Некоторые не уснут (ЛП) - Нэвилл Адам. Страница 36

            Он  посмотрел на шесть гигантских базальтовых голов, восемь футов в высоту и девять  в ширину каждая, весивших примерно сорок тонн, как он подсчитал. Пытливо вгляделся  в их огромные раскрытые глаза, которые, в свою очередь, смотрели на темнеющее и  заполнявшееся яркими звездами небо. А когда он, наконец, ушел прочь, унося свой  мушкет, пистолет, карабин и саблю драгуна, не желая задерживаться возле этих  руин в темноте, он задался вопросом, были ли то лики Богов? Богов, сотворивших  все это?

Кукольные ручонки

У  меня большая белая голова и кукольные ручонки. Я работаю за стойкой в западном  блоке Грут-Хёйс. Когда я не отношу доставленные лекарства жильцам, медленно  умирающим в своих кроватях, то наблюдаю за зеленоватыми экранами мониторов.  Камеры системы безопасности покрывают каждый дюйм красных кирпичных стен  Грут-Хёйс и пустого переднего двора.

            Я  слежу за доставкой, и смотрю, чтобы в здание не проникали посторонние. Доставка  бывает каждый день. Посторонние уже не так часто. Почти все они поумирали в  продуваемых насквозь зданиях мертвого города, либо лежат неподвижно на темных  камнях перед Церковью Богоматери. В Брюгге умирающие бредут и ползут к церкви.  Будто это единственный путь, который они помнят.

            В  прошлое рождество меня послали с двумя портье найти маленького бабуина мистера  Хуссейна, который живет в восточном крыле. Детеныш сбежал из клетки, ослепив  свою сиделку. И пока я искал его на площади Гвидо Гезеллеплейн, я видел мокрые,  окоченевшие тела, лежащие  в тумане под башней.

            Один  из дневных портье, Уксусный Ирландец побил маленького бабуина, когда мы  обнаружили его объедающим тела. Как и остальные жильцы, бабуин устал от дрожжей  из подвальных баков. Ему хотелось мяса.

            В  десять утра на экранах мониторов появилось движение. Кто-то подъехал к  хозяйственному входу Грут-Хёйс. Из тумана появляется белый грузовик с  квадратным передом и останавливается у подъемных ворот. Это поставщики  провизии. Я чувствую в желудке тошнотворное брожение.

            Своими  крошечными пальчиками я нажимаю кнопки на центральном пульте и открываю ворота  номер восемь. Смотрю, как на экране поднимается металлическая решетка. Грузовик  проезжает в центральный двор Грут-Хёйс и паркуется задом перед служебной дверью  хозяйственной зоны. За дверью находятся складские клети, где хранятся старые  вещи жильцов, спальня для портье, комната для персонала, шкафы с инвентарем,  бойлерная, мастерская, душевая, и баки с дрожжами, которые кормят нас своей  желтоватой мякотью. Сегодня поставщикам провизии придется воспользоваться  душевой для своей работы.

            Вчера  нам сообщили, что должны привезти продукты для Ежегодного Банкета Главных  Жильцов. Госпожа Ван ден Брук, Главная Жилица дома, также проинформировала нас,  что завтрашний душ отменяется, и что весь день нельзя будет пользоваться  комнатой для персонала, поскольку эти помещения потребуются поставщикам для  подготовки банкета. Но никто из служащих и так не хочет заходить в душевую,  когда на  территории находятся поставщики. Несмотря на сонливость Белого  Примата, который работает ночным сторожем, на пьянство Уксусного Ирландца, на  заторможенные движения Леса-Паука, разнорабочего, и на веселое хихиканье двух  девушек-уборщиц, мы все помним  прошлые разы, когда перед банкетами в Грут-Хёйс приезжал белый грузовик. Никто  из персонала не обсуждает дни Общих Собраний и Ежегодных Банкетов. Мы делаем  вид, будто это обычные дни, но Ирландец начинает пить больше чистящей жидкости,  чем обычно.

