Призраки (Рассказы) - Скобелева Екатерина. Страница 23
Я рассказала миссис Вандербридж о письмах, а затем, опустившись на ковер возле нее, бросила в огонь тот сор, что остался от цветов. Неприятно сознаваться, но я почувствовала мстительное удовольствие, наблюдая, как его пожирает пламя; и в тот момент, несомненно, я бы с превеликим удовольствием отправила следом и призрака. Чем больше я узнавала о «той, другой», тем больше склонялась к тому, что Хопкинс права в своих суждениях о ней. Да уж, ее поведение и при жизни, и после смерти служило доказательством тому, что «она не отличалась добрым нравом».
Я все еще смотрела в огонь, когда возглас миссис Вандербридж — то ли вздох, то ли всхлип — заставил меня резко обернуться к ней.
— Но это не его почерк, — сказала она растерянно. — Это действительно любовные письма, адресованные ей… но не от него.
Несколько секунд она молчала, нетерпеливо перелистывая страницы, так что я слышала только шелест бумаги.
— Это письма не от него, — повторила она, наконец, — печальная и суровая, как воплощение неумолимого рока. Голос ее звучал торжественно. — Они написаны после свадьбы, но другим мужчиной. Она не была верна ему, пока была жива. Не была верна, даже когда он принадлежал ей по праву…
Я вскочила на ноги и склонилась к ней:
— Значит, вы можете избавить от нее своего мужа. Можете освободить его! Достаточно показать письма — и он поверит.
— Да, мне достаточно показать ему письма… — миссис Вандербридж смотрела куда-то вдаль, на пляску порожденных огнем теней, как будто видела перед собой ту, другую. — Достаточно показать письма… — я уже поняла, что она говорит не со мной. — …И он поверит.
— Ее власть над ним развеется! — вскричала я. — Он увидит ее в ином свете. Ах, неужели вы не понимаете? Не можете понять? Это единственный способ заставить вашего мужа думать о ней по-другому. Единственный способ навсегда разорвать нить воспоминаний, которая связывает их.
— Да, я понимаю, это единственный способ… — медленно проговорила она — и только произнесла эти слова, как дверь распахнулась, и вошел мистер Вандербридж.
— Я собирался выпить чашку чая, — начал он и добавил шутливо: — Что это вы тут обсуждаете, о каком способе речь?
Я поняла, что это решающий момент — судьбоносный для обоих, и когда муж миссис Вандербридж устало опустился в кресло, я с мольбой взглянула на нее, а затем на письма, в беспорядке разбросанные вокруг. Будь моя воля, я бы бросила ему эти листки в порыве ярости, способной пробудить его от вечной апатии. Неистовая вспышка — вот что, по моему мнению, требовалось в данном случае. Вспышка, буря, слезы, упреки — все то, чего он никогда не дождется от жены.
Минуту-другую миссис Вандербридж сидела неподвижно, не прикасаясь к письмам, и смотрела на него задумчиво и нежно. По выражению ее лица — такого прекрасного и, в то же время, печального — я догадывалась, что она вновь унеслась мыслями в нематериальный мир и созерцает сейчас духовный, а не телесный облик любимого человека. Беспристрастным внутренним взором она видела и его, и ту, другую: пока мы медлили, я постепенно начала ощущать ее присутствие. Вот появилось в отсветах пламени бледное лицо, стали видны локоны, похожие на завитки дыма, а во взгляде засверкала злоба, смешанная с горечью. Никогда я не чувствовала так остро, что неприкрытая враждебность, мрачная решимость скрывается за серой, расплывчатой дымкой зримой формы.
— Единственный способ, — сказала миссис Вандербридж, — заключается в том, чтобы сражаться честно, даже когда борешься со злом.
Ее голос звенел точно колокольчик, и с этими словами она поднялась с кушетки и встала во всем блеске красоты против бледного призрака прошлого. Ее словно озарял неземной свет — свет ликования. Его сияние на миг ослепило меня. Он был похож на пламя, очищающее атмосферу от скверны, от мерзости и распада. Миссис Вандербридж прямо смотрела на призрака, и в ее голосе не было ненависти — только бесконечное сочувствие, бесконечная печаль и доброта.
— Я не могу обойтись с тобой вот так, — сказала она, впервые на моей памяти отбросив отговорки и недомолвки и открыто обращаясь к существу перед собой. — В конце концов, ты мертва, а я нет, и нечестно сражаться с тобой подобным оружием. Я сдаюсь. И возвращаю его тебе. Если я не способна завоевать и удержать что-либо честным путем, значит, это не принадлежит мне. И в действительности он твой.
И вот, когда мистер Вандербридж вскочил в испуге и двинулся к ней, она стремительно повернулась и бросила письма на жарко пылающие угли. Когда он нагнулся, чтобы выхватить из камина уцелевшие страницы, ее гибкая, изящная фигурка встала между ним и пламенем; и такой эфемерной, такой легкой она выглядела, что я увидела — или мне только почудилось, как просвечивает сквозь нее огонь.
— Единственный путь, мой дорогой, и есть правильный, — сказала она мягко.
После этого — по сей день не знаю, в какой именно миг, — я осознала, что призрачная женщина придвинулась ближе, но от нее не исходят более ни страх, ни угроза, ни злоба. На мгновение она предстала передо мной со всей отчетливостью, и такой я не видела ее прежде: юной, кроткой и — только одно слово тут подходит — любящей. Проклятие как будто обратилось в благословение, поскольку, пока мы находились рядом с ней, у меня появилось странное чувство, что нас окутывает некий мистический, умиротворяющий свет — впрочем, словами его не описать, ведь он ни в малейшей степени не напоминал что-либо известное мне. Это было пылание без пламени, сияние без жара — и все же ни одно из этих описаний здесь не подходит. Будет понятнее всего, если я назову это чувство просветлением — блаженством, способным примирить тебя с тем, что ты ненавидел когда-то.
Не сразу я осознала, что это была победа добра над злом. Не сразу заключила, что миссис Вандербридж сумела одолеть прошлое единственным доступным ей способом. Она одержала верх благодаря смирению, а не сопротивлению, нежности, а не силе, отречению, а не жажде обладания. Ах, много, много позже я пришла к выводу, что она лишила призрака власти над собой, избавив его от ненависти. Она изменила воспоминания о прошлом, и в этом был залог ее триумфа.
В тот момент я не поняла этого. Не поняла, даже увидев, что призрака нет более в отсветах пламени. Он исчез бесследно — осталась лишь приятная для глаз игра теней на старом персидском ковре.
Элджернон Блэквуд
ПУСТОЙ ДОМ
екоторые дома, как и определенные люди, словно источают зло. Если речь идет о человеке, отталкивающая наружность ни при чем: он может обладать открытым взглядом и простодушной улыбкой; и все же после самого краткого общения с ним приходишь к твердому убеждению: в его душе есть очевидный изъян, она исполнена мерзости. Вокруг такого средоточия порока, невольно выдавая его, вьются тайные недобрые мысли, и всякий, кто приблизится к нему, немедленно шарахается прочь, как от зачумленного.Вероятно, то же самое можно сказать о зданиях: атмосфера злодеяний, от которой мурашки бегут по коже и волосы встают дыбом, сохраняется под крышей дома много лет спустя после того, как уходят в мир иной негодяи, повинные в преступлениях, совершенных здесь. Звериная ярость убийцы и ужас жертвы отпечатываются в сердце не причастного к трагедии наблюдателя, и неожиданно он понимает, что нервы его до предела напряжены, дрожь сотрясает тело, и кровь стынет в жилах. Припадок ужаса поражает беднягу без видимой причины.