История одной буддийской статуи (СИ) - Гамаюнова Светлана Геннадиевна. Страница 15
А потом приказал:
– За то, что лишили меня законной добычи, всех монахов монастыря уничтожить.
Елюй Чу-цай что-то попытался сказать Чингисхану, но он не знал жалости к тем, кто шел против его воли. Я не видела смерти отца и других, просто знала, что их больше нет.
Все эти ощущения окатили меня как волны. Я поняла, что его предвидение осуществилось. От кармы трудно уйти, и моя никуда не делась за века. Реинкарнация Чингисхана в лице доктора Мейсена нашла меня, и я заинтересовала его. Он, слава Будде, не обрел еще силу Чингисхана. Не знает ничего о своей реинкарнации, о своей прежней жизни. Может, он и не хотел бы знать о том, кем был в предыдущем рождении. Возможно, он даже не задумывался о том, что в каждой возникшей новой жизни развивается иная личность человека. Но вместе с тем некая определённая часть «Я» этого человека остаётся неизменной, переходя из тела в тело в череде перевоплощений. Отец говорил, что многие так и не узнают, кем были их предки, и что это их счастье. Сила и особенности сознания первоначального или предыдущего хозяина тела не перешли к доктору Мейсену в полной мере. Только некоторые способности и, к моему сожалению, непонятное желание найти меня. Я нужна ему, но пока, слава Будде, не как объект вожделения, не как женщина. Он любвеобилен, этот доктор, но я не вижу похоти в его взгляде на меня, только интерес как к непонятному феномену. Поэтому надо подольше тянуть время и думать, выздоравливать и потом бежать. Возможно, через неделю я придумаю, как мы сможем договориться. Хотя о чем мы будем договариваться? Ни я, ни он сейчас не знаем путей и целей.
На следующий день он опять приходил и трогал мое тело, гладил волосы, пытался заставить тело реагировать на его прикосновения – заинтересованные, горячие, властные.
« Обломись», – любимое слово Мэгги, которое она постоянно произносила, когда какой-нибудь злодей в сериале не получал желаемого. Это слово так и крутилось в голове, приклеилось. Я сейчас знаю больше тебя, Мейсен - Темучин, и играть будем по моим правилам, а думать, как именно играть, надо. Знать бы ради чего игра, и каковы ее правила. Может, лучше бежать?
Кабинет доктора Мейсена
Я задумчиво рассматривал свои предыдущие записи и размышлял, как лучше сформулировать это. Что писать о совершенно бесполезных посещениях Айи в последние два дня – не знал. Но ведь и отрицательный результат – тоже результат. Поэтому запишем: «Она не пускала в сознание, мне не удалось ощутить ее эмоции, она отсрочила разговор, и я уверен, что даже когда захочет, вернее, соизволит что-то сказать, то не скажет интересующее меня».
Стянул шапочку. Взлохматил волосы. Как ненавижу эту докторскую шапочку, она обручем сковывает голову. Может, плюнуть и просто представить ее широкой общественности и журналистам, как феномен с потерей памяти? Натравить журналистов, ученых с ограниченным доступом к исследованиям. Показать снимки, сделанные первоначально и в дальнейшем на протяжении двух месяцев. Пусть исследуют. Хотя, что исследовать? Она почти здорова. Дышит нормально. Сердце работает отлично. Хорошо, что Мэгги возит ее в парк, думаю, вскоре она будет ходить по нему сама. По палате-то уже перемещается, и неплохо. Может, вывозить ее не только в парк, но и на море? Да-да, выводить активнее в мир. Залежалась она. А так: набирает вес, молодеет, учится разговаривать, умеет набирать текст на планшете. С сознанием все нормально. Вон как ловко меня обставила. Я точно был уверен, что слабость, которую она изображает – это игры.
Играет. Я вытянул ее из непонятного состояния, а она изображает из себя невесть что. Но то, что она меня боится, я тоже понял. Пусть не увидел эмоций так, как я их часто вижу, но зрачки-то были расширены, как при сильном испуге и даже в мимике проскользнул испуг. Как будто она что-то узнала, или вспомнила обо мне. Да, это стоит отметить особо. Записал: «Боится меня и что-то вспомнила. Мы с ней раньше не встречались, значит, вспомнила что-то о своей жизни».
