Бегство от одиночества (СИ) - Ганова Алиса. Страница 36
Умом понимал, что перешел дозволенное, но складывалось у Гриндла ощущение, что его, как кота за усы, тянет старая, но хитрая и пронырливая мышь. Кроме того, он не мог понять: откуда в спокойной, застенчивой Ханне столько нахальства и дерзости. Ее своенравие отчасти нравилось, но брать верх над ней с каждым разом становилось сложнее.
«Грапл — старая ведьма! Стоит Ханне побыть с ней еще некоторое время, наберется изворотливости. Надо что-то делать, пока еще не поздно…»
К вечеру того же дня у него созрел план.
На следующее утро Айзек в дом ко вдове не пришел. Ханна ждала, надеялась, но ни на четвертый, ни пятый день он так и не появился. Гадая, что произошло, не находила места, пока курьер не принес посылку. Дрожащими руками она расписалась, распаковала нарядную, яркую упаковочную бумагу и растерялась. В атласной коробке на подставке стояла изящная кукла в прогулочном наряде, с зонтиком в руках, с модной металлической сумочкой-кошельком и маленькой собачкой далматинцем. Лишь взяв ее в руки, заметила записку, прикрепленную к миниатюрной юбке:
«На память. От А.Г. \ Э.Б.»
Руки затряслись:
«На память…? Как же так…?!»
Алексия застала постоялицу, сидящей в оцепенении на кровати, с запиской в руках и куклой на коленях.
— Бисквитная кукла! Какая прелесть! И стоит немалых средств!
— Он уехал… — выдавила Ханна дрожащими губами. — Это на память.
— Не может быть! Не верю!
— Приехал, напомнил о себе, чтобы сделать больнее. И уехал, — она разрыдалась.
— Не плачь! — хозяйка села рядом и обняла ее. — Что-нибудь придумаем! Напишем письмо! Или…
— Не буду, — упрямо прошептала Ханна.
После того, как выяснилось, что Таггерт тоже съехал из гостиницы, сомнений не осталось. Она сникла и, сидя у окна, днями равнодушно наблюдала, как прохожие спешат по делам, оббегая лужи и грязь, или лежала, повернувшись лицом к стене.
Аппетит пропал, и после почти трехдневного отказа от еды в теле появились слабость и зябкость. Она не расчесывалась, не выходила на улицу, продолжая скорбеть в ночной сорочке и накинутым на плечи пледом.
Разбитая Алексия не могла понять, что они сделали неверно, и ощущала на себе вину за произошедшее. Если бы Ханна нагрубила, высказала, что не стоило совать нос куда не следовало, ей стало бы легче, но та продолжала безмолвно сидеть в комнате. Меньше чем за неделю у Ханны исчезли щечки с прелестными ямочками, похудели руки, обострились черты… — и все это на осунувшемся лице подавленного человека производило тягостное впечатление.
Не выдержав, миссис Грапл отправилась к доктору Корнэлу, чтобы он снабдил ее чем-нибудь, что помогло бы мисс Норт успокоиться.
Эти дни далась им тяжело. Вдова произошедшее приняла настолько близко, что чувствовала себя так, будто бросили ее. Они обе выплакали все глаза, и все же, по истечении недели, стали приходить в себя. Выглядела Ханна ужасно: свалявшиеся волосы, темные круги под глазами, поникшие худые плечи, но, тем не менее, женщины решили взять себя в руки и заняться садом.
Игнорируя недоуменные взгляды, хозяйка и постоялица под пасмурным небом и изморосью сгребали опавшую листву, ветки, обрезали кусты, подкрашивали места на стенах, где отслоилась краска. На любопытствующие вопросы миссис Грапл отвечала, что мисс Норт тяжело переносит недавние события, касавшиеся Зильбера, чем вызвала удивление и одобрение сплетниц.
Закончив с садом, занялись уборкой в доме. Перемыли полы, крашеные потолки, вытрясли пыльные ковры и чехлы. Каждая из них старалась, чтобы дом очистился, и дурные воспоминания развеялись вместе с сором. Завершая чистку, они даже умудрились переставить некоторую мебель. И надо сказать, после всего проделанного почувствовали себя лучше.
— Жизнь продолжается с ним или без него. Ты молодая, красивая, хорошо одета, поэтому тебе грех расстраиваться! Вот когда вдова Сайвер осталась с тремя детьми, это было ужасно…
Ханна кивала головой, крепилась и верила, что завтра станет легче. И действительно, еще через несколько дней она смогла выдавить из себя улыбку.
