Н 5 (СИ) - Михайлов Руслан Алексеевич "Дем Михайлов". Страница 21
– Хотя бы одного потеряют – добавил хромой стражник – И кого-то точно искалечит.
– Заразные?
– Дритт! Само собой! Гниль! Сучья гниль везде! На когтях, на коже и под кожей! Везде! Мох!
– По плесени этой и поймешь сразу – насколько зомби матерый – спокойно произнес Мнут, взглядом осаживая заулыбавшихся помощников.
– Шагаем дальше? – я качнул вперед и… остановился, увидев выставленную ладонь старшего Верга – Че не так?
– Мы ведь по-хорошему беседу ведем. Так, сыроед?
– Зови меня Оди. Его ХВаном. А это громилу Рэком. Слышали же наши имена.
– Так и будем величать – согласился Мнут – Как только жопы оголите.
Рэк дернулся, но тут уже я остановил его и, секунду подумав, молча начал распутывать ремень сыроедских штанов. Стащил с себя все, через тридцать секунд оказавшись голым. Поднял руки, показывая подмышки, высунул насмешливо язык, опустив руки, приподнял мошонку… Придирчиво оглядев меня, Мнут повернулся к стаскивающему трус ворчащему Рэку. А я, одеваясь, кивнул Хвану, для начала взглядом велев ему отойти на пару шагов. Ну чтобы не сразу обосрались…
Закутанная в меха и кожу фигура отдалилась, что не осталось незамеченным для многоопытного старшего верга. Помедлив, Хван сдернул капюшон, следом стащил темный шарф с нижней части морды, обнажая страшные жвала. И замер. Ну да… пуговицы расстегнуть не удастся – это сделаю я. А сначала пусть наши типа конвоиры поймут кто скрывался под…
– Дритт! Призм! – рявкнул хриплый, хватаясь за дубину.
Схватился и, сдавленно охнув, отлетел назад от удара босой пяткой в грудь. Рэк вложился в удар несильно. Но этого хватило, чтобы доброс закрутился в пыли, держась за отбитую грудь.
– Призм… – произнес Мнут, опуская ладонь на рукоять меча. Верг остался стоять. Но его поза говорила – он в секунде от броска и удара.
– Сыроед Хван – поправил я его – Мой боец. За которого я любого порву. А будет надо – выпотрошу каждого сраного жителя милого Светлого Плеса. Понял меня, верг?
– Это сучий призм!
– Это мой боец сыроед Хван! Тебе система на запрос че сказала?
– Призма надо валить – один из стражников произнес это машинально, произнес как нечто само собой разумеющиеся. Произнес и тут же был сбит с ног моим коротким ударом, присоединившись к напарнику.
На ногах остался только Мнут. Ткнув пальцем в его стальную грудь, я медленно, спокойно и членораздельно произнес, вкладывая в каждое слово железобетонную уверенность:
– Это сыроед. Зовут Хван. Тебе придется принять это, верг. И всем в твоем городке. Принять тот простой факт, что у мирного и доброго сыроеда Хвана есть те же права что и у тебя, хренов ты жопогляд. Понял меня, созерцатель чужих потных яиц? Сыроеда Хвана родила Мать. И кто ты такой, гребаный ушлепок, чтобы сомневаться в ее решении?
– Я…
– Запрос посылал?
– Посылал и посылал – буркнул чуть успокоившийся Мнут – Дритт! Мать говорит – он сыроед! Этнос семнадцать!
– Отлично. Тогда поступим так, верг. На всякий случай, чтобы не было сучьих неожиданностей, пошли сейчас вперед одного из своих недоделков неуклюжих. И пусть он предупредит мирное население славного Плеса, что один из трех гостей выглядит не совсем обычно. И что гостям глубоко насрать на недоумение и возмущение жителей по этому поводу. Пусть держат руки подальше от оружия.
– Мать бдит и защищает город. Призм в него так просто не войдет – ответил старший верг – Если ошибки нет и он сыроед – пройдет врата. Если нет…
– Вот и отлично. Но одного с предупреждением пошли. Потому что если прилетит хоть одна стрела… я найду долбанного лучника и сверну ему шею.
– Пусть раздевается – махнул ладонью верг, одновременно кивая хриплому помощнику, отправляя его по тропе – Гляну на урода.
– Сам ты урод, урод – прошелестел Хван, поводя плечами.
– Штаны снимем и норм? – предложил я – Заглянешь промеж костяных булок. И хватит.
– Мне его булки даром не нужны.
