Вдовий мыс - Чизмар Ричард. Страница 4
По свидетельству шурина Коллинза и остальных двух выживших игроков — Джошуа Темпе, счетовода, и Дональда Гарланда, рыбака, — вечер 4 сентября проходил вполне типично для их посиделок. Коллинз и Темпе перебрали с выпивкой и играли небрежно, а их голоса по ходу вечера звучали все более громко и невнятно. Шурин, с другой стороны, переел арахиса и острого вяленого мяса, после чего, как обычно, вызвал немало жалоб ввиду своего столь же острого метеоризма. О’Лири был привычно спокоен и любезен весь вечер, и если относительно него и можно было сделать какое-либо наблюдение, то оно, по единодушному признанию остальных, состояло в том, что всю вторую
половину игры О’Лири сопутствовало несказанное везение.
К концу вечера, когда было уже чуть за полночь, подавляющее большинство монет, находившихся на столе, было собрано рядом с О’Лири, тогда как вторым, с крупным отставанием, закончил много ворчавший Дональд Гарланд. Мужчины надели пальто, пожелали друг другу спокойной ночи, медленно и неуверенно спустились по винтовой лестнице и разошлись по домам.
Все, кроме Джозефа О’Лири.
Добравшись до своей съемной квартиры на Уэстбери-авеню, О’Лири отправился прямиком за кухонный стол, где больше часа сочинял ныне известное, бессвязно написанное письмо, в котором объяснил, что ранее этим вечером, когда во время перерыва в игре зашел в туалет, он испытал тревожное — хотя и, как он признался, волнующее и раскрепощающее — сверхъестественное воздействие.
В 1933 году, чтобы облегчиться на маяке Вдовьего мыса, нужно было спуститься в то место, которое довольно грубо, но емко именовалось сральником. Стоило человеку оказаться в этом уединенном и тускло освещенном месте, у него сразу появлялось желание закончить свое дело как можно скорее, потому что обстановка там была весьма жуткая и оно явно не предусматривало никакого комфорта.
И именно там, в этом сральнике, как утверждал О’Лири, ему явился призрак прекрасной девушки. Она предстала перед ним в развевающемся белом халате, сперва испугав своим бестелесным шепотом, но затем соблазнив словами и объятиями.
К игре О’Лири вернулся, пребывая в оцепенении. В письме он признавался, что ему казалось, будто все это было сном.
Но было ли то во сне или наяву, как только О’Лири закончил письмо, он встал из-за стола, взял самый тяжелый молот из своего инструментария и вернулся на маяк Вдовьего мыса, где ранее намеренно не запер за собой дверь, как это делалось обычно. Затем поднялся по двумстам шестидесяти восьми ступеням — и забил каждого члена семьи насмерть, пока те лежали у себя в постелях.
Завершив бойню, он вышел на мостик — возможно, чтобы увидеться со своей бестелесной возлюбленной, сообщить ей, что выполнил задание, которое она ему поручила, — и, перелезши через железное ограждение, просто вышел в беззвездную ночь.
Рано утром тело О’Лири нашел местный рыбак: оно разбилось о каменистую землю. Вскоре после этого прибыли представители властей и обнаружили еще более страшную сцену, что развернулась внутри маяка. Голосовая запись #4Б 21:41, пятница, 11 июля 2017 г.
Полагаю, в свете неисправности камеры мне следует вкратце описать мою обстановку на маяке Вдовьего мыса. Не только чтобы мои потенциальные слушатели смогли составить точную картину у себя в голове, но и чтобы я сам смог сделать это в дальнейшем, когда засяду писать книгу.
Представьте, если хотите, трехэтажное строение, которое ждет вас наверху длинной извилистой лестницы маяка Вдовьего мыса. Много лет назад, когда маяк еще действовал, лестница выходила сначала в место, которое называлось жилой зоной. Это было на удивление большое и уютное пространство, которое обычно делилось на хозяйскую спальню, вторую спальню, поменьше, гостиную и рабочую кухню, где стоял узкий обеденный столик.