В доме стоял чудесный аромат какао. Они обе подсели на сладкое и старались каждый день печь что-нибудь поднимающее настроение. Едва вынули печенье из плиты, постучали в дверь.
— Я открою. Наверно, Тильда. Повадилась же ходить, разнюхивать, чтоб ее! — ворчала Алексия, неспешно, с шарканьем переставляя ноги. — Или аромат учуяла!
Ханна продолжала выкладывать с противня выпечку, когда услышала резкий хлопок. Кинулась к двери и остолбенела: на пороге стоял Айзек и держался за покрасневшую щеку, а когда Таггерт удовлетворенно хмыкнул, досталось и ему.
— А мне за что?! — обиделся детектив.
— За компанию! — сквозь зубы процедила женщина и захлопнула перед их носом дверь.
— Все еще считаете, что план был идеален?
Подобный тон Таггерта Айзек ненавидел.
— С какой-то стороны — да, мы их сильно задели, — подытожил он, потирая пытавшую щеку.
— А с другой стороны, двери этого дома для нас теперь закрыты, — подколол Лиам.
— Побочный результат.
Рассевшись на крыльце, мужчины закурили.
— Убирайтесь отсюда, мерзавцы! — приоткрыв окно, выкрикнула миссис Грапл.
— Хочу услышать мнение мисс Норт, — с ехидной усмешкой ответил Айзек.
Вдова растерялась от его наглости и молча захлопнула окно.
— И как думаете устранять этот побочный результат? Или уедете?
— Не дождутся, — он твердо решил, что просто так от него не отделаются.
В доме слышались шаги, даже что-то упало. На звуки разбитого стекла Гриндл ухмыльнулся.
— А если мисс Норт скажет то же самое?
— Пусть попробует. Я не уеду в любом случае, пока не захочу сам.
— А что вас держит?
— Сам не знаю, — после раздумья признался собеседник. — Удивлены?
— Есть немного. Может, это любовь? — после слов Лиама Гриндл поперхнулся. — Тогда что?
— Не знаю, но пусть это будет моя прихоть, чем что-то другое.
— Боитесь полюбить?
— … Должны мужья любить своих жен… — процитировал Айзек, но догадавшись, что Таггерту это ни о чем не говорит, пояснил: — Послание к Ефесянам святого апостола Павла. Глава 5. Стих 28.
Но и это Лиаму ничего не объяснило.
— Я не женюсь на ней, поэтому не хочу любить, чтобы не страдать.
— Что мешает?
— Мнение общества.
— Не думал, что вы такой слабак.
— Вам нечего терять, — огрызнулся Гриндл.
— А что имеете — заберёте с собой? — Лиам ткнул пальцем в небо.
— Я надеюсь прожить долго.
— Жить долго и без страданий? Как по мне, так вам не удастся. Посмотрю на вашу сухость, когда она выберет Хоута, запляшете, как ведьма на сковороде.
После напоминания детектива расположение духа испортилось. Айзек встал, стряхнул с одежды пепел и пыль и вновь постучал в дверь. Стучал он долго и настойчиво, с каждым разом все громче.
Наконец дверь приоткрылась.
— Что вам надо? — холодно, с надменностью в голосе спросила вдова, — Мисс Норт нездоровится, — она попыталась закрыть дверь, но наглец вставил ногу и не позволил этого сделать.
— Давайте по-хорошему, — давил мужчина.
— Не понимаю, о чем вы? — хозяйка зло посмотрела.
— Понимаете, — совершенно не смущаясь, напирал Айзек. — Я хочу ее видеть.
— Ей нездоровится! — упрямилась женщина.
— Не вынуждайте меня идти на крайности! — пригрозил Гриндл, предполагая, что его снова водят за нос.
— Ждите, — процедила миссис Грапл и презрительно посмотрела на его ногу. Айзеку пришлось убрать ее, но перед этим он пригрозил: — Иначе залезу в окно.
Через несколько минут ожиданий, ему позволили подняться наверх.
«Неужели снова будут разыгрывать спектакль?» — самодовольно подумал он, ступая по скрипучим лестницам. Однако, когда дверь распахнулась, увидел похудевшую, утомленную Ханну и понял, что сотворил.
— Прости, — произнес как можно мягче, как только они остались одни, и в тайне возрадовался, что может свалить глупый поступок на необходимость.