Некоторые не уснут (ЛП) - Нэвилл Адам. Страница 7
Видишь ли, все время, когда я находился среди камней, меня не покидало ощущение, что за мной наблюдают. В дикой местности чувства обостряются, Генри. И ты начинаешь доверять им. И я считаю, что запах крови и визг свиньи привлекли в то место что-то еще. Я чувствовал присутствие в ветре, которое, казалось, приближалось ко мне со всех сторон. Это ощущение пробирало до костей и бросало в пот.
Я не стал там задерживаться. И отправился домой, испытывая чувства, которые не могу адекватно описать. Честно говоря, так страшно мне не было даже в детстве по ночам. Но мой страх был смешан с какой-то дезориентацией и убежденностью в моей совершенной незначительности среди этих черных деревьев. Их шум, Генри. Мне казалось, будто я потерпел кораблекрушение в бушующем море.
Не успел я уйти далеко, как с той стороны, откуда я шел, донесся страшный шум. Как будто освобожденный боров испытывал невероятные страдания. Хотя тогда это было похоже на крики испуганного ребенка. Затем его визги резко прекратились, и эта внезапность была хуже самих криков.
Я бросился бежать. Так быстро, как только мог. Я бежал, пока не почувствовал, что сердце вот-вот не выдержит. Я сильно порезал голову о ветку и разбил колено о корень дерева, когда упал. А сквозь деревья за мной гнался холодный ветер. Вместе с его порывами до меня донесся вой, который еще долго, если не всю жизнь, будет отдаваться эхом у меня в голове. Здесь, на севере, обитают волки. медведи и песцы. Возможно, я даже слышал росомаху, или так мне показалось. Мне приходилось слышать лай шакалов, а также рев бабуинов в сафари, но вчера я готов был биться об заклад, что ничто в зверином царстве не могло издавать такой крик при охоте. В нем была какая-то жуткая нотка триумфа. И я убежден, что какое бы животное ни издавало этот вой, оно преследовало меня, Генри. Прошлой ночью я слышал какие-то звуки в загоне, в задней части дома. А этим утром я обнаружил следы. Такие не оставляют даже медведи.
Скажу лишь, что насмотрелся и наслушался я достаточно. В пятницу я должен добраться до аэропорта в Эстерсунде. А пока соберу вещи и закрою ставнями дом на зиму. Солнце утром еще яркое и сильное, и я чувствую, что это время суток здесь наиболее приемлемое. Утром мне придется трястись на велосипеде до почтового ящика, чтобы отправить это письмо. И пока я буду там, мне нужно будет сделать по телефону заказ в транспортной компании, чтобы они приехали за мной и снаряжением через два дня.
Твой друг,
Уильям Аттертон.
Я молча вернул письмо Генри, и он продолжил рассказ.
"Я с нетерпением прождал до конца недели и даже сделал опрометчивый звонок в шведское консульство, только чтобы выяснить, что ближайший местный орган власти находится в Радалене, в почти восьмидесяти километрах от дома Аттертона. Так как я не заявлял о каком-либо преступлении или несчастном случае, и, откровенно говоря, постеснялся пересказывать содержание письма по телефону, я решил, что лучше сам отправлюсь в Швецию в следующий понедельник. Пусть даже если мы разминемся. Хотелось бы думать, что кто-то из моих друзей, поступит так же, если получит от меня письмо подобного содержания, пока я нахожусь за границей. Я как минимум мог сопроводить бедного Аттертона домой и помочь ему получить профессиональную психологическую помощь.
"Когда в понедельник, рано утром я летел на первом самолете в Стокгольм, пожилой швед, сидевший рядом, увидел разложенную у меня на коленях карту и спросил, не требуется ли мне помощь. Еще он обратил внимание, как я борюсь с четырьмя авторитетными путеводителями, в поисках дополнительной информации по Радалену. Там было упоминание о провинциях Норрланда, но очень мало говорилось про Емтланд, и совсем ничего про Радален. Поэтому я воспользовался любезным предложением своего попутчика и расспросил, как можно добраться до Радалена. На что джентльмен сразу же задал мне вопрос, такой же проницательный, как и его взгляд. "А почему вы хотите повидать Радален?" - Как и большинство его соотечественников, мужчина говорил на прекрасном, английском, и выражался четко и ясно.
