Осколки (СИ) - Загорская Наташа. Страница 96

И вот, в братце королевском тоже…

В роду АшЛарани магов не было. По крайней мере, о них никто никогда не слышал. А такое скрыть было бы сложно. Невозможно даже. Королевский род у всех на виду. И герцог с детства под надзором сотен глаз и предки его. Так что, если бы был среди них маг, о том бы уже знали.

Сложно все. Сложно и не понятно. Кристиана бы сюда. Он маг. С рождения во всем этом завязан. Эксперименты свои проводит, книжки читает, хроники древние, записи рода своего. Умный он. И если не все знает, так многое. Но выдавать друга, брата почти, Рейджен не стал. Рассказать-то он графу расскажет, а дальше… Дальше пусть все эти маги доморощенные сами разбираются. Не его это дело. Ему бы отсюда вырваться и Анну забрать. А там… там оно видно будет. Он для себя уже все решил, осталось только исполнить.

— Прикажите вознице остановиться, — тихо произнес Рейджен, но герцог его услышал. Сверкнул прозрачными глазами своими, и уже было собрался что-то сказать, но Рейджен его перебил: — Не поможет. Вы меня удержать не сможете, а вредить брату короля я не имею ни малейшего желания. Заказ выполнен, а больше нам с вами делить нечего. С магией я не помогу, сам с ней не справляюсь. Ищите потомков, тех, в ком сила эта с рождения была, кто умеет с ней управляться. А не найдете… так что ж, пусть все остается как есть.

Герцог прищурился. В нем шла борьба. Отпустить того, кто так много знает? Рискованно. А задержать как?

Рейджен решил за него. Потянулся, распахнул дверь. Вдоль обочины мелькали стволы деревьев, редкий кустарник. Прыгать рискованно, а как иначе.

— Не ищите меня, — произнес он, оборачиваясь к герцогу, — я — Ветер, меня нельзя поймать и удержать тоже.

Приземление было жестким, во время падения, он ударился плечом и подвернул ногу, но это были мелочи. Заказ выполнен, он больше ничего не должен Марату. А герцог… сам разберется.

У него же осталось впереди еще одно дело.

Марат. Но прежде, все же Анна. Сначала найти ее. Вызволить, увезти в безопасное место. Оградить от опасности.

А все остальное потом.

Еще и магия эта, будь она неладна. Сколько времени уйдет на то, чтобы взять под контроль силу, которая ему никогда не была нужна, о которой он не просил. Но в одном, Кристиан прав — оставлять все вот так нельзя. И если нет возможности избавиться от нежелательного подарка, то лучше сделать так, чтобы он приносил пользу.

Анна ждала. Смотрела в окно, на распускающиеся деревья, на землю, отошедшую от зимнего сна и укрытую нежно-изумрудным травяным ковром. На первые весенние цветы, поражающие нежностью красок. На яркое небо и плывущие по нему белые пушистые облака. И ждала. Уже давно. Она не считала дни. Зачем? Они все равно слились в сплошной поток из бессонных ночей и безрадостных дней.

Одиночество.

И грусть.

Мысли, что толпились в голове. И не давали покоя. И сердце щемило. Каждый раз. А вот страха не было. Только ожидание.

Первые дни, проведенные в заточении в этом странном доме, она, словно тигрица в клетке, металась из угла в угол. Плакала, кричала, требовала отпустить ее, выпустить… грозилась, что сотворит что-нибудь с собой или еще с кем-нибудь. Ее никто не слушал. Странная шиисса в мужском костюме, назвавшаяся Лейей, появлялась, как и обещала, несколько раз в сутки, в разное время, хмыкала, кривила губы, дерзила даже, но на вопросы не отвечала и ничего не говорила относительно того, как долго еще Анне сидеть взаперти. Повторяла только, что когда придет время, все закончится.

Потом Анна успокоилась. Не смирилась, но поняла, что все бесполезно. Никто не придет на ее крики, никто не поможет, не отопрется засов на ее темнице. Она затаилась и стала ждать.

Чего?

Или кого?

Она ждала Рейджена. Была уверена, что он придет за ней. Спасет, выпустит из этой золоченой клетки и все будет… как? Как раньше? Или иначе?

Анна не знала, и пыталась не загадывать.

Что толку?