Но все эти удобства с маяка давно убрали, и теперь здесь остались только захламленные складские помещения, причем самого отвратительного толка. Почти каждый квадратный фут на этом уровне занимают заплесневелые картонные коробки, набитые крошащимися книгами и газетами, штабели гниющих бревен и ржавых металлических прутьев, стародавние, тоже проржавевшие коробки передач размером с автомобильные шины, пустые прогнившие бочки из-под горючего и запыленная, развалившаяся мебель рубежа веков. Но пугает из этого больше всего, пожалуй, кучка затянутых плесенью рук и ног манекенов, которая свалена в темном углу. Что она здесь делает, я даже вообразить себе не могу. Ах да, и еще одна последняя нотка тревоги: здесь гнездятся крысы, я в этом совершенно уверен.
Ладно, поднимаемся выше. На следующем уровне, в месте, которое обычно называется смотровой или зоной обслуживания, где хранилось горючее и другие припасы и где смотритель маяка зачастую нес вахту, мне и предстоит провести следующие три ночи. Эту комнату единственную пусть и расчистили от большей части мусора, но вид у нее такой, что не скажешь, чтобы было заметно, будто ее хоть раз убирали за последнее столетие. Деревянный пол затянут неприятной пленкой из пыли и грязи и усеян крысиным пометом. Огромные завесы паутины украшают стены и окутывают разбросанные предметы старой мебели. С места, где я сейчас стою, если посмотреть направо, видно антикварный комод, который в приемлемом состоянии потянул бы на пятизначную сумму. Рядом с ним, на полу, лежит мой спальный мешок, рюкзак и прочие принадлежности. Если я посмотрю налево, то увижу кофейный столик, под искривленной столешницей которого, возможно, еще копошится жизнь. Позади него, на стене, кто-то из прежних посетителей маяка вырезал свои инициалы на одной из опорных балок: Д. К. Мне остается только гадать: кем был этот Д. К. — мужчиной? женщиной? ребенком? Было ли ему хорошо здесь, на маяке Вдовьего мыса? Или, может, было страшно?
И наконец, если я посмотрю прямо перед собой, в глубокие тени, которые тянутся к дальнему концу комнаты, то увижу темную зияющую пасть лестницы.
Пройдя по последнему ее отрезку на самый высокий уровень маяка, я окажусь в застекленной световой комнате. Вокруг нее тянется печально известный мостик, где случилось столь много необъяснимых и трагических событий. Сделанная из чугуна, эта высокая галерея, как говорят, открывает самый прекрасный вид на океан во всей Новой Шотландии, а то и на всем Восточном побережье.
И на этой соблазнительной подробности, леди и джентльмены, наш тур по маяку Вдовьего мыса завершается.
Уже поздно, и у меня слипаются глаза. Я довольно устал после всего, что сделал за день, поэтому желаю вам спокойной ночи и приятных сновидений. Сам же молюсь, чтобы мой сон прошел без помех, потому что завтра нужно рано вставать. Впереди ждет много интересного.
(Невнятно.)
Не могу. Не хочу. Они… мои друзья. Голосовая запись #7Б
Доброе утро, и какое же оно прекрасное, это утро!
И если для человека, который провел ночь на грязном, заброшенном и, согласно бытующему мнению, проклятом маяке, по голосу я кажусь радостным и отдохнувшим, то это потому, что так оно и есть. Я действительно радостный и отдохнувший.
Да, поверьте, друзья, я сам удивлен не меньше вашего.
Началась моя ночь не самым многообещающим образом. Я хоть и влез в спальный мешок и погасил лампу в начале двенадцатого, уснуть не мог как минимум до половины первого. Почему? Точно не знаю. Может, от возбуждения. Может, от тревоги. Или же виной всему неожиданно холодный пол, который я ощущал костями даже сквозь дорогущий спальник. Я и сейчас в воздухе чувствую липкий холодок.
Все это время я лежал и слушал, как маяк нашептывал свои тайны, и в моем истощенном мозгу эхом отражалась единственная мысль: что я надеюсь здесь найти?
Этот вопрос мне задавали множество раз, пока я готовился к приключению: мистер Рональд Паркер, мой литературный агент, даже бывшая жена, — список можно продолжать, — и мне ни разу не удавалось найти ответ, который хоть сколько-нибудь отражал бы действительность.