Потомки джиннов - Гамильтон Элвин. Страница 42

— Тогда почему ты не спас её? — Вот, наконец, вопрос, который на самом деле хотелось задать. Не про память и нежные чувства, а как мог он оставить её со мной, со своим ребёнком, защищая которого она потом погибла, — он, бессмертный и могущественный? — Ты ведь мог спасти, правда? Мог!

— Да, я мог появиться в тот день, когда её вешали, и унести с собой, как в тех сказках, что она тебе рассказывала. Только зачем? Чтобы держать её в башне ещё сколько-то лет в качестве своей жены? Она была смертная, и даже ты, в которой есть частица моего огня, когда-нибудь умрёшь. Смерть — ваш удел, она вам удаётся лучше всего другого. Спаси я её тогда, она всё равно умерла бы потом.

— Зато прожила бы дольше! — воскликнула я, едва сдерживая слёзы. — Мы бы спаслись…

«И тогда в её смерти не обвиняли бы меня!»

— Ты спаслась, — спокойно возразил он.

— Неужто тебе за твою вечность не надоело собственное равнодушие? — взорвалась я, уже не в силах сдерживаться. Плакать перед ним не хотелось, но куда деваться. Сквозь собственные рыдания я слышала шаги — за мной уже спешили солдаты. — Ты допустил, что мою мать повесили! Позволил нам с Нуршемом столкнуться на поле боя — двум своим детям! — Сапоги гремели уже за спиной. — Ты спокойно смотрел, когда я чуть не воткнула себе нож в живот! Ты же создал нас всех, почему тебе всё равно?!

Мне заломили руки, оттащили от железного круга и поволокли вверх по лестнице, но я продолжала кричать и вырываться. В шею кольнул холодный металл. Игла, поняла я, а в ней что-то одурманивающее. Кровь бросилась в голову, пол ушёл из-под ног, но, падая, я ощутила объятия сильных рук.

— Амани! — Сквозь бурю ощущений пробилось моё имя. — Амани, я держу тебя!

«Жинь?»

Зрение на миг прояснилось. «Нет, султан!» Я снова попыталась вырваться, но он подхватил меня под колени и поднял на руки, как младенца, прижимая к себе. Двинулся вперёд, и с каждым шагом я все сильнее ощущала стук его сердца.

— Я хотела… — «Какой бы полуправдой прикрыть своё бегство?» Язык уже заплетался под действием укола, голова кружилась.

— Ты хотела повидаться со своим отцом.

Я ждала ярости, обвинений, наказания. Мы вышли в тенистый дворик, высоко над головой раскинулись кроны деревьев, солнечные лучи плясали в листве.

— Да, — призналась я. — Так и есть, хотела. Повидаться, спросить и получить ответ.

Мир поплыл перед глазами, сон застилал веки, по телу пробегала дрожь. Каждая моя клеточка жаждала прильнуть к теплу другого тела, держащего меня, словно я и впрямь ребёнок, которого взял на руки отец.

Только он не мой отец, а Ахмеда с Жинем, Нагиба с Кадиром и Рахима. А ещё он убийца.

Вокруг смутно различались стены гарема. Я почувствовала, как султан опускается на колени и укладывает меня на постель с разбросанными подушками. Вновь услышала его голос:

— Отцы часто разочаровывают нас, Амани.

Глава 27

Проснувшись на следующее утро, я обнаружила подарок. Пока я спала, кто-то положил на одну из разбросанных по комнате подушек аккуратный бумажный пакет, перевязанный лентой. Он медленно обретал чёткость, выплывая из тумана, вызванного действием лекарства.

Я приподнялась на локтях и с сожалением глянула на кувшин с водой, ощущая болезненную сухость во рту. «Нет, рисковать не стоит, вдруг снова усну». Осторожно подтолкнула пакет ногой, подозревая новую проделку Айет, но ничего не взорвалось. Тогда я взяла подарок и стала разворачивать.

Из-под бумаги показалась синяя ткань. «Халат!» Такого цвета было море, когда я бросила на него короткий взгляд с борта корабля. Искусная золотая вышивка описывала жизнь принцессы Хавы, поражая мельчайшими деталями. На правом рукаве, где она скакала на буракки через пески, из-под копыт даже вздымалась пыль из крошечного золотистого бисера.

Такой красоты я ещё не видывала.