Задумался, как сформировать запись. Интересные вопросы. Раньше страха при виде меня я не замечал. Значит, появился сейчас. Не прикосновений же она боится? Может, почувствовала во мне мужчину и боится? Чушь. Хотя? Ставлю еще один вопрос в огромном перечне нерешенных. Мужчин у нее не было. А ведь раньше она была красива. Лет пока непонятно сколько, но, думаю, семнадцать – восемнадцать, не больше. Все-таки кожа еще не приняла прежний вид. Но даже еще не полностью восстановившееся лицо и тело притягивали взгляд.
«Каким будет твой следующий шаг?», – задумался я, но размышления оборвал стук в дверь. Я глянул на часы и вспомнил, что у меня собеседование. А интересная мысль мелькнула и убежала. Поймаем потом.
– Войдите, – сказал спокойно, и в проеме двери показались две фигуры.
Нет, двоих нельзя собеседовать, по очереди.
– Извините, что назначил встречу в одно время, но сначала поговорю с одним, а потом с другим. И начну, пожалуй, с Вас, молодой человек. Думаю, вы Сэм Бримт. С Вашим резюме я ознакомился, но поговорить хочу. А Вы, мистер Логан, подождите, пожалуйста, в приемной.
Итак, передо мной молодой, как и написано, 23-летний специалист по медицинскому оборудованию. Внешность приятная, открытое неглупое лицо, темные, но не черные волосы, глаза серые, не раскосые. Рост средний, все какое-то более-менее среднее, кроме любознательности и тревоги. Интересный набор. Тревога – понятная при собеседовании эмоция, а вот что ему интересно?
И я так и спросил:
– Чем увлекаетесь, молодой человек, и чем бы хотели заняться дальше?
Кажется, этого вопроса он не ожидал, ведь весь официоз отражен в резюме.
И он неожиданно сказал:
– Смогу отремонтировать почти любое медоборудование, и не только мед, у меня отличные способности к технике. Это без саморекламы. Просто констатация того, чем горжусь. Но больше всего люблю конструировать новые приборы, и хотел бы работать в институте, создающем приборы, связанные с изучением работы мозга. Диплом писал в Австралийском институте мозга. И так, понемногу о разном мечтаю.
Про приборы в резюме не было, просто я потянул немного за ниточку доверия, и он ответил искренне. Интересно.
– О чем же вы мечтаете? – и я усилил натяжение нити.
Но почувствовал сильное противодействие. Он не хотел рассказывать. Может, мечтает о девушках или одной конкретной и скрывает эти романтические мысли. Сексуальной озабоченности не вижу. Или о квартире. Может, о деньгах, но на вид не жадный. Ладно, пусть себе мечтает. Не рассказывает сейчас – потом выясним. У каждого свои мечты. Мечтать не вредно.
– Хорошо.
Покрутил еще раз резюме в руках и, посмотрев на него пристально, сказал:
– Беру на работу с испытательным сроком два месяца, зарплата…, – и назвал сумму, указанную в резюме, как желаемую. Нормальная, не завышенная сумма.
– Рад знакомству с новым сотрудником. Не будем тянуть время. Как я понял, отрабатывать на старом месте работы вам не надо, поэтому завтра выходите на работу к девяти. Хочу, чтобы вы познакомились с нашим старым специалистом, и он ввел вас в курс дела. Приступите к своим обязанностям, а там посмотрим. И пригласите, пожалуйста, ко мне в кабинет Томаса Логана.
Новый потенциальный сотрудник привлек внимание. Это с ним Лиз спит? Красавчик. Но она бы никогда не притащила на работу своего любовника. Работа для нее действительно важна. Сталкивать нас она бы не стала. При всей ее стервозности и любвеобильности она хороший и умный врач, которому небезразличны результаты работы. Значит, стечение обстоятельств. Но на всякий случай спросил:
– Вы знакомы с доктором Лиз Познер?
– Нет, незнаком.
Говорит правду. Присмотрелся к его эмоциям. О, такого большого шарика любопытства уже давно не видел. Любопытство в моих представлениях имело вид шара с большими глазами и большими ушами. У этого экземпляра и уши, и глаза были огромные.
Я не параноик, но сразу возникла мысль: «А что он хочет узнать?» И я задал ему тот же вопрос, что и Сэму: