Стальные небеса (СИ) - Котова Ирина Владимировна. Страница 33

— В Иоаннесбург отсюда легко, — проговорил Поляна. Взгляд его мгновенно стал серьезным. — Дальше не пробовал, но, думаю, максимум — километров четыреста.

— И я так же, — невесело кивнул Ситников. — Значит, сдвоенный мы километров на семьсот осилим. Не больше.

— А тебе куда надо-то, Матюха? — осторожно поинтересовался Дмитро.

— Далеко, — проговорил Матвей. — Очень далеко.

Они помолчали.

— Не объяснишь? — так же осторожно проговорил друг.

— Не могу, — поморщился Матвей. — Да я и не решил еще, правильно ли это. Совет мне нужен. Думаю я.

— Важное что-то? — уточнил Дмитро.

— Очень, Димыч.

— Тогда не думай, а делай, — серьезно посоветовал Поляна.

Матвей не отвечал, решаясь. Докурил. Встал.

— Ты прав, — сказал он, доставая телефон. И, нажав на вызов, поднес трубку к уху.

Дмитро курил, не мешая и слушая приглушенные долгие гудки, которые доносились из телефона. И когда уже казалось, что сейчас связь оборвется, в трубке щелкнуло, и раздался знакомый голос.

— Да?

— Александр Данилович? — пробасил в ответ Матвей. — Мне нужна ваша помощь. Это очень важно. Вы сможете выслушать меня? — он покосился на Поляну, и тот понимающе сунул окурок в пепельницу и встал.

— Надеюсь, когда-нибудь я все узнаю, — буркнул он со вздохом и зашагал в сторону входа в бункер, то поглядывая на герцогиню с детьми, то оглядываясь на Матвея.

Через несколько минут разговора рядом с Ситниковым открылось Зеркало, из которого вышел Свидерский. Он пожал Матвею руку, заметил оглянувшуюся Катерину и, попросив "секунду", направился к ней.

Семикурсник нетерпеливо курил, глядя в сторону, но невольно прислушивался к разговору. Девочки Симоновой с радостными воплями бегали рядом со взрослыми.

— Совсем уставший, — тихо сказала Катерина.

— Вторые сутки после закрытия портала давим иномирян, — объяснил Александр Данилович. — Пока не пришли в себя, нужно отбросить от Лесовины как можно дальше. Сейчас перегруппировываемся, думал поспать, да вот, — по всей видимости, он кивнул в сторону Матвея, и Ситников едва удержался, чтобы не посмотреть на них. — Уже нужно мне уходить, Катя. Рад, что увидел тебя.

— Подожди, — попросила она. — Возьми хотя бы молока у Дорофеи. Хочешь, принесу?

— Принеси, — согласился Свидерский, и наступила красноречивая пауза.

— А меня поцеловать? И меня, — завопили девочки. Раздались смешки взрослых, и Матвей совсем отвернулся, не в силах сдержать улыбку.

— Ситников, — позвал его Александр Данилович. Матвей повернулся обратно. Катерина, оставив детей в песочнице, шла к дому — видимо, за молоком. — Я сейчас переговорю со старшим твоей группы, чтобы тебя не наказали за дезертирство, и пойдем.

ГЛАВА 9

Десятое апреля, Пески, Тафия, Четери

Владыка Четери, завершив дела и отпустив советников, подошел к окну. Солнце уже начало клониться к закату, но до сумерек было еще несколько часов. С реки Неру тек ветерок, и низко летали в небе чайки и ласточки, предсказывая к ночи дождь. Чет сам ощущал близкую грозу — и, не совладав с искушением, прыгнул в окно, разворачиваясь в дракона, и взмыл над белыми куполами и шпилями Тафии, подернутыми жарким маревом.

Он за несколько минут домчался до тяжелых свинцово-фиолетовых туч, которым до Города-на-реке было еще идти и идти, поднялся над ними, туда, где воздух был уже ледяным и насыщенным силой праотца-Инлия, завис на мгновения в кристальной тиши, раскинув крылья и зажмурившись, и с упоением нырнул в перекатывающиеся красноватыми и белыми сетками молний облака. Пусть молнии были вотчиной Красного воина, никогда они не тронули бы дитя воды и воздуха. А скорость, раскаты грома и щекочущий ноздри озон помогли сосредоточиться, обдумать то, что не мог сложить он на земле.

