Пепел: Мир праху моему (СИ) - Фоменко Игорь Васильевич. Страница 2

С Наташкой я встретился только около полудня - пока в порядок себя привел, пока Цитрамон подействовал на больную голову, еще и этот моросящий дождь с пасмурным небом давят на голову... В общем, я все-таки нашел силы выйти из дома. Укрыв короткостриженую голову капюшоном и пыхтя сигаретой, чертыхаясь и стараясь не вступать в лужи, я шел дворами к аллее с часами - любимому месту для рандеву в нашем городке.

- Привет, Нат.

- Здравствуй, Семён. Готов?

- Всегда готов. - Ответил я ей девизом организации, к которой в жизни не имел ни малейшего отношения.

По дороге Наташа говорила о всякой ерунде, будь то погода, экстравагантный вид кого-то из прохожих или вывеска новой кофейни. Я был не против. Девушке надо выговориться, отвлечься, а я... Мне говорить не хотелось. Мы сдали Сашкины вещи в "Красный Крест", на обратном пути зашли в ту самую кофейню, сели за столик, как вдруг я понял, что нахожусь в тишине. Я поднял глаза на Нату. Она отрешенно смотрела в пустоту.

- До сих пор не могу привыкнуть, что его больше нет... - Прошептала она. Я взял её за руку, и она продолжила. - Без него дома так... Пусто...

- Нам всем его не хватает, Нат. - С трудом сдерживая собственные эмоции, начал я. - Но жизнь, наша жизнь на этом не должна кончаться. Это трудно, но мы все это рано или поздно переживём. А Сашка... Сейчас он наверняка в лучшем мире...

- Ты же в это не веришь.

- Я - нет. Зато ты веришь.

- Да. - она вздохнула и вытерла выступившие слёзы. - Да. Наверное, ты прав.

Мы посидели еще немного.

- Сёма, ты сам-то как?

- Сложно сказать. Как опустошенная бочка. Как будто меня выпили и выжали.

- По тебе видно. - сочувствующим тоном без тени иронии произнесла она.

- Все настолько плохо? - Я начал сомневаться в собственном состоянии. Легкий озноб я списывал на похмелье и хреновую погоду, но остальное-то в порядке... Вроде...

- Сам посмотри. - Нат выудила из косметички зеркальце.

Я взглянул на свою физиономию и немного офигел. Бледный, синяки под глазами, белки глаз покраснели, еще и тремор появился. Короче, все было куда хуже, чем я думал.

- Да, перепил вчера немного, завтра уже очухаюсь.

- Ну смотри мне!

Мы допили кофе и разошлись. К концу нашей встречи мне еще больше поплохело, так, что я уже с трудом удерживал вертикаль. Пришлось вызывать такси и ехать эти долбанные четыре квартала. Потом доползти до квартиры, открыть еще бутылочку пива и завалиться в кровать. Подобное лечат подобным, так ведь?

На следующий день мне стало еще хуже. Настолько, что я отпросился с работы и вообще почти не вставал с кровати. Парацетамол не сбивал температуру, горячий чай не облегчал состояние, даже дыхание над горячей картошкой не оправдало возложенных на него надежд. Запас маминых рецептов иссяк, и я решил все-таки обратится к врачу. Но уже не сегодня. Завтра. А пока посплю.

Вся наша жизнь лишь длинная череда случайностей, неизбежно приводящих нас к смерти. Вот мой краткий список: на днях я купил курицу у знакомой бабушки с рынка, порезал её, а нож по своей распиздяйской привычке не помыл, потом по пьяни решил провести тупой непонятный ритуал с протыканием пальца, по "счастливой" случайности мой иммунитет был ослаблен стрессом и зарождающейся простудой. И вот, в мой организм попала одна маленькая, но жутко зловредная бактерия Сальмонелла. В итоге инфекция разрослась в моем теле в рекордные сроки, к врачу я попал только через четыре дня, когда всё-таки решился и вызвал скорую помощь. За неполную неделю бактерия меня сожрала полностью. Свет погас.

***

Нина, Наташа и Толик были в ступоре. Их будто выключили. Ни эмоций, ни реакции на окружение. Потерять двух друзей за одну неделю - это было слишком.

