Шолох: Теневые блики (СИ) - Крейн Антонина. Страница 19

Мы вышли из Дворца, и на улице, как по заказу, сразу же послышался бой часов. Сначала раздались громкие удары дворцовых курантов, потом к ним присоединился переливчатый звон с Ратуши, с башен Университета, с Казначейства и так далее… Секунд пятнадцать весь город дружно отбивал час ночи. Потом все постепенно затихо. «Боооомммммм,» — где-то на нижней границе слуха подытожил колокол Лесного Ведомства, который за этот басовитый звук прозвали Толстяком Бенджи.

— Обожаю Шолох, — хмыкнул Полынь. — Девяносто процентов население встает на работу спозаранку, но даже ночью каждый час мы упорно слушаем этот концерт.

— А мне нравится, — пожала плечами я.

— А мне нет. Завтра утром жду в моем офисе.

Полынь сделал несколько шагов и…. исчез. Во всяком случае, мне так показалось. На самом деле, вероятно, он скрылся за одним из деревьев вдоль дорожки — еще сегодня днем, в зеленом лабиринте, я убедилась, что куратор не ищет легких путей. Я буркнула в пустоту «до встречи» и потопала дальше.

Если поторопиться и поймать кентавра, дома буду к двум. А значит, даже получу свою шестичасовую дозу сна. Да здравствует здоровый образ жизни!

ГЛАВА 9. Водопады Иштвани

Будь моя воля, я бы и вовсе никогда не спал. Ведь, пока ты наслаждаешься сном, другие вырываются вперед. Четыре часа в сутки — это максимум для государственного мужа.

Сайнор,

Король Шолоха

Я проснулась от того, что на меня вылили ушат воды. Слава хранителям, хоть не ледяной! А все же приятного мало.

— Какого праха?! — взвыла я, подскакивая. Многочисленные пухлые подушки, из которых я перед сном всегда выстраиваю себе «гнездо», грустно осели под тяжестью воды. Запахло мокрой шерстью и гусиными перьями.

Как вы, возможно, уже догадались, передо мной стоял никто иной, как сияющая поганка Кадия. Сияющая в прямом смысле этого слова — подруга так качественно натерла форменные доспехи Стража, что они аж светились, несмотря на полумрак комнаты.

— Утречко добренькое! — радостно возвестила Кад, элегантным жестом поправляя волосы. А потом еще раз. И еще. Скоро золотые локоны придется безжалостно спрятать под шлем на все десять часов рабочей смены, где они будут безжалостно щекотать уши и шею, вот подруга и наслаждается шевелюрной свободой, пока может. В Военном ведомстве не забалуешь, будь ты хоть трижды из Мчащихся.

Кадия объяснилась:

— Заехала к тебе по пути на работу, чтобы подкинуть свежих круассанов на завтрак, так что не серчай на метод побудки, — подруга бросила мне на грудь бумажный пакет, благоухающий свежей выпечкой, а сама пошла в обход комнаты — раздвигать шторы. Косые лучи рассветного солнца мигом исполосовали пестренький интерьер моей спальни, высветив сборную солянку из предметов мебели, надерганных со всего света. Вернее, мне бы хотелось сказать — «со всего света». На самом деле, надерганных из экзотических лавок вдоль Потаенного Рынка, где дивно разодетые торговцы с чарующими голосами и выверенными жестами одну за другой тянут золотые монеты из карманов зевак. Я не так много путешествовала по Лайонассе — только в составе юношеской сборной по тринапу — поэтому пока не успела обзавестись сувенирами, притащенными домой на собственном горбу.

Марах, отвернувшись от света, недовольно заухал: филины, все-таки, ночные птицы, поэтому методика Кадии не пришлась ему по вкусу.

— Круассаны — это хорошо. Но что-то вся эта ситуация больно напоминает подкуп, — проворчала я, вылезая из кровати.

— Есть такое. Ничего от тебя теперь не скроешь, госпожа Ловчая. Тебя ведь пока еще не выперли, да? — Кадия неожиданно подскочила ко мне и по-хозяйски вынула один сдобный полумесяц из пакета. — Между прочим, жадничать плохо! — строго добавила она, перехватив мой возмущенный взгляд.

— Так на что ты хочешь меня сподвигнуть с помощью этого жалкого, единственно оставшегося у меня круассана? — я со вздохом сожаления оценила содержимое «взятки».

