Машина пробуждения - Эдисон Дэвид. Страница 66

После того как они прошли мимо дюжины или около того камер, из каждой из которых доносились звуки страданий, Вейч-сомелье остановился возле одного из люков, положил на него ладонь и прислонился так, словно устал. Спустя мгновение вышли два охранника из Мертвых Парней. Один был тощим скучающим блондином, а второй, брюнет, усмехался, торопливо застегивая штаны.

– Ты серьезно, Флеб? – усталым тоном поинтересовался Вейч.

Брюнет только пожал плечами и вместе со своим напарником замер на страже открытого люка. Купер следом за сомелье вошел внутрь.

В комнате, закованные в цепи или же просто слишком ослабевшие, чтобы сопротивляться, сидели узники, всего числом порядка десяти. Все они не походили друг на друга ничем, кроме как своим жалким состоянием. Парочка напоминала людей, но облик остальных в большей или меньшей степени был чужеродным; все они были напуганы.

«Так вот где она», – осознал Купер, разглядывая измученных экзотических созданий. Она не пела, не рыдала и даже не кричала с той самой минуты, как он оказался под темным покрывалом башен, но находилась где-то здесь – ему не было нужно шестое чувство, чтобы знать это. Рядом, приподняв бровь, молча замер Марвин.

Вейч-сомелье произносил названия сортов, двигаясь вдоль выгнутой литерой U стены, и голос его был холоден и равнодушен, словно у лектора. Обозначив очередного узника, он переходил к следующему.

– Дрожащие Пальчики, Пятый Пол, – наиболее любопытный представитель царства фей из оказавшихся у нас в гостях, хотя меньшие его сородичи тоже содержатся в соседних гаремах. Говорят, что залы наслаждений небесных владык занимают целых семь башен, ты знал?

Трехпалое существо напоминало печального мима; непропорционально большие ступни и ладони судорожно хватали воздух. Существо пребывало во власти галлюцинаций, которые, как надеялся Купер, были менее неприятными, нежели эта тюрьма. Огромные глаза сверкали на голове акулы-молота, но зубы были сточены; из пасти безвольно свесился язык, усеянный длинными жгутиками, блестевшими в сыром воздухе.

– Почтенная кастелянша Майя-Ланд, непорочная невеста кого-то или чего-то. Это позволяет предположить, что муж вряд ли заявится ее спасать. Какой-то там бог, да?

Кастелянша была женщиной бальзаковского возраста, абсолютно обнаженной, если не считать апостольника, прикрученного болтами к ее черепу. Глаз у нее не было, и, если судить по шрамам, украшавшим пустые глазницы, она сделала это сама.

Рядом, обняв колени и вперив взгляд в пол, сидел мужчина со спутанными светлыми волосами. Подойдя к нему, сомелье подмигнул Куперу и широким взмахом руки указал на пленника:

– А это, разумеется, Курт Кобейн.

Купер отвел взгляд.

Тем временем Вейч повернулся и перешел ко второй половине «выставки».

– А здесь вы можете увидеть трио Первых людей – жемчужины в короне нашего гарема.

Марвин толкнул Купера, чтобы тот подошел ближе. Гестор, охранники и еще несколько сопровождавших их Мертвых Парней набились в комнату.

Тем временем Вейч продолжал:

– Онишимекка, фолиоформ, чье пленение, если спросите меня, не стоило вложенного труда.

То, что казалось простой стопкой бумаги, зашелестело страницами и поднялось в воздух на пару футов, образуя нечто вроде сферического оригами. Затем листы развернулись перед Купером наподобие лепестков бумажного цветка, и, прежде чем существо бессильно упало обратно на пол, оно успело издать скрежещущий звук, в котором угадывалось единственное слово.

Куперу показалось, что Онишимекка произнес: «Она».

– А вот здесь мы имеем две шестых Морриган, кусочек девятикратного существа, успевшего сократиться до шести к тому моменту, как мы ее нашли. Похитить ее оказалось довольно просто, хотя она и пытается уверять, что нельзя похитить агента судьбы, пришедшего возвестить о ней мирам. Но когда мы выкачиваем из нее жизнь, визжит она не хуже прочих, так что, мне кажется, она заблуждается.

Увидев выражение на лице Купера, Марвин стиснул его плечо.

