Внеклассное чтение. Том 2 - Акунин Борис. Страница 40

Минуты три ничего не происходило, только подошла официантка и спросила:

– Вы вместе? Тоже эспрессо?

Он рассеянно кивнул, разглядывая охранников. Четверо не отрываясь смотрели вниз, на первый этаж, остальные внимательно наблюдали за соседними столиками.

В три минуты первого охранники, следившие за первым этажом, синхронно сунули правую руку под мышку.

Фандорин посмотрел вниз и увидел, что в стеклянную дверь входит Куценко. Он был в смокинге и белом галстуке – пальто, должно быть, оставил в машине.

Впереди предпринимателя шёл Игорек, сзади двое телохранителей.

Брезгливо морщась на громкую музыку, Мират Виленович поднялся по лестнице. Охранники остались стоять посередине пролёта, откуда просматривались подходы к кофейне, секретарь устроился в сторонке, за пустым столом, так что беседа двух отцов происходила тет-а-тет.

Обменялись рукопожатием. Помолчали.

Поймав взгляд, брошенный Фандориным на смокинг, Куценко угрюмо сказал:

– Я прямо из «Националя», с завтрака в честь немецкого партнёра. Надо ведь делать вид, что ничего не произошло.

Хотела подойти официантка, подать Никин эспрессо, телохранители её к столику не подпустили. Один взял чашку, поставил её сам и тут же сел на своё место.

– Какая работа насмарку. – Мират Виленович смотрел на дымящийся кофе. Говорил медленно, словно через силу. – Гебхардт в шоке. Он принял ответственное решение, готов вложить в проект огромные деньги и не понимает, с чего это вдруг я стал вилять. А объяснить нельзя… Ох, Ясь, Ясь. – Куценко передёрнулся. – У вас когда-нибудь был враг? Настоящий, на всю жизнь. Который снился бы вам с детства почти каждую ночь?

– Бог миловал.

– Ну, тогда вы меня не поймёте. Ладно, извините. Это к делу не относится… Во-первых: как они обращаются с Мирой?

– Нормально. Нас держат в разных комнатах, но перегородки там тонкие, современные. Я бы услышал, если что.

– Что за место?

– Мне в машине завязывают глаза и надевают наручники. Многоэтажный дом, где-то на окраине. Точнее не скажу.

Куценко кивнул, будто именно такого ответа и ждал.

– Хорошо. Теперь условия. Чего конкретно он хочет?

– Заседание по тендеру на покупку Ильичевского химкомбината начинается завтра в десять. Насколько я понял, будет нечто вроде аукциона. Стартовая цена назначена…

Николас наморщил лоб, боясь перепутать цифры.

– 80 миллионов, – подсказал Куценко. – Для Яся верхняя планка – 95 миллионов. Это всё, что он смог мобилизовать. Я с помощью «Гроссбауэра» его легко забил бы. Что нужно Ясю? Чтобы я не явился?

– Нет. Вы один из ключевых соискателей. Если не придёте, аукцион могут перенести на другой день. Чиновники из Госкомимущества побоятся, что их потом заподозрят в нечистой игре. Поэтому Ястыков хочет, чтобы вы пришли и приняли участие в торгах. Довели цену до 85 миллионов и потом отступили. Как только тендер завершится, Ястыков позвонит, чтобы нас с Мирой отпустили.

Мират Виленович скрипнул зубами. – Хочет взять такой куш за 85 лимонов? Губа не дура. «Ильич» тянет самое меньшее на сто двадцать. Мне бы только сдержаться, когда я его завтра увижу… Теперь о главном. Как по-вашему, он выполнит обещание или всё равно её убьёт?

Предприниматель старался говорить бесстрастно, но в конце фразы голос все-таки сорвался.

– Зачем? – потрясённо воскликнул Николас. – Если он своего добился!

– Вы опять не понимаете. Это не только бизнес, это личное. Ясь мечтает меня растоптать, и теперь у него есть такая возможность. Он не просто срывает куш. Он губит мою репутацию перед главным партнёром. А сладостнее всего ему будет, если он разобьёт мне сердце…

Куценко снова запнулся.

Николаса поразил мелодраматический оборот речи, совершенно неожиданный в устах столь респектабельного господина. Жанна говорила про моторчик, который движет каждым человеком. Каким же топливом питается неистовый двигатель этого Наполеона от медицинской индустрии? Что если Мират Виленович всю жизнь, с пятого класса, несётся наперегонки с мальчиком-мажором? А тот всё кормит и кормит его грязной промокашкой…

– Отправляйтесь в «Пушкин», – прервал психоаналитические размышления Фандорина владелец «Мелузины», – Мне нужны твёрдые гарантии, что Мира останется жива.