— О, тут все просто. Отправляйся сейчас на водопады Иштвани — там Дахху занимается чьягой. Ты же ведь тоже обожаешь этот «недоспорт»? Поразминайтесь там вместе с ним, потянитесь, «раскройте таз» и сделайте прочие глупости, которые так нравятся фанатам чьяги. А самое главное, Тинави, спроси у этого светила национальной медицины — что он собирается делать со своей рукой?

— А что не так с его рукой?

— Ну, бокки ее нежно пощупал, если помнишь. И хотя Дахху отмахивается, что-то тут нечисто. Вчера вечером в ресторане я слегла облила его локоть кипятком, а он даже не заметил. Прикинь! Я ему: Дахху, дружище, у тебя там уже пузырь на руке вздулся, тебе, вообще, как? Он: а, что? О небеса великие, а что с моей рукой? Парниша, конечно, всегда был рассеянным, но не настолько же!

— А почему ты сама не поговоришь с ним об этом?

— Ну…. — Кадия замялась. — У нас вчера в итоге вышел кое-какой неловкий разговор, и я не хочу пока видеть этого Смеющегося. Но волнуюсь.

— Понятно, — я вздохнула. — Что ж, я действительно люблю чьягу. Да и на водопадах Иштавани практиковать ее — сплошное удовольствие. А учитывая, что ты разбудила меня на рассвете… Ох, Кадия, тут круассаном не отделаешься! Ты бы знала, во сколько я легла! Подкинь меня до места, и я расскажу тебе про бравые будни Ловчих его Величества.

— Заметано. Но если надеешься заодно узнать что-то о нашей с Дахху размолвке — даже не думай.

Я пожала плечами.

Тоже мне большой секрет.

Кадия уже кучу лет безнадежно влюблена в нашего Дахху. Точнее, как: на нее это болезненное чувство нападает периодами, как сенная лихорадка у аллергиков, только чаще и куда как более непредсказуемо. То влюблена так, что аж руки трясутся на дружеских попойках, то принимает твердое решение «все забыть» и начинает активные поиски другой любви. Находит объект. Какое-то время наслаждается бабочками в животе. И снова-здорово: «Мне нужен только Даааааааааааааахху».

Ну а Дахху нафиг никто не нужен — он же философ, поэт, историк, лекарь, безумный ученый и просто чурбан, которому романтика не сдалась ни под каким соусом. Иногда Кадию это доводит, и в каких-нибудь приватных беседах она начинает намекать ему, что, мол, есть такая штука, как любовь, и это — хорошо. Обычно Дахху слушает ее дуб-дубом в течение получаса, а потом переводит разговор на другую тему. После этого Кадия пару дней дуется. И — вот это поворот! — отправляется на новую охоту за мужиками.

Самые громкие ссоры у них случаются, когда Кадию дергает за язык как-нибудь завуалированно признаться в своих чувствах, а потом, так же завуалированно, пообещать, что Дахху пожалеет, если она «уйдет от него». Но, так как наш носатый кудряш и это обыкновенно пропускает мимо ушей, скандалы, опять же, оказываются односторонними и проходят исключительно в голове Кадии.

Вот даже не знаю, плохо это или хорошо.

***

Подруга быстренько подкинула меня до водопадов Иштвани. Там мы распрощались: я осторожненько сползла с ее лошадки по имени Суслик и потопала в сторону практикующих чьягу.

Кстати, безобидная кличка лошади многих сбивала с толку. Слушателям Кадиных историй про их с Сусликом приключения казалось, что речь идет про очень нежное, хрупкое и милое создание. И когда моя подруга рассказывала, например, что ее любимица забила трехметрового горного тролля копытами, то все воспринимали это как преувеличение.

Ага, щас. По правде говоря, скорее преуменьшение.

Суслик — жертва магических экспериментов при выведении новых пород. Бабушка этой кобылки (или как там называются лошадиные родственники) была эх-ушкье, то есть океанским водяным духом в облике лошади. Духом юрким, злобным и красноглазым. Многие люди ругаются на живущих в Шолохе келпи, которых ундины используют в качестве лошадей: сетуют, что это вредные речные твари, управы на них нет. Но по сравнению с настоящими эх-ушкье, обитающими в Море Ста Мертвецов, наши келпи — полная ерунда.