Игра Мелины Мерод. Дилогия (СИ) - Гром Александра. Страница 4
— Все в зал, — резко бросает господин ди Жори и первым шагает в непроглядный мрак, который тут же рассеивают светильники. Они загораются, реагируя на движение.
Мы рассаживаемся по креслам в рекордно короткие сроки — хмурый вид ректора служит прекрасным стимулом.
Наконец в зале повисает напряжённая тишина.
— Мне известно, — хорошо поставленным голосом начитает свою речь господин ди Жори, — многие из вас уже определились с местом будущей службы. Некоторые даже подписали предварительные договоры с установленными сроками. По этой причине я и собрал вас всех. Ввиду непредвиденных обстоятельств итоговые экзамены и выдача дипломов переносится на более позднее время.
Мужчина замолкает на минуту, давая возможность ученикам в полной мере осмыслить полученную информацию.
— Произошедший инцидент, — продолжает он после паузы, — повлияет на весь учебный процесс. Он коснётся всей Академии, но вас в большей степени.
— А что собственно случилось? — выкрикивает кто-то с дальних рядов.
— Сегодня утром в своей постели был найден мёртвым профессор Обели.
— Его что, убили?! — громко шепчет девушка, сидящая прямо перед кафедрой.
— Следствию это ещё предстоит выяснить, — господин ди Жори уходит от прямого ответа. — Я вам настоятельно советую не забивать этим свои головы и не болтать лишнего. Готовьтесь к экзаменам, следите за расписанием и разрешите возникшую ситуацию с трудоустройством. На этом у меня всё.
Он сходит с помоста и стремительным шагом направляется к выходу из зала. Как только двери за ним закрываются, помещение мгновенно наполняется шумом: скрепят кресла, шуршат одежды, со всех сторон раздаются раздражённые, удивлённые, возмущённые реплики и даже несколько всхлипов. Студенты потихоньку покидают свои места. Мы же с Реном остаёмся сидеть.
Он просто боготворил Астора Обели, самого известного специалиста по ядам не только в Дийоне, но и на всём континенте. И сейчас ему требуется время на то, чтобы прийти в себя.
— Мелина, — сдавленно произносит Рен, — я одного не могу понять: если профессор Обели умер, почему ведётся следствие?
— Потому, Рен, что абсолютно здоровые мужчины, увлекающиеся спортом и не достигшие возраста пятидесяти лет, крайне редко умирают, просто не проснувшись однажды, — со вздохом объясняю очевидное.
— Я не могу в это поверить, — шепчет он растерянно.
— Рен, — я накрываю своей ладонью его пальцы. Молодой человек поднимает на меня потерянный взгляд. — Он был твоим кумиром, поэтому ты наверняка согласишься мне помочь.
— Помочь? — изумлённым тоном переспрашивает Рен. — Мелина! В чём я могу тебе помочь?
Оглядевшись по сторонам, я тихим голосом произношу:
— В расследовании убийства профессора Обели.
Рен часто-часто моргает, а после криво улыбается:
— Ну, у тебя и шутки!
Молодой человек порывисто встаёт, я его не останавливаю, но тоже поднимаюсь с места.
— Вовсе нет!
— Хорошо, — он выдыхает, поняв, что так просто от меня не отделаться, — давай сначала выйдем из зала.
В коридоре тихо и пустынно. Звонок, оповещающий о начале занятий, прозвенел пятнадцать минут назад, и поскольку мы с Реном не спешили, наши сокурсники уже успели разбрестись по своим делам.
Местом для разговора я выбираю подоконник напротив дверей в актовый зал. Отсюда коридор прекрасно просматривается в обе стороны, и все лестницы находятся достаточно далеко для того, чтобы у предстоящей беседы не оказалось ненужных слушателей.
— Первое: зачем тебе это? — требовательно спрашивает Рен.
— Очень просто! — отвечаю с готовностью. — Я вхожу в число тех счастливчиков, у которых имеется на руках предварительный договор. Достался он мне с большим трудом. Стоит только упомянуть об изменении сроков, как я потеряю это место, а никакое другое меня не интересует.
Мой ответ удивления не вызывает. Рену известно, что я принадлежу к категории людей, чётко представляющих, чего они хотят.
