Волшебное зеркало Тимеи (СИ) - Кроткова Изабелла. Страница 41

В своем бесцельном блуждании по коридору и мрачных раздумьях я и впрямь пропустила это удивительное явление…

— Июнь! — пискнул Ксавье.

— Июнь?! — ахнула я.

— Да, и причем самый конец! — Ксавье произнес это так испуганно, словно в последний день июня его должны были вздернуть на виселице.

— До встречи! — последние слова Рене бросил резко и грубо, взмахнул плащом и вышел из палаты. Сопровождающие засеменили за ним.

Не успела дверь захлопнуться, как приоткрылась вновь.

— Мари, — стеклянным голосом возвестила, просунув голову в щель, Лизхен, — поднимись наверх, к Зое Пилла, и возьми у нее подарки для наших артистов из России. Они прибудут через двадцать минут. И пошевеливайся!

С некоторых пор грубоватая Лизхен по примеру Бернадет стала обращаться ко мне на «ты». Наверно, еще немного, и она ударила бы меня под зад, чтобы я поспешила. Но я не стала спешить. Я спокойно, как автомат, встала с постели и медленно прошла мимо Лизхен к лестнице второго этажа.

Я не чувствовала своей души. На ее месте было черное выжженное пятно.

ГЛАВА 42

— Возьми вот эти душистые розы, — проскрипела седовласая дама, протягивая вместо душистых роз колючие искусственные цветы. — Я сама изготовила их — из проволоки, бархата и шелка!

Она явно ждала восхищения с моей стороны. Но я смотрела на нее так, как некогда смотрели на меня Таналь и Мишель — ледяным взглядом, проходящим сквозь нее и ее творение — и ничто не могло бы вызвать у меня чувств, которых она ожидала.

— И колючки совсем как настоящие! Ведь правда, они как настоящие? Скажи, Франц? — не дождавшись моего одобрения, Зоя обернулась на играющих в шахматы мужчин.

Франц оглушительно каркнул.

— А это сделал Артур, — Зоя вновь повернулась ко мне, лицо ее стало недовольным и хмурым. Она выжидательно протянула мне шуршащий пакет. — Это портрет Бернадет.

Я молча взяла дары. Увидев, что даже портрет Бернадет не вызвал у меня восторга, Зоя хмыкнула и, вздернув нос, зашагала к своему креслу, не удостоив меня более ни словом.

Артур, чей нос со времени моего первого посещения стал еще больше напоминать клюв, сморщил его и заносчиво отвернулся.

Прижав пакет и цветы к груди, я опрометью кинулась вниз. Только бы не видеть больше их клювов, их перистых рук… Не слышать гортанных птичьих звуков…

Впервые в жизни я боялась по-настоящему сойти с ума.

Устремилась по лестнице, потом по разбитому коридору, видя, как приближается ко мне наглухо зарешеченное окно, сквозь которое медленно и тягуче сочится тусклый солнечный свет…

Засмотревшись на этот свет, падающий на пол причудливыми пятнами, я с размаху влетела растоптанным тапком в порог своей палаты. Тапок, завертевшись волчком, отлетел в угол, а я перелетела через порог, уронив пакет и больно оцарапав руку краем рамы портрета Бернадет.

Из глубокой царапины хлынула кровь.

С трудом опершись рукой о пол, я попыталась встать. Посмотрела на царапину. И вдруг… Что это?.. Прямо на глазах она начала заживать. Кровь моментально подсохла, и ранка затянулась буквально в мгновение ока.

Боль сразу прошла, и я увидела, как на месте царапины появляется свежая кожа.

Но это было еще не все.

Мое кольцо… Оно вдруг покрылось сетью трещин и чуть повернулось на пальце…

Сидя на полу, я была не в силах оторвать взгляда от увиденного, когда вдруг заметила, что одежда стала сыроватой.

Так вот почему я споткнулась! Мокрый пол! Рене приказал Лизхен вымыть его, пока я получала от обитателей сумасшедшего дома подарки для артистов. Вымыть пол, чтобы мне не удалось воспользоваться чудесной мазью, пролившейся из тюбика!

Я внимательно вгляделась в блестящие от влаги доски. Пошарила ладонью, цепляясь кольцом за неровности, но, увы — больше мази не осталось ни капельки. И обручальное кольцо, хотя и было покрыто трещинками, все еще очень плотно сидело на пальце.