            Я  звоню со стойки дежурящему в восточном крыле Ирландцу. Отвечать он не  торопится. Переключаюсь с пульта на камеру над его конторкой, чтобы посмотреть,  чем он занят. Уксусный Ирландец медленно, будто наложил в штаны и не может  ходить прямо, вплывает в зеленый подводный мир на экране монитора. Мне даже  отсюда видны набухшие вены на его клубнично-красном лице. Он сидел в главной  кладовой и хлестал свои жидкости, хотя должен постоянно находиться у мониторов.  Если б он был за конторкой, то услышал бы сигнал тревоги, когда я открыл  внешние ворота, и знал бы, что прибыла доставка. Лающий голос невнятно  произносит:

            -  Чего тебе?

            -  Доставка, - отвечаю я. - Подмени меня. Я пошел вниз.

            -  Ага, ага. Грузовики приехали. И тебе нужно…

            Я  кладу трубку, не дослушав.

            Ирландца  в восточном крыле трясет от ярости. Он будет обзывать меня ублюдком и  грозиться, плюясь кислой уксусной слюной, что разобьет мою большую голову  своими дрожащими руками. Но к концу дневной смены уже забудет про ссору, а у  меня сейчас нет времени выслушивать невнятные лекции о наших обязанностях, о  которых я и так уже все знаю, и с которыми сам он не справляется.

            Когда  я иду через вестибюль к двери для портье, сжимая в своих кукольных ручонках  маску из мешковины, за стойкой звонит телефон. Я знаю, что это рвет и мечет  Уксусный Ирландец. Все жильцы еще спят. Те, кто еще может ходить, не спускаются  раньше полудня.

            С  улыбкой размышляя о своей маленькой мести Уксусному Ирландцу, я натягиваю на  лицо коричневую маску. Затем открываю тамбур-шлюз, через аварийный люк  выныриваю на металлическую внешнюю лестницу и резво сбегаю по ступенькам. Мои  маленькие блестящие ботиночки сразу поглощает туман. Даже в маске, натянутой на  мою пухлую осьминожью голову, я чувствую ржаво-сернистый смрад отравленного  химикатами воздуха.

            Спустившись  по лестнице, выхожу во двор. Он расположен в самой середине четырех квартирных  блоков. На него выходят все кухонные окна. Готов поспорить, что жильцы истекают  слюнями, когда видят у служебной двери белый фургон. То, что не съедают Главные  Жильцы, мы, портье, разносим в белых пластиковых пакетах по их квартирам.

            При  виде белого грузовика у меня переворачивается желудок. У водительской двери  болтают двое поставщиков, ожидая, когда я впущу их в хозяйственную зону. На  обоих резиновые маски в форме свиных голов. По идее, свинки должны улыбаться,  но если увидишь такие морды во сне, то проснешься с криком.

            Еще  на поставщиках резиновые сапоги по колено и полосатые штаны, заправленные за  голенища. Поверх штанов и белых рабочих халатов оба нацепили длинные черные  фартуки, тоже из резины. На руках у них рукавицы из проволочной сетки.

            -  Господи. Ты только глянь на башку этого урода, - говорит тот, что постарше. Его  сын хихикает под своей свиной маской.

            Мои  крошечные ручонки сжимаются в мраморные молоточки.

            -  Все нормально? - бросает мне отец. Я знаю, что под маской он смеется над моей  большой белой головой и тощим телом. Отец протягивает мне планшет с  металлическим зажимом, удерживающим пластмассовую ручку и розовую накладную на  груз. Своими кукольными пальчиками беру ручку и вывожу печатными буквами свое  имя, затем дату: 10/04/2152. Поставщики молча смотрят на мои руки. Весь мир  затихает, когда эти руки берутся за работу, потому что никто не верит, что они  на что-то способны.

            В  товарном чеке фирмы "Гроте и сыновья. Доставка деликатесов",  который я подписал, значится: "2 головы скота. Пониженной жирности,  первой свежести. 120 кг".

            Поставщики  лезут в кабину за багажом.

            -  Пойдем, подготовим место. Поможешь нам, - говорит отец. Вблизи, его одежда  пахнет застарелой кровью.

            Из-за  сидений в грязной кабине, пахнущей металлом и хлоркой, они извлекают и подают  мне два больших серых мешка. Тяжелые, с темными пятнами в нижней части, в  верхней - маленькие медные проушины, через которые продевают цепи. От  прикосновения к мешкам у меня начинают дрожать ноги. Беру оба под мышку. В  другую руку мне суют металлическую коробку. Под замком виднеются маленькие  красные циферки. Коробка холодная на ощупь и раскрашена в черные и желтые  полоски.