— Откуда у тебя уверенность в том, что сроки придётся изменять? Я слышал слова ректора, но дело могут раскрыть быстро, — поражает он меня своей наивностью.
— Рен, они уже не знают, что делать! — произношу чуть ли не со смехом. — В Академии ведь не паникёры сидят!
— Допустим, — соглашается он нехотя, — но мы-то как раскроем это убийство? Если это вообще убийство!
— Позволь, я не стану комментировать вторую часть твоей реплики, поскольку говорила об этом ещё в зале! А по поводу вопроса 'как' — очень просто! Мы не станем ничего изобретать и отработаем стандартную схему.
— Думаешь, тебя кто-нибудь пустит на место преступления?
Сомнение в его голосе веселит, равно как и предположение о том, что я собираюсь куда-то идти.
— Меня — нет, — я со значением смотрю на Рена.
— А меня — и подавно! — заявляет он, скрещивая руки на груди.
Видя такую реакцию, перевожу беседу в ту плоскость, которая ему хорошо известна:
— Рен, сколько по времени занимает первый этап расследования?
— От двух до восьми часов, — отвечает он чётко, словно молитву в храме Создателя читает.
— Молодец! Это значит, что к вечеру квартира профессора Обели будет осмотрена, колебания магического фона замерены и свидетели опрошены. Тебе…
— Мне?! — восклицает Рен, но я не обращаю на это внимание и продолжаю:
— … тебе нужно будет лишь прийти к своему родственнику, сам знаешь к какому, и расспросить о результатах.
— Так он мне и скажет! — молодой человек скептически хмыкает.
— Почему нет? Подумаешь, тайна следствия! Ему же известен твой характер, он знает: ты не из болтливых. Скажешь, что очень уважал профессора Обели, что его смерть тебя потрясла, и ты бы хотел услышать о ходе расследования. Намекни на слова ректора. Он ведь почти прямым текстом назвал произошедшее убийством.
Рен слушает внимательно, но при этом всё время отрицательно качает головой.
— Ну, допустим, мне сообщат все подробности. А дальше что?
— Дальше мы подумаем и сообразим, какие действия предпринять.
— А следователи в Главном Управлении не подумают? — усмехается он.
— А следователи в Главном Управлении сидят на своих местах слишком долго. У них слишком много работы, и им не впервой получать нагоняй от начальства за нераскрытое дело.
— Мелина, речь идёт о профессоре Академии Правосудия! Это дело чести!
— Дело чести, когда убивают кого-то из своих, а учёный к нашей братии по большому счёту никакого отношения не имеет. У него не было ни родственников, ни связей — только научные труды. Но, заметь, за эти работы ему даже титула не дали! Хотя весь континент пользуется результатами его исследований.
— Справедливость — превыше всего? — промолчав, спрашивает Рен.
— Разве ты не хочешь уличить преступника, повинного в смерти поистине выдающегося человека?
— А ты не хочешь потерять место, — утверждает он вместо ответа.
— Это не просто место, Рен.
— Хорошо. Я согласен, — наконец он сдаётся. — Где и когда мы встретимся?
— Сегодня в семь в 'Поющих ветрах'.
— Договорились.
Я киваю.
Гляжу на удаляющуюся спину сокурсника, а перед глазами стоит лицо Жака Лори, который совершенно неискренне изображает сожаление и сообщает о расторжении договора.
Ну, нет! Не для того я потратила шесть лет своей жизни, чтобы в итоге стать старшим помощником младшего сортировщика ручек в Главном Управлении с перспективой карьерного роста до служащего архива!
Трое преподавателей обхаживали этого господина ради подписи в моём договоре! Мне вообще несказанно повезло, что в Академии на диво адекватные профессора, которые порой проявляют личную инициативу, стараясь устроить карьеру по-настоящему талантливых студентов. Я не могу допустить, чтобы и их труды пошли прахом!
В конце концов, что такого особенного в следователях? Их ведь не Единый к порогу Управления приводит, а выпускает Академия.
Опыт? У меня тоже накопился опыт, доказывающий, что в тот момент, когда дело для человека превращается в рутину, он перестаёт замечать мелочи, а мелочи никогда не прощают такого отношения к себе.