1972 (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович. Страница 4
Я чмокнул Ниночку в губы, она прижалась ко мне, и я почувствовал… в общем – почувствовал. Домой! Хочу – домой! Хмм… вдруг обнаружил, что при слове «дом» в голове всплывает образ моего поместья в городке Монклер. И мне стало досадно. Быстро я как-то привык к чужой земле! Уже видишь ли и дом на ней мне видится родным домом! Не нравится мне это…
– Это твоя машина?! – Ниночка натурально вытаращила глаза, глядя на великолепие моего белоснежного «сарая» – Вот это да! Ничего себе! А как называется?
– Называется – машина! – хохотнул я, и открыл багажник – Кадиллак это. Садись!
– А можно… открыть верх? – Ниночка неловко устроилась на сиденье и потянула ремень, пристраивая его в крпеление – Я никогда не ездила в машине с открытым верхом!
– Кабриолет называется! – важно сообщил я, чувствуя себя миссионером, просвещающим темного индейца о происхождении мира. И нажал кнопку открывания верха.
Я обожаю кабриолеты. Я это понял, когда в первый раз проехался в автомобиле с открытым верхом. Если кто-то думает, что на скорости из машины с открытым верхом сразу же выдувает все, что находится в салоне, включая водителя и пассажира – он жестоко ошибается. Лобовое стекло и боковые стекла, поднятые вверх, направляют поток встречного воздуха так, что он едва касается волос тех, кто сидит на передних сиденьях, завихряясь сзади, на уровне багажника. И… кайф! Это кайф! Над тобой – небо! Ветер целует тебя в макушку, а тяжелая машина, шелестя мягкими шинами вспарывает пространство, ракетой проносясь по гладкому, как стол автобану!
– Класс! – Ниночка заливается смехом, придерживая свою глупую шляпку, а я улыбаюсь и жму на педаль, подливая в ненастную глотку мощной машины все новые и новые порции животворящего бензина.
При въезде в Монклер скорость пришлось сбросить, соответственно дорожным знакам, и в городок мы въехали медленно и важно, вплыв в него, как некое подобие сухопутного крейсера. Эх, и здоровенная все-таки машинюга! Зверь, а не машина! Тихо сопит могучий движок, в салоне пахнет кожей и деревом. Эти машины делают из хороших материалов, это не одноразовые поделки двухтысячных годов – покатался и выбросил.
Погода стоит теплая на удивление – конец сентября, практически октябрь, а температура – почти как в конце августа прохладным днем. Впрочем, это и не удивительно – все-таки сказывается близость океана, возле которого климат помягче, чем в глубине материка. А если еще на ходу включить «печку» на полную мощность, да обдув в колени – сидишь, будто возле камина! Проверено! В том числе и сегодня.
Я свернул к обочине и остановился, не глуша движок. Нажал кнопку закрытия верха, дождался, когда штыри войдут в замок крепления на рамке лобового стекла, защелкнул рычаги, повернул ключ зажигания. Двигатель замолк, и я посмотрел на Ниночку, которая сидела молча и смотрела на меня.
– Ты здесь живешь? – удивленно спросила она, показывая на двухэтажный дом напротив, очень похожий на одну из «сталинок» – А мне сказали, ты живешь в своем доме!
– Кто сказал? – быстро спросил я.
– Махров говорил. И эти… комитетчики говорили.
– А еще что они тебе говорили?
– Ну… что тебе нужен секретарь, и ты хочешь, чтобы я приехала к тебе. Что ты сейчас успешный писатель, и…
– Ну? Что еще?
– Что я должна уговорить тебя вернуться в Союз.
– Я почему-то так и думал. Пойдем в магазин, надо тебя переодеть. Купим тебе кое-какой одежонки.
– Я что, плохо одета? Не модно? Я столько денег вывалила за это барахло, и ты говоришь, что я плохо одета?!
– Для Союза – вполне нормально. А здесь ты будешь как белая ворона (зачем говорить, что просто мне не нравится эта кислотная хрень?). Купим тебе что-нибудь попроще и помоднее.
