Призраки (Рассказы) - Скобелева Екатерина. Страница 2

21 августа. А это — настоящее! Следует вручить четыре рекомендательных письма и в течение часа, превозмогая себя, вести светскую беседу с вице-префектом, членом магистрата, директором архивов и еще одним достойным господином — к нему мой друг Макс определил меня на постой…

22 августа. Провел в архиве почти весь день, а там большую часть времени меня пытал скукой директор оного: нынче он цитировал комментарии Энея Сильвия [2] три четверти часа без передышки. От подобных мучений (Можете себе представить ощущения скакуна, запряженного в повозку? Так чувствует себя и поляк, обращенный в прусского профессора) меня спасают лишь долгие прогулки по городу. Он представляет собой скопище высоких темных домов, притулившихся на альпийской вершине, с бегущими вниз длинными узкими улочками, похожими на следы мальчишеских саней, а в центре его возвышается строение из красного кирпича, с башенками и зубчатыми крепостными стенами — дворец герцога Оттобуоно, из чьих окон открывается головокружительный, тоскливый вид на океан серых гор.

А здешний народ… Мужчины с черными кустистыми бородами проезжают мимо на лохматых мулах, как разбойники; молодые люди слоняются без дела, опустив головы, точно колоритные bravo [3] на фресках Синьорелли [4]; волоокие мальчики хороши собой, как юные Рафаэли [5]; дородные женщины напоминают Мадонну или святую Елизавету — на головах они таскают медные кувшины, а их башмаки на деревянной подошве уверенно ступают по земле. Я стараюсь не разговаривать с этими людьми: боюсь, мои иллюзии развеются.

На углу, напротив прелестного маленького портика Франческо ди Джорджио [6], — огромная, голубая с красным современная рекламная афиша: на ней ангел спускается с небес, чтобы короновать некоего Элишу Гоу [7] в благодарность за его превосходные швейные машинки; клерки из префектуры обедают там же, где и я, и во весь голос спорят о политике, о Мингетти [8], о Карольи [9], о Тунисе [10], о броненосцах и так далее, орут друг на друга и поют отрывки из La Fille de Mme Angot [11] — подозреваю, что эту оперетту недавно ставили здесь.

Нет, разговоры с местными жителями были бы, несомненно, опасным экспериментом. Исключением является разве что мой добрый хозяин, синьор нотаро [12]Порри: он столь же образован, как и директор архива, а нюхательный табак употребляет в дозах гораздо меньших (или, скорее, стряхивает его крошки с сюртука более тщательно).

Забыл записать (я чувствую потребность в этих заметках и тщетно надеюсь, что в берлинском Вавилоне они однажды помогут мне, как и засушенная оливковая ветвь или тосканская лампа с тремя фитилями на моем столе, воскресить в памяти счастливые дни, проведенные в Италии)… так вот, я забыл отметить, что живу теперь в доме антиквара. Окно мое выходит на главную улицу, из него открывается вид на портики и навесы ярмарочной площади, где над фонтаном возвышается маленькая колонна, увенчанная статуей Меркурия. Нужно только перегнуться через покрытые трещинками кувшины и кадки, полные нежного базилика, гвоздик и бархатцев, — и я вижу кусочек дворцовой башни и размытый ультрамарин дальних холмов. Задняя стена дома как будто обрывается прямо в крепостной ров, это странное, прямо- таки мрачное местечко; в комнатах полы вымыты до блеска, а на стенах висят полотна Рафаэля, Франча [13] и Перуджино [14] — хозяин то и дело утаскивает их в дальние комнаты, если ожидает прихода незнакомцев; кругом — старинные резные стулья, имперские софы, позолоченные свадебные ларцы с гравировкой и буфеты, где хранятся камчатные вышитые ризы, распространяя повсюду древний, затхлый аромат ладана. За всем этим надзирают три незамужние сестры синьора Порри — синьора Серафина, синьора Лодовика и синьора Адальгиза, три Парки [15] во плоти, даже прялки и черные кошки у них есть.

Синьор Асдрубале — так по имени величают моего домовладельца — нотариус по профессии. Он сожалеет о временах папской власти, поскольку кузен у него был пажом кардинала, и верит, что если накрыть стол на двоих, зажечь свечи, сделанные из жира мертвеца, и провести определенный обряд — синьор Асдрубале немного путается в его деталях, — то в ночь накануне Рождества или в одну из подобных мистических ночей можно вызвать дух святого Паскуале [16], и тогда он напишет выигрышные номера лотерейных билетов на перепачканной сажей тарелке — нужно только дать ему две пощечины и трижды произнести «Аве Мария». Сложно лишь добыть жир мертвеца для свечей, а еще — успеть с пощечинами, прежде чем святой улизнет. «Если бы не это, — говорит синьор Асдрубале, — правительство давно запретило бы лотерею… Эх!»

9 сентября. История Урбании не лишена романтики, хотя романтику эту, как обычно, в упор не заметили наши ученые сухари. Еще до приезда сюда я почувствовал, что очарован странной женщиной, сошедшей со страниц здешних немногословных хроник, написанных Гвальтерио и падре де Санктисом. Женщина эта — Медея, дочь Галлеаццо IV Малатесты, владыки Карпи. Сначала она была женой Пьерлуиджи Орсини, герцога Стимильяно, а затем — супругой Гвидальфонсо II, герцога Урбании, предшественника великого герцога Роберта II.

История этой женщины напоминает о Бьянке Капелло [17] и в то же время — о Лукреции Борджиа [18]. Она родилась в 1556 году, и в возрасте двенадцати лет ее обручили с кузеном, Малатестой из семейства Римини. Но его родня сильно обнищала, и помолвка была разорвана, а год спустя Медею обещали в жены молодому человеку из рода Пико, и она заочно обвенчалась с ним, едва ей исполнилось четырнадцать. Но этот брак не удовлетворил ее — или отцовское — честолюбие, и заочное венчание под каким-то предлогом признали недействительным, поощрив сватовство герцога Стимильяно, знатного вассала семейства Орсини.

Прежний жених, Джованфранческо Пико, отказался подчиниться такому решению, подал прошение Папе и попытался силой умыкнуть невесту, ведь он любил ее до безумия. Эта юная дама была чудо как хороша, отличалась живостью характера и любезными манерами, как утверждает безымянный хронист. Пико напал на ее паланкин, когда она ехала на отцовскую виллу, и увез девушку в свой замок возле Мирандола [19], где самым вежливым образом возобновил ухаживания, настаивая, что у него есть право считать ее свой супругой. Но дама улизнула по сплетенной из простыней веревке, спущенной в ров, а Джованфранческо Пико нашли с кинжалом в груди, вонзенным рукою Медеи да Карпи. Он был красивым юношей, всего девятнадцати лет от роду.

Пико упокоился с миром, Папа признал брак с ним недействительным, и Медея да Карпи торжественно обвенчалась с герцогом Стимильяно и поселилась в его владениях неподалеку от Рима.