Какое-то время я не мог дать внятного объяснения, но джентльмен сообщил мне, что сам он родом из южной части Емтланда, но не живет там с юных лет и редко бывает в тех местах. Однако, несмотря на то, что большинству шведов не знакома репутация Радалена, представители его поколения, выросшие в той местности, вряд ли забудут истории, слышанные в детстве. Многие части Швеции более предпочтительны для гостей, чем Радален. В молодости ему было запрещено уходить так далеко на север.
Конечно, я сделал вид, что поверил словам мужчины, и старался никак не проявлять свой скептицизм. Попросил его более подробно рассказать об этой репутации и упомянул о недавнем переезде туда моего друга.
Он начал рассказывать мне о вещах, которые сохранились в устной традиции, в отличие от тех, которые были задокументированы историками, подробно описавшими пережиток... скажем так, фольклора или вероучения, наблюдавшегося задолго до агрессивной колонизации Швеции христианской церковью. Видимо, даже в начале двадцатого века были еще распространены жертвоприношения животных. Они проводились в конце каждого лета, чтобы умилостивить исконных обитателей лесов, до наступления зимних лишений.
Утверждалось, что эти исконные обитатели лесов - или Ра - являлись страшными тварями, и служили основой для чудовищ из местных легенд. И всегда считалось, что леса опасны, если не принять определенные меры предосторожности. Лесники и егеря больше не могли бы бродить по ним, женщины не могли бы собирать дрова, а дети - играть там. Затем, в семнадцатом веке, в период пуританского рвения, имевшего целью смести остатки пантеизма в северной Швеции, обычай подносить дары был жестоко подавлен. Но сразу после введения цензуры, как утверждал этот парень, в северном Емтланде случился всплеск исчезновений. Сперва начал пропадать домашний скот, затем более уязвимые представители местных общин. И именно в тот период возникло конкретное предупреждение - Det som en gang givits ar forsvunnet, det kommer att atertas, которое джентльмен перевел для меня на английский. То, что некогда воздавалось, исчезло. И некто придет получить это назад.
Эта надпись была нанесена на столбы и вывески, как предупреждение для гостей, и, как правило, рядом с ней вывешивалась лошадиная подкова, символ, вызывавший у Ра дискомфорт, из-за его неприязни к конникам.
Несмотря на временный запрет, подношения вскоре возобновились в надлежащих для этого местах. А началось это в то время, когда скандинавы-поселенцы и исконные обитатели заключили те нелегкие соглашения. На этот раз церковь закрыла на это глаза, молча признав, что местная проблема вне ее компетенции и власти.
Но все изменилось. Вкусы исконных обитателей, как утверждалось, были уже не такими, как прежде. Стали более низменными, как в древности. Во времена вмешательства церкви, Ра заново открыли в себе вкус к мясу иного рода. А недобросовестным представителям местного населения вскоре было приказано оказывать помощь в возрождении столь оголтелого аппетита. Отсюда вытекает давнее предание о пропавших в Радалене путешественниках.
Постепенно местные общины ушли с территории обитания Ра, чтобы быть вне их досягаемости. Оставили свои дома и церкви, мигрируя на юг и восток. С наступлением века науки и здравого смысла эти древние обряды всячески старались выжить. Местные предания считались вздором, и лишь немногие люди, жившие ближе всего к долине, думали иначе. Сейчас эта местность является давно запущенной частью национального парка. Хотя джентльмен слышал что-то о том, что один девелопер перестраивает или ремонтирует старые виллы для продажи их под видом летних домов. Но эта идея не пользовалась успехом. При таком немногочисленном населении, в этой местности очень маленькая инфраструктура и почти нет местных служб.