Я закрыл машину, и мы пошли в магазин, над которым была прикреплена вывеска «Одежда и обувь Уильямс». Обычные стеклянные витрины с выставленными в них манекенами, мужскими и женскими, взирающими на мир со своими обычными улыбками наблюдателей из иного мира. Не люблю манекены, и никогда не любил, особенно после того, как начитался Крапивина с его фантастическими романами. Ну тот роман, где манекены гонятся за мальчишкой, и спасается он только тем, что бросает в этих чудовищ-терминаторов теннисный мячик, подаренный ему другом. (если не ошибаюсь – девчонкой) Мячик пробивал манекены навылет и они умирали. Брр… Кинговское «Оно» отдыхает!
– Хай! – молодая женщина лет двадцати пяти-тридцати вышла к нам откуда-то из глубины магазина – Что желают мистер и миссис?
– Мисс – усмехнулся я – Хай! Хотелось бы одеть мисс. Неброско, но модно и хорошо. На каждый день, и на выход в общество. Сумеем?
– Конечно, сумеем! – воодушевилась девушка, и тут же слегка увяла, осмотрев меня с ног до головы. Видимо, я ее не вдохновил. Не очень презентабельно выгляжу! Джинсы, джинсовая куртка, кожаные полусапожки – реднек, да и только.
– Уверены, что сумеете? – засомневался я – Все-таки не Манхеттен.
– Манхеттен! – фыркнула девушка – да у нас вещи гораздо более модные, чем на Манхеттене! По крайней мере – не хуже, чем там! Вы знаете, кто у нас тут, в Монклере живет?! Миллионеры! Даже русский писатель есть! Слышали про таинственного русского писателя? Колдуна? Который голыми руками убил двадцать человек гангстеров? Вот тут, в Монклере живет! На окраине, в доме Поплавски!
– А кто такой Поплавски? – спросил я, стараясь не расхохотаться, что удавалось мне с большим трудом. Нина же стояла удивленно хлопая ресницами, а когда услышала про искорененную мной преступность в количестве двух десятков человек – вообще выпала в осадок. У нее глаза сделались по плошке, хотя казалось – куда им стать еще больше? И так уже – «и расплескались на пол-лица светлых глаз твоих синие лужицы».
– Вы не знаете, сэр? Поплавски держал у нас ювелирный магазин, а потом решил уехать в Канаду, к родне. Дом он тут построил, так этот дом долго не могли продать – очень дорогой, кирпичный. Поляки любят кирпичные дома, вот и построил так, как любит. А продать не мог! А русский взял, и купил! Говорят, он сбежал от своего правительства – его хотели сжечь!
– Сжечь?! – искренне удивился я – Зачем сжечь, если он писатель?! Почему – сжечь?!
– Потому, что в России так принято! – с видом знатока важно кивнула продавщица – Вот написал писатель что-то такое, что не понравилось их правителям-коммунистам, его арестовали, приговорили, собрали все книги и сожгли! А писателя живьем сжигают – на костре из его книг! Такой обычай! Да, да, мисс, не смейтесь! Я точно знаю – сжигают! Привязывают к большой железной палке и вертят над костром! Мне человек рассказывал, которому верить можно – все так и есть! Ну так вот этот писатель убежал из своей страны и стал жить здесь. Дом отремонтировал – теперь этот дом блестит как елочная игрушка! А сам писатель отшельник – никуда не выходит, если только на машине куда-то выезжает, но окна всегда закрыты. А за продуктами ездит его прислуга – привратник Педро или его жена Лаура. Только к ним и подойти страшно – Педро весь в татуировках. Настоящий бандит! Как глянет – аж мороз по коже! А Лаура красавица – как с картинки. Вот! Вот такой у нас знаменитый город! А вы проездом или живете тут?
– Живу тут – я улыбнулся и предложил – давайте все-таки вернемся к тому, зачем мы сюда пришли. Мне нужно одеть мою девушку – начиная с нижнего белья и заканчивая… в общем – с ног до головы. И не стесняйтесь что-то предлагать. Деньги не имеют значения.
Продавщица просто просияла! Слова «деньги не имеют значения» действуют на продавцов просто-таки магически. Особенно на американцев, которые прекрасно знают, что деньги имеют значение, и ох, какое значение!
Мне тут же предложили посидеть на кожаном диване возле аквариума с морскими рыбами (Хороший, кстати, аквариум! Интересно, кто им занимается? Не продавщица же), попить кофе, пока они с Ниночкой занимаются подбором одежды. От кофе я отказался (задрали этим кофе – везде: Кофе! Кофе! Кофе! Нафиг кофе! Чай! И лучше – зеленый! С лимоном! Тьфу на ваш кофе!)