Вторую ночь после полета в Йеллоувинь Чету снились пауки. Море пауков, маленьких, с ноготок, в которое погружался он и не мог выплыть. Не страшны были им его клинки, и забирались они в уши и рот, царапали распахнутые глаза, хороня его под собой, не давая вдохнуть.

Мастер просыпался, глядел на спокойно спящую Светлану, и думал о том, что же ему показано и зачем. Значит ли это, что ждут его тысячи противников, или то, что совладать он с ними не сможет?

Когда он вырвался из объятий грозы, в глаза ударило солнечным светом, ослепив золотым жарким сиянием. Постепенно оно отступило, и дракон увидел поднимающиеся над далекой Тафией тонкие багрово-синие облака, что обрамляли солнечный диск с двух сторон и были похожи на клинки, окунутые в кровь.

И тут же сложились в голове знаки последних дней. Пташки, устроившие драку у окна спальни. Зеркало, треснувшее знаком Воина, знаком войны и огня — шестиугольником с тремя волнистыми линиями наискосок. Слива, лопнувшая в руках и окрасившая пальцы в цвет крови…

Чету стало спокойно. Битва его была близко.

Опустившись за дворцом, Владыка обернулся, с удовольствием потянулся и направился в купальню. Светлана с родителями и охраной ушла в город, до ужина еще оставалось время, и не было никаких причин отказывать себе в удовольствии. А уж с нынешними непростыми обязанностями по управлению городом из удовольствий оставались ему утренние тренировки, близость с женой, полеты, вкусная еда и массаж.

Массажистка Люй Кан, сманенная у императора Хань Ши, к Четери приходила дважды в неделю, к вечеру, когда все дела уже были сделаны, и долго, усердно и умело перебирала Мастеру мышцы и кости. Женщиной она оказалась честной и прямой, без раболепства, что особо было мило драконьему сердцу, а уж Светлана, которой она ежедневно разминала ноги и поясницу, нахвалиться на нее не могла. Как и ее родители.

Люй Кан с сестрой и племянником из дворца съехали почти сразу после прибытия, облюбовав себе дом неподалеку. Сестра открыла лавочку лекарственных трав и снадобий, а массажистка самого Владыки, от клиентов не знающая отбоя, как и пророчил Четери, заневестилась: то и дело ухаживать за ней принимались видные женихи, звали замуж, осыпали подарками. Однако йеллоувинька, озадаченная и непривычная к вниманию, выбирать не торопилась.

— Все хороши, да по сердцу никого, — говорила она любопытной Светлане, сильно, но аккуратно проминая ее натруженные ступни. — Я лучше вам послужу, госпожа, мужа вашего так отблагодарю. Совсем другая жизнь ведь у нас здесь началась.

— А вы не скучаете по Пьентану? — интересовалась разморенная от удовольствия "госпожа".

— Родина всегда в сердце, — степенно и тщательно подбирая рудложские слова, отвечала Люй Кан, у которой предплечье было шире Светиной лодыжки. — Но не было нам на родине счастья. Хоть руки у меня все те же были, и умение то же, и служила я не где-то, а в банях-отуро дворца императорского, и не бедствовали мы поэтому, однако же у нас отношение совсем другое. Девы знатные у нас к послушанию с детства приучены, к тому, что украшать собой дом должны и молчать. И придворные дамы такие же. Но как меж собой интригуют… ох, и могла бы я рассказать, но не буду. И к служанкам отношение такое же. Если красотой ты не наделена, то как и нет тебя. А здесь я есть. Благодаря мужу вашему, Владыке, да продлит Отец Гармонии его годы. Не верила я, что вспомнит меня, а вспомнил. Добрый у вас муж, госпожа, хороший.

Сейчас "добрый и хороший" уже лежал на теплом камне в купальне у широкого арочного окна, а широкая массажистка выкручивала его так, что он довольно стонал и покряхтывал, блаженно улыбаясь. Она каждый раз разминала его, как тесто, и мышцы становились крепче, эластичнее, и еще быстрее он мог двигаться, и мощнее бить. Глаза Чета были полуприкрыты, и пусть от удовольствия мысли текли медленно, вяло, все равно отключиться от размышлений не выходило.

Вчера в полдень во дворец, как и было велено, пришел Вей Ши. Напился воды из фонтана, терпеливо дождался Чета и прошелся с ним по тенистым дорожкам парка. Мастер ставил ему руку, учил разными способами метать ножи — и с размахом от плеча, и одним движением пальцев, срезая фрукты с веток или не задевая в гуще ветвей ни листочка. А императорский внук в промежутках между бросками рассказывал то, что хотел услышать учитель.