Синих и голубых тонов я всегда старалась избегать, чтобы не подчёркивать опасный цвет глаз, да и носили в Пыль-Тропе всё больше простенькие цвета. Алая куфия, которую подарил Жинь, устраивала меня куда больше. Новый халат заставил забыть о старой привычке. Я поспешила накинуть его, наслаждаясь ощущением гладкой прохладной ткани на коже, и тут осознала, что впервые надеваю новую вещь, пошитую по размеру. В Пыль-Тропе приходилось донашивать одежду двоюродных сестёр, и в Арче, когда убежала от Жиня, купила поношенное… Даже в лагере мятежников одалживалась у Шазад.

А этот халат только для меня, и я понимала, что значит сегодняшний подарок: выходка с Бахадуром прощена. Впрочем, полностью ли? Не потеряла ли я доверие султана, а с ним и право выхода из гарема? Отменит и будет не так уж неправ… Я со вздохом погладила роскошную золотую вышивку. В конце концов, я помогаю его врагам.

Замедлив шаг у ворот гарема, я не ощутила невидимого барьера. Прошла под аркой, ведущей во дворец, точно так же, как и вчера, когда мы с Широй устраивали спектакль. Опасливо глянула по сторонам, но никакого отряда стражников не обнаружила, а только одного, как и прежде. Только не солдата, а офицера.

Принц Рахим, брат Лейлы, стоял в своём белом с золотом мундире тысячника, прямой и стройный, сцепив руки за спиной. Тот самый командующий войсками в Ильязе, что авторитетно высказывался по просьбе султана на приёме, а во время переговоров с чужеземцами говорил мало, но по делу, часто поглядывая на меня своими живыми чёрными глазами и заставляя нервничать.

— Ну что ж, по крайней мере, в этой одежде ты от меня не убежишь, — усмехнулся он, оглядывая мой новый длинный халат и подавая руку.

— Разве принцу к лицу роль охранника? — Я обогнала его и двинулась по знакомой дорожке к залу совещаний. Рахим поспешил следом.

— Мне удалось убедить отца, что за тобой должен присматривать кто-нибудь поопытнее, — объяснил он. — Чтобы хоть разбирался в сроках беременности… Неплохая уловка, кстати.

— Я должна быть польщена, что за мной присматривает целый тысячник? — улыбнулась я, ныряя под бело-синюю мозаичную арку.

Рахим дёрнул уголком рта.

— Ясно, ты меня не помнишь, — кивнул он.

«Мы никогда не встречались прежде», — фраза вертелась на кончике языка, но вдруг застряла. Я с любопытством покосилась на сопровождающего, лихорадочно роясь в памяти. При первой встрече он и впрямь показался мне знакомым, но я подумала, только потому, что похож на Лейлу… и на их отца.

Он кивнул на моё бедро под халатом, где был шрам.

— Не повезло тебе тогда…

Память тут же прояснилась. Взрывы, запах пороха, внезапная боль в боку и темнота. Солдат за спиной у Жиня, его палец на спусковом крючке…

Я остановилась как вкопанная.

— Это ты подстрелил меня в Ильязе!

— Кто же ещё? — Рахим с довольным видом зашагал вперёд, будто встретил старого сослуживца, с которым успел понюхать пороха. — К счастью, подстрелил не слишком умело, так что, надеюсь, ты не станешь держать зла.

«Он всё знал! Вспомнил меня по Ильязу, а значит, догадался, что я не просто неизвестная крошка демджи из Пыль-Тропы!»

Увидев, что я замерла, Рахим тоже встал и обернулся.

— Я заподозрил тебя сразу, как только увидел на приёме у султана, но не был уверен, пока одна из моих очаровательных невесток не решила тебя немножко… э-э… оголить.

«Хорошо, хоть смутился…» Я невольно сжалась, припомнив то унижение.

— Заметил шрам и всё понял.

— Тогда почему я иду с тобой на совещание, а не болтаюсь вверх ногами в пыточной камере, выдавая секреты мятежников? — хмыкнула я с упавшим сердцем.

— За ноги мы теперь не подвешиваем, только за руки, — заметил он с непроницаемым видом. — Когда кровь приливает к голове, трудно что-то вспомнить.

— Не очень-то ты разговорчив.

— Потому что я солдат, а не политик… точнее, был. — Тысячник побарабанил пальцами по эфесу сабли на поясе. — Мы с отцом не очень-то ладим.

— Разве он не вернёт тебе свою милость, когда получит из твоих рук Синеглазого Бандита?