Внезапное озарение коснулось моего мозга.

Стена!

Мазь должна остаться на стене!

Я подняла голову… Надеюсь, Лизхен не очень ответственна… Так и есть! На стене, прямо над кроватью, темнел жирноватый след, заканчивающийся застывающей каплей. Вскочив с пола, я, как безумная, взобралась на постель и начала ожесточенно водить кольцом по этому следу, чувствуя, как оно пропитывается остатками волшебной жидкости.

В своем остервенении я не ощущала времени, так необъятно было желание избавиться от мучительного груза! И оторвалась от своего занятия только когда заломило костяшки пальцев. Тогда я словно очнулась и поднесла ладонь к глазам.

Кольца на ней не было.

Оно исчезло!!!

В мою выжженную, вытоптанную душу хлынули чувства — захлестнули водопадом, перелились через край. Чтобы не расплескать их, не выкричать ненароком, я упала лицом в подушку, рыдая и смеясь.

Неужели я свободна от него?! От тяжелого золотого ободка, несущего лишь страдание и боль? Неужели, наконец?..

Неожиданно нос уткнулся во что-то острое.

Похоже, там что-то лежит…

Я еще раз взглянула на освобожденную руку, веря и не веря… Потом засунула ее под подушку. Там действительно что-то было…

Я извлекла предмет наружу, но от слез радости, застилавших глаза, никак не могла его рассмотреть.

Наконец, мне это удалось.

На моей ладони лежал длинный ключ на железном колечке. К колечку была прикреплена записка.

«Не тревожьтесь, Мари! Со мной все будет в порядке. Марсель передал мне сигнал опасности, и я ушла. Этот ключ — от чулана в левом крыле первого этажа. Там, в ячейке 76, вы найдете свои вещи. Желаю успеха! Надеюсь, еще увидимся. Хлоя».

Едва я успела сунуть ключ обратно под подушку, как дверь распахнулась, и вошла Железная Бернадет.

— Долго ты еще будешь здесь возлежать, мадам Валлин?

Не дожидаясь ответа, она поставила на стол тарелку с яблоком.

— Автобус с артистами уже подъехал. Ты у нас новенькая, поэтому именно тебе и быть на побегушках. Это не во дворце с кавалерами танцевать!

Интонации ее короткой речи были презрительными и насмешливыми.

В довершение сказанного, видимо, решив, что недостаточно уколола меня, Бернадет грубо пнула пакет с собственным портретом, все еще валявшийся на полу.

— Иду, фрау Бернадет, — смиренно произнесла я, вытирая слезы и приподнимаясь с постели.

Подождав немного, пока шаги заведующей затихнут в коридоре, я подобрала пакет и выглянула из палаты.

— Сегодня к нам приехали артисты с концертом! — преувеличенно бодро восклицала на вахте Лизхен, обращаясь к столпившимся на втором этаже пациентам.

В ответ раздалось знакомое карканье Франца и птичий щебет худенькой белесой женщины.

Увидев меня, Лизхен произнесла сердито:

— Мари! Ты задерживаешь мероприятие. Беги к автобусу, он за оградой, неподалеку от входа. Я сказала Гансу, он пропустит тебя.

Похоже, от нее не укрылось мое тревожное состояние, потому что она внимательно прощупала меня взглядом. Мне стало не по себе.

— Что с тобой? Может быть, сделать укол? — подозрительно спросила сотрудница.

— Спасибо, Лизхен, все хорошо. — Я сжала кулаки, чтобы голос не дрожал.

Лизхен кивнула.

Взяв увесистый пакет, я вышла из корпуса и направилась к автобусу, стоящему за обшарпанной каменной стеной. Охранник проводил меня до ворот и указал направление.

Из автобуса слышались чьи-то громкие пререкания.

— Ой, я не могу влезть в свой сарафан, Наталья Сергеевна! Я ведь вам уже говорила!

— Но это ведь твой костюм, Ира! Кто же виноват, что ты так поправилась? Где мы возьмем тебе другой сарафан?

— А можно я попробую костюм Лены? Она заболела, а костюм вон, на вешалке, девчонки впопыхах захватили.

— Ну, попробуй, может, повезет! — усмехнулась собеседница.

Я поднялась на ступеньки автобуса и увидела строгую даму лет пятидесяти, критически осматривающую девушку, которая раздраженно стаскивала с себя длинный яркий сарафан с золотистой полосой посередине.