Подземным переходом, мимо ларьков, мимо газетных и цветочных киосков, посредник шёл на противоположную сторону площади, где в ресторане «Пушкин» расположился штаб второй из конфликтующих сторон.

Ястыков и его охрана заняли весь третий этаж. Перед каждым из десятка телохранителей белело по нетронутому капучино, сам же Олег Станиславович и Жанна с аппетитом завтракали устрицами и фуа-гра.

А ведь, пожалуй, Куценко прав, подумал Николас, оглядывая бонтонный интерьер. Контраст между дешёвым кафе и шикарной ресторацией неслучаен – Ясь празднует победу со смаком, даже в этом хочет продемонстрировать своё превосходство.

– Ну? – Жанна вытерла салфеткой лоснящиеся от гусиной печёнки губы. – Как прошло родительское собрание?

– Ему нужны гарантии, – сказал Фандорин.

И снова полутёмный зальчик «Кофе Тун». Сиротливо дымящаяся чашечка кофе перед Миратом Виленовичем, громкая музыка, напряжённые лица телохранителей.

– Извините, но он просил передать слово в слово. – Николас опустил глаза и тихо повторил послание Ястыкова. – «Никаких гарантий, Куцый. Подрыгайся».

У Мирата Виленовича чуть дрогнул угол губы.

– Я вам говорил. Он её убьёт…

– А по-моему, это как раз признак неплохой. Я, пока шёл сюда, всё думал… Мне кажется, что я начинаю понимать его психологию. Судя по этой грубости, да и по разным другим признакам, Ястыкову нравится вас унижать. А из этого следует, что он получит гораздо большее удовлетворение, если не убьёт Миру, а вернёт – или, с его точки зрения, швырнёт – вам её обратно. По его представлениям, это и будет демонстрацией абсолютного превосходства. Лицо Куценко просветлело.

– Да-да, это очень на него похоже. Я помню, как в шестом классе папа на день рождения подарил мне японский фонарик. Это была настоящая роскошь. Вы не представляете, сколько для меня значила эта блестящая штуковина с разноцветными кнопочками. Впервые в жизни у меня появилось что-то, чему завидовали другие. Я взял фонарик в школу и полдня был самым главным человеком в классе. Кому-то давал подержать это сокровище, некоторым избранным позволял зажечь лампочку и покрутить цветные фильтры. А после третьего урока фонарик отобрал Ясь. Я канючил-канючил, но он только смеялся. В конце концов, наигравшись, вернул, но сначала расколол стекло – просто так, из подлости. И ещё сказал: «На, Куцый, теперь можно».

– Ну вот видите, – обрадовался Николас. – Вернул же!

– А что если… – Мират Виленович понизил голос. – Если он и с Мирой поступит, как с тем фонариком? Вы… вы понимаете, что я имею в виду?

Глядя в искажённое мукой лицо предпринимателя, Фандорин почувствовал, как по коже пробегает озноб. Вспомнилось, как Ястыков смотрел на высунутый язычок Миранды: глаза зажглись странным блеском, мясистая нижняя губа плотоядно выпятилась. Как Жанна его назвала – «сексуальный террорист»?

Но развивать эту нехорошую тему не следовало, пора было перевести разговор в конструктивное русло. Именно так профессионал до добрым советам и поступил:

– Я бы посоветовал вам выдвинуть следующие условия. Ровно в десять утра, когда начнётся аукцион, нас с Мирой должны выпустить из квартиры. Пускай нас сопровождают охранники – до той минуты, пока вопрос о комбинате не разрешится. Тогда охрана нас отпускает совсем. По-моему, это компромисс, который устроит обе стороны. Ведь если вы Ястыкова обманули, его люди могут застрелить на месте нас обоих. Это дело одной секунды.

– А если он обманет? Я уступлю комбинат, а вас всё равно убьют?

– Не думаю, – гордясь собственным хладнокровием, ответил Ника. – Одно дело, если Ястыков разъярён и жаждет мести. И совсем другое, если он получил то, чего хотел. Убивать нас среди бела дня, на глазах у прохожих – риск. Не станет он рисковать такой сделкой, только чтоб сделать вам больно. Я видел этого человека, разговаривал с ним и составил о нем определённое представление. Безусловно мерзавец. Но прагматического склада. Подличать во вред себе не станет.