союз, Vеbоnd, — ограда из камней, окружавшая святилище, посвященное богам. Осквернить его считалось наистрашнейшим преступлением, и обнажать оружие там было строго запрещено. — Прим. автора) да там попытался твою дочку похитить. Тогда, впрочем, его бы сами боги покарали сразу же. Такое не прощается. Но и то, что Хродвальд Черный сделал, простить нельзя. Боги охраняли твою дочь, Бейнир, и если они избрали своим орудием этого франка — что ж, по мне, так очевидно все. Их воля, их закон.

— А может ли монах владеть таким имуществом? — спросил Эгиль. — Он не верит в наших богов.

— Если победитель не захочет принять такой дар, тогда вождь решит снова, и решит по справедливости. — У Торлейва, кажется, на все был заготовлен ответ. — Нашим богам нет дела до его Бога, и нам нет, мы для себя это решаем. А?

Внезапно Альвдис поняла, что делает Торлейв. Мудрый старик пытался предотвратить ссору из-за внезапно оказавшихся ничейными земель. Если бы Бейнир победил Хродвальда, тогда никаких разговоров бы не велось; но отец не имел к этому случаю никакого отношения, кроме того, что произошло это с его дочерью и на его земле. Если поделить добычу как-то по-иному, то могут и споры начаться, и ссора возникнуть. Только разругаться с соседями сейчас и не хватало! Альвдис благодарно посмотрела на Торлейва, и тот незаметно подмигнул ей.

Бейнир, видимо, тоже сообразил, куда клонит старик. Ссориться никому не хотелось, даже отцу; а возможно, он так рассудил потому, что последний поход оказался очень удачным. Если тебе самому повезло, несложно проявить щедрость.

— В твоих словах много справедливости, Торлейв. Что же, ты говоришь верно. Я и так должен бы освободить этого раба после того, что он совершил; пусть же отныне считается свободным человеком, и владения Хродвальда будут его.