Колдунья из Угро (СИ) - Никитина Анастасия. Страница 51
С Максом все было по-другому. Он даже намеком не давал понять, что хотел бы перевести их отношения из платонической в физическую плоскость. И это вселяло в магичку уверенность, что он действительно любит и дорожит ею.
Засыпая, Агафья мысленно усмехнулась, подумав, как не похож настоящий майор на приставучего бабника, которого она нарисовала в своем воображении после рассказов подполковника Ильина.
Глава 23
Понедельник
Когда Агафья и Николай явились на работу, Макс сидел за столом с кучей каких-то бумаг.
— Привет, я уже успел соскучиться, — сказал он, целуя девушку, как только капитан прикрыл дверь.
— Я тоже, — улыбнулась она.
— Так, — нарушил идиллию Николай. — Влюбленные! Все нежности во внерабочее время.
— Мы только поздоровались, — смутилась девушка.
— Застукает вас Бурундук за таким здорованьем, и будем опять пятый угол искать.
— Все, все, — ухмыльнулся майор, пододвигая девушке стул и помогая сесть, — ошибка понята, меры приняты. Руками не трогаю.
— То-то же, — хмыкнул капитан. — Майор, ранняя пташка. Тебя, конечно, любовь ни свет, ни заря сюда привела, но, все-таки, что у нас на сегодня?
— Насчет меня все ясно, — вмешалась девушка. — Очная ставка близняшки с ее любовником. Или не с ее, это как раз и предстоит выяснить. Я только поздороваться и зашла. Потом у меня встреча с информатором. Освобожусь не раньше вечера, так что сразу домой поеду.
— Значит, я тебя сегодня больше не увижу, — огорчился майор.
— Ох, ты ж, блин, — возмутился Николай. — И какого хрена я вас мирил? Приедешь на ужин, Ромео! А пока вернись к делам нашим грешным. Агафья, чеши на свою очную ставку, ты его отвлекаешь.
— А попрощаться… — протянул Макс, состроив умильную гримаску.
— Две минуты, балбесы, — ухмыльнулся капитан, отворачиваясь к двери и демонстративно глядя на часы.
Ровно через сто двадцать секунд Агафья прошмыгнула мимо него и выпорхнула из кабинета. Николай повернулся к другу:
— Мне что-нибудь сказать, или сам все понял?
— Понял, понял, — ухмыльнулся Макс. — Ну, дай же ты привыкнуть. Она такая…
— Какая? Что, даже лучше твоих заек-козочек?
— Какие там зайки, — протянул майор с довольной улыбкой. — Фауна и рядом не стояла…
— Уже фауна? Ишь, ты, какой прогресс. Короче, так, зоофил несчастный. Девочка молодая и глупая. А ты старый… и все равно дурак. Ты, что, хочешь, чтоб ей пришлось выбирать, ты или работа? Забыл, что служебные романы Бурундука не радуют?
— Да понял я все.
— Ну, раз понял, то расскажи мне, наконец, что у нас сегодня намечается.
— Агафья уже сама про себя рассказала. К десяти должна прийти органистка. Соседка мне вчера вечером СМСку скинула, что дама вернулась. И я с утра музыкантшу вызвонил и пригласил на беседу. Потом мне надо встретиться с одним интересным дядькой, может, ему что сорока на хвосте принесла. Вот, вроде, и все. Если ничего нового не прилетит, — ответил Макс, и словно накаркал. В кабинет сунулась перекошенная физиономия Бурундука.
— Ребров, давай на выход! Труп на набережной возле Кожевенной. Туда уже телевизионщиков принесло.
— У нас свидетель на десять…
— Вот Корбов с ним и побеседует! Шевелись, майор!
— Понял.
— Иди, не парься, — улыбнулся Николай. — Я сам с ней пообщаюсь.
— Спасибо, благодетель, — язвительно кивнул Макс, надевая куртку. — Я бы тоже сейчас лучше здесь сидел, чем под этот поганый дождь лез. Ну, бывай, до вечера.
Николай проводил друга взглядом и подумал, что два дня на природе явно пошли ему на пользу. Пропали темные круги под глазами, исчез землистый оттенок с лица. Да и перегаром от него не пахло. Похоже, Макс впервые за последние недели смог заснуть без этого допинга. «Нет, не зря я их мирил», — удовлетворенно подумал он. Стук в дверь прервал его размышления. В кабинет вошла высокая болезненно худая женщина в длинном темном пальто. На голове был повязан по самые брови черный платок.