– Все они либо преступники, либо опасные сумасшедшие.

Купер стряхнул руку, заскрежетав зубами; волны страха накатывали отовсюду, захлестывая необоримым потоком. Оставалась последняя узница; теперь, когда Купер пришел, она замолчала.

Вейч-сомелье слегка поклонился ей.

– И конечно же, наш самый известный и крепкий сорт вина, не желающая – или не способная – представиться. Безымянная она или нет, но дает в десять раз больше сока, нежели иная одалиска, хотя и успевает запечататься, стоит нам выпить слишком много.

В гнезде из сырой кожи рыдало, опустив плечи, создание столь прекрасное, что Куперу не верилось, что такая сияющая красота способна существовать на свете. Золотой свет играл переливами на опаловом теле, а крылья и конечности казались сверкающими протуберанцами, скрывая подробности анатомии своим неземным блеском. Единственный глаз, смотревший с украшенной гребнем головы, был одновременно алым, изумрудным и голубым, как льды айсберга. Даже в столь униженном положении создание оставалось образцом великолепия. Вокруг него плясали лучи света, вырывавшегося из полипов, росших по его бокам и на груди.

– Нам бы не удалось достичь и половины нынешней численности или же так продвинуться в захвате территорий, если бы мы не пили ее жизнь, – шепотом признался Марвин. – Ее, Купер, ты попробуешь первой.

Вейч-сомелье извлек что-то из-под своего потрепанного балахона.

– Представляешь? На вкус она напоминает молоко. Только молоко, обжигающее, словно огонь. Жидкий свет. Сказать, что я ее обожаю, было бы преуменьшением.

В руках он держал нечто вроде плети – с длинной рукояти свисали переплетающиеся кожаные ремни, завершающиеся загнутыми лезвиями. Вейч с жадным нетерпением во взгляде посмотрел на сверкающее существо.

– Она – эср, – вслух высказал свою догадку Купер.

– Вы знакомы? – Сомелье резко повернул к нему голову, явно раздраженный тем, что его спектакль прервали.

Купер покачал головой.

– Она удивительна.

– Создание света и музыки, – пояснил Марвин, вставая между Купером и разозленным смотрителем гарема. – Более редких существ просто не бывает. Для того, кто испытывает голод до жизни, эсры вкуснее крови, вкуснее душ, вкуснее даже, чем икра винного карпа, – облизнул губы в неприкрытом предвкушении Мертвый Парень.

У Купера все похолодело внутри. Разумеется, беззащитному порождению старинных легенд не стоило ожидать от «Оттока» ничего хорошего.

– Вы же не собираетесь причинить страдания… ангелу, принадлежащему к почти вымершему виду? – Чувство самосохранения прямо-таки ощутимой волной покинуло его тело. Что они собираются сделать с ним?

– Страдания? – Гестора определенно забавлял гуманизм Купера. – Какое жалкое слово для того, что мы делаем. Но нет, мы ничего такого не сделаем.

– Небесные владыки нашли ее много лет назад, – пояснил Марвин, пока в комнату набивались все новые и новые Мертвые Парни. – Она окукливалась в одной из башен, наполовину обернувшись в кокон из собственной слизи. Она питает наши силы, Купер, дает нам куда больше, нежели все остальные, и делает нас теми, кем мы являемся. Мертвыми Парнями. Погребальными Девками. В ней таится причина роста нашей численности и того, как нам удалось захватить такую территорию. А скоро мы завладеем вообще всем. В благодарность за это Гестор станет одним из небесных владык, ты присоединишься к нам, – глаза Марвина сверкали огнем амбиций, – а я возглавлю стаю.

Создание света подняло одноглазую голову и попыталось заговорить, но закашлялось, отхаркивая сверкающую кровь.

– Чара… – едва выдавило оно, глядя на Купера.

Тот развернулся к остальным, гнев застлал ему глаза красной пеленой. Он ткнул пальцем в грудь Марвина:

– Какого рожна? Это твой преступник? Ты не культист, а просто старый дохлый педераст, истязающий беззащитных существ! А чем занимаешься в перерывах? Долбишь в задницу единорогов?

Прежде чем Марвин успел что-то ответить, Гестор отвесил Куперу звонкую оплеуху. Несмотря на звезды, вспыхнувшие перед глазами, тот все же устоял на ногах.