Пусть бы только все это закончилось. Пусть бы… Только бы увидеть его, обнять, прижаться всем телом. И больше ей ничего не нужно. Больше она ничего не желает. Только пусть он придет. Пусть придет… пусть…

А он все не шел. Уже сошли снега, и солнце вовсю пригревало землю. На деревьях зазеленели молодые, клейкие еще, листочки. Земля в саду просохла. В сад этот Анну стали выпускать почти ежедневно, если позволяла погода. Под надзором, конечно, но все ж таки, хоть какое-то разнообразие.

Сначала, она думала сбежать. Бродила по дорожкам, крутила головой во все стороны, пытаясь понять, где находится, рассмотреть пути на свободу. Да без толку. Высокая каменная стена окружала небольшой пятачок, называемый здесь садом. Высокая стена, за которую не было никакой возможности заглянуть.

А ее стерегли. Хорошо стерегли. Не было никакой возможности вырваться из-под надзора.

И прогулки не приносили удовольствия, только еще больше тревожили мятежную душу. Хотелось стать сильной. И смелой. Бесстрашной. Броситься на своих тюремщиков, раскидать их в стороны и сбежать. Только вот все это в мечтах. А на деле… На деле Анна так не могла. Она была слабой. Беспомощной. Она никогда не умела выживать. И бороться тоже не умела. И потому ей оставалось только смириться и ждать. Молиться, чтобы ожидания ее не были напрасными.

А если он не придет? Если… ему помешают или… он не захочет? Как быть? Что делать ей тогда? Что сделают с ней?

Об этом Анна старалась не думать. Гнала от себя мятежные мысли и снова и снова уговаривала себя подождать.

Ее не обижали и не глумились. Кормить не забывали и одежду доставили. Книги вот… Раньше Анна любила читать любовные романы или о приключениях, или вот баллады еще. Но теперь это не приносило ей удовольствия. Она не могла вникнуть в смысл прочитанных слов, не видела их или забывала почти сразу же. И вышивать пробовала, да только не ложились стежки, не складывался узор. Все валилось из рук. И она еще больше себя накручивала. И спать почти перестала. Все чудилось ей в темноте ночной, что кто-то проникает в ее покои, крадется тихо-тихо, ступает осторожно, чтобы не нарушить чуткий сон ее, склоняется над кроватью и…

Она открывала глаза, готовая закричать так громко, как только может, но не было никого. Никогда никого не было. Никто не приходил.

И Рейджен… Рейджен тоже не шел.

— Вот глупая гусыня, — твердила она сама себе. — Зачем ждешь? Разве ж он обязан? И так спасал и помогал и возился с тобой, как с несмышленышем. А чем ты отплатила? Зачем ждешь? Почему надеешься, глупая?

Но как не пыталась она уговорить себя, как не гнала от себя эти мысли, все ж таки ждала. И верила.

— Он придет, — твердила себе и прислушивалась к тому, как замирает сердце. — Он не оставит. Пусть не любит. Пусть пожалел уже, но… не оставит в беде.

Дверь распахнулась, громко стукнувшись о стену, и Анна вздрогнула. Она почувствовала. Пусть не было произнесено ни слова, она поняла, угадала, кто вошел в ее темницу даже раньше, чем услышала это тихое:

— Анна…

И слезы хлынули из глаз прозрачным потоком. Зашлось в бешеном ритме глупое сердце, а ноги вдруг приросли к месту, и не осталось сил обернуться.

— Анна, — он подошел сам. Прикоснулся к плечу, прижал к себе на мгновение, — идем. Все закончилось.

И она пошла. С трудом переставляя ноги и так крепко уцепившись за его ладонь, что даже пальцы побелели. А слезы все текли по щекам.

— Я… мне было так страшно, — прошептала она. И пусть это не то, что она должна была сказать, пусть не так должна была бы приветствовать своего спасителя, но в горле застрял комок и больше не получалось выдавить и слова.

— Я знаю, родная, знаю. Но все уже закончилось. Все закончилось.

Они вышли из дома и по дороге им никто не встретился. Огромный особняк, казалось, обезлюдел совсем. Впрочем, Анне не было до этого никакого дела. Она шла, цепляясь за Рейджена, за свою последнюю надежду, за того единственного… за своего единственного… и не видела ничего вокруг. Какое ей дело то окружающих? Какое ей дело до того, где ее держали столько дней, если все уже закончилось?