— Я Андреева. Вы меня вызвали.
— Ну, вызвал Вас не я, — улыбнулся Николай, — а майор Ребров. Но он на выезде, так что разговаривать Вам придется со мной. Да Вы раздевайтесь, садитесь. Беседа у нас будет долгой. Я — капитан Корбов. Можно Николай Евгеньевич.
Женщина сняла пальто и села напротив Николая, разгладив на коленях длинную темную юбку. Уладив формальности, капитан перешел к более интересным вопросам.
— Скажите, Елена Максимовна, где Вы работаете?
— В церковной лавке, — бесцветным голосом ответила та.
— Всегда?
— Да.
— А вот у меня есть сведенья, что иногда Вы там отсутствуете. Как это понимать?
— Иногда я уезжаю трудничать в монастырь.
— Простите, что делать?
— Трудничать. Поработать во славу Божию.
— Понятно. И чем же Вы там занимаетесь?
— В основном играю на органе во время службы. Помогаю храм украшать к праздникам. Тяжелой работы сестры мне не дают. Здоровье подводит.
— И когда Вы там были в последний раз? Кстати, а где этот монастырь?
— Всю последнюю неделю, — тем же бесцветным голосом сказала Елена Максимовна, и назвала адрес монастыря. На все вопросы она отвечала коротко и безучастно, будто ее совершенно не интересовало, зачем ее пригласили в полицию и что с ней вообще будет.
— Вы знаете, что Пруйко и три его друга погибли на прошлой неделе в автомобильной аварии? — попытался Николай пробить щит ее равнодушия.
— Слава Господу Всемогущему, — закрестилась женщина. — Наказал негодяев.
— А откуда Вы знаете, что с Пруйко погибли именно обидчики Вашей дочери?
— Господь не допустит смерти невинных.
— А как же Ваша дочь? — спросил капитан, ненавидя в этот момент и себя, и свою работу.
Но женщина, вопреки ожиданиям, не рассердилась:
— Господь каждому дает крест по силам его. Алла нарушила волю Его. Я молюсь за ее грешную душу.
— Вы имеете в виду самоубийство Вашей дочери? — недоуменно уточнил Николай.
— Не вольно человеку самому решать, когда покинуть сию обитель скорби. Но я молюсь за мою грешную дочь. Я верю, что Господь Милосердный простит и ее. Я сама хотела на себя руки наложить, когда она умерла, но Господь послал мне отца Никифора. Он вразумил меня.
— Вы не могли бы как то по-русски, — попросил Николай. — Я хоть и крещеный, но в церковь не хожу. И эти тонкости мне не понятны.
— Так я и говорю по-русски, — тем же ровным тоном отозвалась женщина. — Не моя вина, что по-русски Вы не понимаете.
Капитан вздохнул. Уже не в первый раз за время этой беседы он подумал, что выезд на труп дождливым утром — это не так уж плохо.
— Хорошо, оставим это. Скажите, где Вы были…
— У меня плохая память, — перебила Елена Максимовна.
— И все-таки придется вспомнить…
— Прочитайте сами, — она положила перед Николаем толстый потрепанный ежедневник. — Последние полгода я веду дневник. Отец Никифор присоветовал. Помогает справиться с греховными мыслями. Больше, чем там, я вам все равно сказать не сумею. А что раньше было… После смерти Аллочки я как в тумане была. Дни недели не различала, не то, что время.
— Понимаю. Спасибо. — Николай опешил от такой готовности помогать следствию. — Я оставлю его у себя на время?
— Можете не возвращать, — пожала плечами эта сумасшедшая женщина. — Все равно совсем истрепался. Там на титульном листе мой мобильный номер записан, если я вновь Вам понадоблюсь. Я телефон только во время службы выключаю. По домашнему номеру Вы меня случайно застали.
— Хорошо, — согласился Николай, — Пока у меня все. Если Вы понадобитесь, я Вас приглашу. Давайте, подпишу пропуск, и можете быть свободны.
Когда она ушла, капитан раскрыл темную книжицу в поцарапанном переплете. Андреева действительно довольно скрупулезно записывала, что с ней происходило ежедневно, и он углубился в чтение, иногда делая пометки на отдельном листе. Получалось, что алиби у музыкантши шаткое.