Второпях во тьму (СИ) - Нэвилл Адам. Страница 34

            Неистовая утилизация отходов продолжилась. И прежде чем я отвернулся от окон, спеша занять ванную, я был удивлен тем, что мне показалось, будто она пыталась запихнуть в мусорный мешок грязный коричневый комбинезон. Такой, который носят чернорабочие, только почему-то сохранивший местами форму тела, на которое был недавно одет.

            В субботу вечером я пришел домой поздно, но все же раньше Милы. Спотыкаясь, поднялся по лестнице. Я был пьян и меня тошнило. В три часа ночи я проснулся от того, что мой мочевой пузырь раздулся, как баскетбольный мяч. Но прошел не дальше площадки между нашими спальнями, из-за странного звука, охватившего весь верхний этаж дома. И это, к моему стыду, заставило меня испуганно заскулить. В свою защиту скажу, что разум у меня был все еще пьяным и полусонным. Но даже когда сознание отчасти вернулось ко мне, не скажу, что эффект от жуткого шума уменьшился.

            Он исходил из-за закрытой двери ее спальни, и заглушал звук сотрясаемой кровати. Это был животный звук, похожий на крик кошки, переходящий в шипящий свист, словно из поспешно сдуваемого надувного матраса. Нечеловеческий. Нечеловеческий звук под моей крышей, в ее комнате.

            У подножия лестницы я наступил на беспорядочный набор обуви. Одна пара - маленькие туфли-лодочки на плоской подошве с пятнистым бантиком на носке, которые всегда вызывали у меня ассоциацию с мультиками - принадлежала Миле. Ее выходные туфли. Они валялись вперемешку с парой больших замшевых башмаков, которые ассоциировались у меня с щеголями, работавшими в Сити. Он снова занималась сексом, с новым мужчиной. Две ночи подряд, поскольку я был уверен, что эта обувь не принадлежала вчерашнему гостю.

            Встревоженный страшными кошачьими звуками  Милы, я поразился, как мужчина может быть еще на что-то способен, услышав такой крик.

            - Погоди, вот увидишь утром ее лицо, дружище, - сказал я вслух на кухне, и двинулся в ванную.

            Когда в одиннадцать часов следующего дня я спустился вниз, мужские ботинки исчезли. Чего я не мог сказать о мышах. За те десять часов, пока я находился наверху, мучнистый запах фекалий и мочи на нагретой центральным отоплением кухне усилился настолько, что сбивал с ног.

            Мила уже встала, и отопление во всех комнатах было включено на полную мощность. Она находилась в ванной.

            - Твою ж мать. - Я направился к мусорному мешку, лежащему на стиральной машине. Выбрав пустую бутылку с широким горлышком из-под кондиционера для белья, я открыл заднюю дверь и вышел на улицу.

            В тот момент, когда мои босые ноги соприкоснулись с влажным бетоном садовой дорожки, я услышал топоток крошечных ножек по мусорным бакам. Два маленьких темных тельца с гибкими хвостами метнулись в сад, в то время как трое их сотоварищей побежали вдоль ограды.

            Я мочился в саду в пятый раз за семь дней. Я был поражен, как быстро человек ко всему привыкает. И все же сказал мышам, роющимся в соседском саду и шуршащим большими сухими листьями, которые надуло из парка, засорив водосток:

            - Так больше не может продолжаться.

            Затем я пошел взглянуть на то, чем кормятся за мусорными баками мыши. Они прогрызли дыры в основании одного из мешков и добрались до какой-то бахромы, украшавшей нечто похожее на джинсы. У меня таких не было, и я никогда не видел, чтобы Мила носила джинсы. Наверное, она купила их и избавилась из-за того, что те оказались ей малы.

            Запах от мешков шел ужасный. Это, должно быть, разлагались, привлекая мышей, остатки ее свиной отбивной или тунцовой запеканки. Придется засунуть их в двойные мешки перед вывозом в понедельник. Пластиковые тарелки с гранулами отравы, которые я разложил между баками, мыши оставили без внимания. Пора вызывать профессионального крысолова.

