Миссия (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович. Страница 1

Евгений Щепетнов

1972. Миссия

Глава 1

Я замолчал и оглянулся на машинистку. Она в последний раз стукнула по клавишам, дописывая слова и ставя точку, села прямо и откинулась на спинку стула.

— Здорово! Михаил Семенович — это замечательно! Сынишка вчера по телефону спрашивает — мам, расскажи, что дальше будет — так меня просто распирает, так хочется рассказать, но я креплюсь!

— И крепись! — я погрозил пальцем, и Ольга смущенно покраснела.

— Нет-нет! Что вы! Я никому ни слова! Я же договор подписала!

— Ладно… на сегодня хватит. Поздно уже, отдыхай. Да и мне пора уже отдыхать… завтра тяжелый день!

— Не представляю — как вы все успеваете? — Ольга выдернула листы из машинки и уложила их в стопочки: три стопки, три разного качества пропечатки листы. Тут же рядом небольшая стопка с потерявшими свою способность пачкать листами копирки. Ох, как же мне не хватает моего ноутбука! Эти чертовы печатные машинки просто достали!

Но в 1972 году никаких ноутбуков нет еще и в помине. Все, что имеется — громадные ящики, размером со шкаф, гордо именуемые электронно-вычислительными машинами. Красиво, конечно — огоньки бегают, бобины с пленкой крутятся! Сюрреалистичная картина, прямо-таки из фантастического фильма! Но лажа абсолютная — каменный век.

В общем, задумался я, как мне ускорить мою писательскую работу, сделать ее максимально продуктивной, и не нашел ничего лучшего, как нанять профессиональную машинистку. И кстати сказать — это было задачей не то что нелегкой, это было… потрясающе нелегко! Просто нереально! Найти в Штатах, а конкретно в Ню-Йорке машинистку, печатающую на машинке с русским шрифтом — это сложная задача. Но найти ту что строчит как пулемет, воспринимает текст со слуха да еще и без грамматических ошибок?!

Если кто и мог это сделать — то только Стив, с его разветвленными связямив полиции не только Нью-Йорка, но и в других городах. Стив время от времени выступал на ринге за полицейское управление Нью-Йорка, и выступал очень успешно — если не первое место, то второе и третье он занимал гарантированно. Ну и соответственно знакомился и дружился с копами других городов. И вот когда я сказал ему, что разыскиваю русскоязычную профессиональную машинистку — он кинул клич по своим знакомым и коллегам, и через неделю ко мне приехала Ольга Фишман, эмигрантка, не так давно покинувшая Союз вслед за своим отцом, Львом Моисеевичем Фишманом.

В Нью-Йорке они жили уже три года, и честно сказать — звезд с неба не хватали (и это мягко сказано). Лев Моисеевич в Союзе был преуспевающим ювелиром, а еще — коллекционером. Он собирал деньги. Нет, не только советские дензнаки — хотя как я понял, с этим делом у него было очень хорошо поставлено, Фишман умел заработать рубль-другой, впрочем, как и все коллекционеры, покупающие и продающие раритетные монеты, что при социализме, что при злобном махровом капитализме.

Хорошая коллекционная монета в отличном сохране может стоить огромных денег, а если ее еще и купить у лоха, не знающего настоящей стоимости монетоса (мечта каждого коллекционера!), то нажиться на перепродаже можно-таки фантастически.

С чего ему в голову стукнула такая мысль — свалить в Штаты, кто ему эту мысль в голову внедрил — это знает только сам Фишман. И то, что он это вообще проделал — было делом фантастическим, и я никогда не узнаю — кому и сколько он дал в лапу, чтобы его семье разрешили свободно уехать.

Впрочем — свободно, это понятие растяжимое. Вначале он заплатил за то, что некогда Советская страна выучила его в школе, затем в институте, выучила дочь Ольгу, жену Розу Марковну, а уж потом ему позволили покинуть город Ленинград и собственно страну, имея в руках… собственно — практически ничего не имея. Все, что Лев Моисеевич накопил за годы его успешной деятельности на ниве ювелирного и анктикварного дела, отправилось либо в закрома государства, либо в бездонные карманы различных чиновников, отвечавших за выезд эмигрантов на ПМЖ за рубеж.