- ...в общем, вскрытие подтвердило диагноз, тело можно забирать. Если хотите, могу дать вам контакт очень хорошего человека, он поможет организовать похороны.

- Нет. - Толик первым вышел из прострации.

- Что "нет"? - Патологоанатома было трудно удивить, но у Толика получилось.

- Похорон не будет. Семён хотел, чтобы его кремировали.

На следующий день вся троица уже стояла на мосту над широкой спокойной рекой. Толик держал в руках урну с прахом Семёна. Первые тёплые лучи, пробивающиеся сквозь редкие облака, легкий ветерок, треплющий волосы - погода была слишком жизнерадостна.

- В добрый путь, брат. Мир твоему праху.

- Спи спокойно. - Выдавила из себя Нина.

Наташа вообще ничего не сказала - крупные дозы успокоительного делали своё дело. Толик открыл крышку и, чуть замешкавшись, высыпал содержимое вниз. Порыв ветра легко подхватил невесомый пепел и понес его куда-то на север.

2. Лекарство от изжоги

Когда свет погас я долго не мог понять, почему я всё еще мыслю? Дальнейшим открытием было то, что я все еще могу слышать. Я четко слышал противный писк кардиомонитора, оповещающий об остановке моего сердца, я не мог пошевелить ни единым мускулом, но всё еще продолжал... быть.

Поначалу я списывал это на тот факт, что после остановки сердца мозг продолжает жить еще несколько десятков секунд. Потом подумал, что я ошибся, а мозг живет несколько минут. Потом, когда кардиомонитор выключили, а моё тело, по ощущениям, накрыли простынёй, мои мысли вообще начали панически бросаться из края в край.

Я вспомнил прочитанные мной заметки о летаргическом сне, что только современное оборудование может засечь сердцебиение во время такого состояния. Потом прикидывал вероятность того, что достаточно современный кардиомонитор сломался одновременно с моим переходом в состояние летаргии. Вспомнилась теория о том, что Гоголя похоронили заживо именно из-за летаргии. И что вскрылось это, якобы, после того, как его тело решили перезахоронить. Мол, лежал он на животе, и крышка гроба изнутри расцарапана была.

Эта картинка, всплывшая в сознании, полностью очистила разум, оставив лишь одну мысль: Убейте меня, пожалуйста! Не хороните меня заживо, сначала убейте!

Хотя было в этом и приятное ощущение - не было боли. Совсем. Осязание, хоть и притупленное, было, а боли - нет. И это радовало.

Еще через полчаса субъективного времени меня переложили на каталку и увезли в недра больницы. Как я понял по резко упавшей температуре воздуха - в морг. И это принесло новое испытание на мою голову - боль вернулась сторицей! Любому станет больно, если ему разорвать грудную клетку и начать вытаскивать внутренности! Когда сверлят череп, чтобы взять материал для биопсии мозга. Когда берут на анализ костный мозг. Если бы я был жив - умер бы, без шансов.

Наконец, меня зашили и выдали диагноз - причиной смерти стала сальмонелла. Можно хоронить. Тут моя уверенность в летаргической теории сильно пошатнулась. Сложно продолжать жизненный цикл без легких, печени и ЖКТ. Да и мыслить без половины мозга затруднительно, если я ничего не путаю.

Здесь я чуть не начал молиться - я очень хотел, чтобы Толик вспомнил о моей просьбе. Я надеялся, что тогда окончательно сдохну. Как же я ошибался... Когда меня положили в печь крематория, я понял, что если ад и существует, то он не такое уж и горячее местечко. Я вернул зрение, когда вместе с кожей сгорели мои веки. Я не потерял ни его, ни слух, когда вместе с мышцами и органами сгорели мои глаза и барабанные перепонки. Я потерял лишь веру во что-то светлое и хорошее.

Боль ушла вместе с последней догоревшей костью. От моего тела остался лишь жирный пепел, но я продолжал жить. Я продолжал мыслить, ощущать этот мир, слышать и созерцать его. Не мог я лишь двигаться. Ну нет мышц у горстки пепла, как ты не крути.

Боже, я ощутил себя кучкой говна, когда санитар веником сгребал меня в совок и пересыпал в урну. Это прозвучит глупо, но в тот момент я ощущал каждую частичку пепла, оставшуюся от моего тела. Очень странное ощущение.