            - Дружище, это все погода. Теплеет, понимаешь?

            Я кивнул и прошаркал за крысоловом. Расстелив кусок газеты на кухонном полу, тот опустился на колени и зарядил шесть черных коробок коричневой пастой из пластикового контейнера.

            - Мышиные матки, дружище. Они могут приносить по семь пометов в год. На этой улице нас вызывали дважды. В прошлую пятницу я обрабатывал соседний дом. У вас где-то здесь большое гнездо.

            - Я уже спустил на отраву целое состояние. Она бесполезна?

            - Нет. Не совсем. Но вы можете целый день раскладывать ее на улице, и они все равно будут возвращаться. На улице вы никогда их этой штукой не перебьете. Вам нужно разложить ее в доме, под половицами и под шкафами. В пустотах, понимаете?

            - Под половицами?

            Он кивнул.

            - Мыши под вашим домом. Еще в каминной трубе. Их там очень много.

            - Я думал, они приходят из соседского сада. Я видел, как они пролазят под оградой.

            - Ваши соседи говорят то же самое про ваш сад.

            - Правда? - Я давно подозревал соседей в причине этого нашествия. Но крысолов, похоже, считал, что мыши лезут из моего дома.

            - Вот, дерьмо.

            - Дерьма от них тоже полно остается. Вот эта штука разберется с ними. Специальная смесь. Моя собственная. Я буду возвращаться и проверять. По понедельникам, в течение следующих трех недель. - Он закрепил крышку на последней коробке с приманкой и повернулся ко мне лицом. - Мне нужно разложить несколько таких в спальнях.

            - Конечно. Поднимайтесь наверх.

            Мила была, как обычно, в ванной. И хотя она никогда не жаловалась на мышей, что я считал странным, я был уверен, что она не будет возражать против приманок в ее комнате. Но когда крысолов вернулся со второго этажа, он посмотрел на меня, поджав губы.

            - Что?

            - Та первая комната.

            - Комната Милы.

            - У нее хуже всего. Мыши загадили всю мебель. Их помет повсюду. Наверное, сводят ее с ума.

            - Наверное.

            - Будет лучше, если она не будет оставлять еду на полу. Например, под кроватью. Вот почему мыши к ней лезут. У нее на полу половина кладовой.

            Я закатил глаза и, не удержавшись, сказал:

            - Да, поесть она любит.

            Крысолов улыбнулся.

            Спустя три дня, в четверг вечером, когда я сидел в кровати и читал перед сном, я услышал плач Милы. Он доносился из ее комнаты.

            Внезапно я испытал неловкость и чувство вины за все мои неприемлемые мысли о ней. В конце концов, она жила в чужой стране, в Лондоне - самом ублюдочном в мире городе - и пыталась выживать, обладая меньшим количеством преимуществ, чем у большинства других его жителей. Чтобы избежать одиночества, она искала близости и ласки у своих любовников. Кто я такой, чтобы судить ее? Казалось, у нее не было постоянной работы, и я всегда подозревал, что она испытывает финансовые трудности. Странная внешность досталось ей с рождения, и она проводила часы в ванной, приводя в порядок лицо, чтобы хоть как-то компенсировать свое безнадежное тело. И ела она так много в первую очередь из-за беспокойства и неуверенности. Мало того, ей каждый день приходилось говорить на чужом языке. Как я стал таким злобным, эгоистичным ублюдком?

            Я подошел к двери ее спальни и осторожно постучал.

            - Мила. Мила, ты в порядке?

            Всхлипы резко прекратились, и мне стало еще хуже от того, что я смутил ее.

            - Мила, если хочешь поговорить...

            Ее ноги протопали к двери, словно она торопилась выскочить из комнаты. Я сделал шаг назад. Но дверь не открылась, и Мила не ответила мне. Вместо этого, она навались на дверь всем весом, чтобы я, в случае чего, не смог войти.