Чиновники всегда брали капитализме. Мне было даже интересно — сколько же отдал Фишман за то, чтобы ему разрешили выехать? Соглашение о свободном выезде эмигрантов в моем мире Брежнев подписал только в 1973 году, то есть практически лишь в следующем. Тогда и начался массовый исход евреев в Израиль и США. Вернее, даже так: эмигрировали они типа как в Израиль, чтобы прислониться к родным березкам… хмм… обожженным солнцем камням Иерусалима, но в большинстве своем даже не приложившись губами к родным так сказать булыжникам, разворачивались и летели в США, землю по-настоящему обетованную. И я их прекрасно понимаю — на кой черт им воюющий Израиль, когда любить свои родные пенаты можно и нужно с Брайтон-Бич, сидя за столиком кафе «Волна» и разглядывая проходящих мимо еврейских девушек. Воссоединиться со своим народом — это хорошо, это правильно. А вот воевать со злыми арабами — это нет, это для дураков! Увольте!

Такую же штуку проделал и Фишман — транзитом через Израиль нормально приземлился на Брайтоне, где в скором времени открыл антикварную лавку и там сидел, ремонтируя ювелирные изделия и мечтая о большом гешефте. Откуда он взял денег на открытие магазина? На ювелирные инструменты? Ой-вэй, ну зачем вы спрашиваете?! Спрашивать, каким образом человек заработал свои деньги — все равно что спрашивать, в какой позе он трахает свою жену! Так считают американцы, так считают и все умные люди, сумевшие сохранить кусочек своего капитала.

Подозреваю, что будучи умным человеком Лев Моисеевич сообразил, каким образом можно вывезти хоть немного денег из своего непосильным трудом нажитого капитала. Например — бриллианты занимают очень мало места, а еще — они не звенят, когда тебя и твои вещи обследуют с помощью металлоискателя. И вряд ли тебя заставят глотать слабительное, чтобы всласть порыться в твоем дерьме на предмет нахождения в нем особо ценных, и точно запрещенных к вывозу перлов.

У Фишманов здесь была дальняя родня, и один из его троюродных племянников служил патрульным полицейским. Вот так Стив на Фишманов и вышел. Этот самый полицейский знал Ольгу — евреи, тем более находясь в чужой стране, очень ценят ближнюю и дальнюю родню, особенно в такие сложные времена как нынешние, потому не гнушаются общением, тем более что повод для этого самого общения подворачивается очень даже нередко. Свадьбы, похороны — посетить их дело правильное и способствующее налаживанию родственных связей.

Ольга закончила филологический факультет университета, работала в газете, рано выскочила замуж, и так же быстро развелась, едва только у нее родился сын. Муж, журналист той же газеты, оказался ветреным пустобрехом, у которого за душой не было ничего, кроме симпатичной физиономии и мужественным крепких плеч. Он гулял, выпивал, и на семейные дела ему было совершенно наплевать. А когда Ольга уже не могла ублажать его в постели — он тут же переключился на других женщин, и подурневшую от беременности жену вспоминал только тогда, когда после очередного загула приходил домой и требовал пожрать. По крайней мере, мне так рассказала Ольга, которая почему-то прониклась ко мне абсолютным доверием.

Ольге двадцать пять лет, она на самом деле красивая женщина — мне вообще везет на красивых женщин. Нет, никаких любовных связей у нас с Ольгой нет и быть не может — у меня есть Ниночка, и пусть она пока отсутствует, отправившись на съемки фильма по моей книге «Нед», но в конце концов-то все-таки вернется. А на кратковременную интрижку со своей работницей у меня так сказать рука не поднимется… и не только рука.

Работа — это одно, любовные приключения — совсем другое. И я всегда негативно относился к тому, чтобы начальники использовали свое служебное положение в личнолюбовных целях. Когда какой-нибудь придурок начинает преследовать женщину, требуя от нее интимных отношений за свое начальническое благоволение — это ведь просто мерзко. А если и не преследует, все происходит по взаимному согласию — все равно, как он потом сможет с нее спросить хорошую работу, если только час назад имел ее в своем кабинете, и она называла его уменьшительно-ласкательными прозвищами? «Мой толстячок!»