– А гниль?
– Такие как он гнилью не болеют – мрачно усмехнулся Мнут – Слава Матери! Представляешь такую тварь в виде зомби?
– Сам ты тварь! – Хван клацнул двойными жвалами, но остался на месте.
Пришлось вмешаться и зло рыкнуть:
– Ты тварь и есть. Забыл, как выглядишь? Ждешь что тебя ангелом небесным называть станут?!
– Нет… но…
– Запихни свои комплексы в жопу и держи там. Понял?
– Понял.
– Рэк стяни с него штаны, куртку и остальное.
– Мля… ок…
– Так чего ты ищешь?
– Следы почесухи – ответил верг – Гнилью призмы не болеют. Но вот чертовой почесухой…
– А она чем страшна?
– Сводит с ума. Заставляет нападать на все живое. Одним словом – превращает в скабба.
– И спятивший скабб нападает на всех без разбору?
– Да.
– И чем тогда он отличается от зомби? Хотя… быстрота? Сила?
– В точку. Скабб – заразный чесоточный безумец. Ревет, весь в крови и царапинах, чешется, прыгает, крутится. Выглядит жутко. Но, по сути, обычный спятивший доброс. Дал по башке дубиной и оттащил в медблок. А что еще важнее – скаббы в засадах не сидят, тайком не подкрадываются, с ветвей и скал на голову не прыгают, подземных ловушек не устраивают.
– А зомби?
– Делают все это и не только. Да еще и объединяются в стаи. А скаббы – всегда одиночки. Но одно дело безумный доброс. Теперь представь это – Мнут ткнул пальцем в раздетого призма Хвана – Представь этого бронированного как скабба. С таким руками….
Хм…
Бронированный, быстрый, спятивший и безумно агрессивный призм посреди города мягкотелых и далеко не таких быстрых добросов…
Это как богомола бросить в клубок дождевых червей….
– Почесуха лечится?
– Да. И нет.
– Точнее можешь?
– Зависит от стадии – ответил Мнут, медленно обходя вокруг спокойно стоящего голого призма – Чем раньше понял, что подхватил заразу – тем лучше. Всего три стадии. От первой – один укол и проблем нет. От второй поможет только холодный сон. Третья стадия… это стадия скабба. Если живым и возьмут, Мать отправит на лед. Но я не слышал, чтобы скаббы возвращались. Как по мне – билет в один конец. Разве что кровь подземных великанов спасет. Но егеря здесь редкость. Да и кто сумеет купить такую редкость волшебную?
– Ты меня снова запутал, верг – признался я, натягивая штаны – Что за холодный сон?
– Блаженна ваша жизнь островная – вздохнул тяжело Мнут – Все больше склоняюсь прыгнуть в лодку, дойти до острова и остаться там жить. Пасти оленей, жрать мясо и рыбу, смотреть на далекую землю и радоваться жизни. Как думаешь – меня примут в ваше племя?
– Как система решит – развел я руками – Медблок там есть.
– Может и попробую…
– Так что за холодный сон?
– Никто не знает. Но пробужденные и излеченные от почесухи добросы помнят темноту, сонливость, ледяной холод и много нагих тел лежащих тесными рядами на светящемся льду. Многие вспоминают висящие связками изуродованные тела – лишенные рук и ног. Обрубки с головами, подвешенные гроздьями. Может то кара материнская для грешников великих?
– Может и так – усмехнулся я, вспомнив, с каким интересом верги рассматривали мои шрамы на руках и бедрах – Хладный сон значит…
– Он самый. Исцеляет вторую стадию почесухи. Может и вторую – но там уже счет не на месяцы, а на годы.
– А гнилью призмы не болеют?
– Нет. Эта зараза обошла их стороной.
– Гены? – вслух предположил я и, возясь с сапогом, вернулся к расспросам – Егеря кто такие? Волков отстреливают, когда те излишне расплодятся?
– То охотники – махнул рукой Мнут – Или вергов Мать посылает. Что там делов то?
– Ну да. А егеря что делают?
– Чудовищ уничтожают по приказу материнскому?
– Каких?
– Всяких. Задрал ты с вопросами. Глотка пересохла.
– Так смочим в городе. В гостевом доме. Я угощаю.
– Ну…
– И за нами заодно присмотришь. Вдруг мы все скаббы и зомби замаскированные?
– Ушлепки вы хитрожопые всей правды не говорящие. Я таких как вы сразу отличаю – жизнью и судьбой битые, озлобленные. Какие вы сыроеды?