По краю Вечности (СИ) - Гущина Дарья. Страница 10

Мой собеседник зачем-то огляделся, помялся и тихо пробормотал:

— Есть в городе один такой, то есть такая… Только не связывалась бы ты с ней, коли жизнь дорога.

— Неужели? — мне стало интересно.

— Дурная она, — неохотно пояснил хозяин дома. — И с проклятьем, как говорят… Никто без большой нужды не идет к ней, хотя вещи она шьет сильные, ноские, и иную рубаху так заговорить может, что и кинжал не возьмет — отскочит… Да и пояса и сумы удобные и вместительные творить умеет, — он запнулся. — Но проклятье на ней сильное, древнее, темное… Все наши стороной ее обходят, коли встретят, да рассказывают после об облике ее зверином и кровожадном…

— Где живет? — я насторожилась.

— Здесь, недалече, — алхимик махнул рукой в неопределенном направлении. — По улице вниз и налево. Но не ходила бы ты к ней, деточка…

— Я вам, уважаемый, не деточка, а темный маг Старшего поколения, — усмехнулась я, показывая нашивку и предчувствуя реакцию.

Однако возращение на искательский путь действует на меня не лучшим образом — я начинаю… шалить. И шалить недальновидно.

Старичок невольно попятился.

— Забери меня Вечность…

— Не зовите ее, если пока туда не собираетесь, — мягко заметила я, — она сама найдет вас, когда придет время.

— Сейчас заказ соберу!.. — и его как ветром сдуло.

Мы с Молчуном переглянулись и дружно ухмыльнулись. Четыре эпохи прошло после войны, темные без силы рождаются — а их по-прежнему боятся… Даже странно. Я считаюсь темным магом, но при случае и проклясть-то никого не смогу, если не успею подкопить силу… И хорошо, что об этом мало кому известно. А кому известно — те не верят, видимо, считая, что мы залегли на дно, боясь растерять уцелевшие после эпохи Войны осколки знаний.

Алхимик, гремя склянками, вернулся на удивление быстро, вручил мне пухлый пакет и наотрез отказался от денег, которые я с мягкими угрозами все же всучила. Сильный дар должен оплачиваться соответственно. И, попрощавшись, покинула лавку, отправившись на поиски местной проклятой.

Столько лун поблекло, столько эпох прошло, а люди по-прежнему страдают от происков людей, давно ушедших в Вечность… Что, впрочем, объяснимо. Древние темные славились крутым нравом, несдержанностью, непомерным самомнением и наплевательским отношением ко всем, кроме себе подобных. Да и меж собой, поговаривают, грызлись жутко.

Затворив дверь, я остановилась у крыльца, убирая в сумку покупки и подсчитывая деньги. Признаюсь, не удержалась и пару кошелей с золотом у торговца увела. Исключительно на нужды общества и благо истории. И сумма — как раз впритык, если собираться в дальний поход. Нет у искателей ничего более постоянного, чем временное отсутствие денег. А с торговца не убудет. Он даже не заметит пропажи. Вернее, не вспомнит точное количество наличности.

Перекинув сумку через плечо и сориентировавшись, я побрела в указанном направлении, привычно раскинула поисковую сеть и… ничего не нашла.

— Не чувствуешь ее? — остановившись у старого, обшарпанного одноэтажного «облака», спросила я.

Молчун съежился и спрятал голову под крыло. Я нахмурилась. Плохо дело. Проклятье темного теоретически существует, но если мы его не ощущаем… То либо алхимик с перепуга наплел чушь, либо…

— Вы не ко мне, случайно?..

Тихий, робкий, испуганный девичий голосок… Я стремительно обернулась, напрягая зрение. И невольно попятилась от расплывающегося в тумане силуэта. Похоже на горбатого волка… Но — здесь?.. Тьма меня побери, кому же под силу создать столь мощный морок?..

Я моргнула и прищурилась, силой воли перебарывая страх и… наваждение. И увидела. На низком крыльце, закутавшись в короткий старенький плащ, стояла невысокая девушка. Бледное лицо, темно-синие глаза, затравленный взор, тонкие светлые косы, выскальзывающие из-под капюшона… Я покачала головой. Ворон, на мгновение высунувшись из-под крыла, поддакивая, хрюкнул. Теперь невольно попятилась уже незнакомка.

— Вы… кто?.. — и прижалась спиной к покосившейся двери.

Подступающая вьюга взметнула из-под наших ног снежные хлопья. Я молчала и не сводила глаз с проклятой, а она лихорадочно искала за своей спиной дверную ручку, то пропадая, то возвращаясь невесомым полупрозрачным силуэтом. Фантом туманных сумерек, вышедший из-под контроля мага? Серьезный случай…

— Тьма… — я тихо озвучила наши с Молчуном общие мысли.

Незнакомка вздрогнула и слилась с дверью. Я тряхнула головой, вновь прогоняя наваждение. Нет, никуда она не исчезла. По-прежнему стоит на крыльце и дрожит от страха. Но я, преодолевая проклятье тьмы, вижу ее настоящую, а остальным мрак знает, что мерещится. Ворон, например, испуганно узрел черного барса — древнее существо эпохи Изначальности, давно ушедшее в Вечность, как и привидевшийся мне горбатый волк…

Девушка наконец нащупала дверную ручку и попыталась скрыться в доме, но я ее опередила:

— Подожди! — и взлетела на крыльцо. — Не убегай! Я… могу помочь, — и торопливо расстегнула ворот плаща, показывая нашивку темного мага. — Я работаю с мраком… и с его проклятьями. Позволь понять, в чем дело… Не убегай. Не наврежу.

Судорожный вздох, испуганный и недоверчивый взор необычных глаз — и огненно-красная от страха аура с четкой, сизо-черной паутиной проклятья. Кому же ты так не угодила?..

(7)

Обстановка в доме мало отличалась от его внешнего вида. Одна просторная комната без четких углов, обшарпанная и скудно обставленная старыми и самыми необходимыми предметами мебели.

В дальнем от двери «углу», рядом с тлеющим очагом, — небольшая кровать, в противоположном ему — низкий шкаф, круглый столик и три стула. Ближе к двери, у неровного провала окна, — мастерская, отгороженная самодельной занавесью, которая скрывала стол, стул и прилаженные к стене полки с аккуратно разложенными материалами. С другой стороны — также скрытые лоскутной занавесью — рукомойник и небольшая бадья.

Но, несмотря на бедность, дом был чистым и уютным. Облупившуюся на стенах краску заменяли лоскутные картины, пол украшали разноцветные половички, стол застелен светлой скатертью, окна занавешены изучающими ровный, неяркий свет шторками, на которых хозяйка вышила рассветные горы. А еще лоскутные картины и половички заменяли обитательницам свечи и отсутствующие дрова в очаге. И тепло, и достаточно светло.

При нашем появлении из-под одеяла выглянула любопытная мордочка крохотной девчушки. Вытирая ноги о половичок, я ласково улыбнулась в ответ на сонный взгляд:

— Доброй ночи, солнышко.

— Поздоровайся с нашими гостями, дочь, — тихо добавила хозяйка дома.

Девочка завернулась в одеяло, послушно слезла с кровати и неловко подковыляла ко мне. Маленький молчаливый дикий зверек с несмываемым пятном проклятья на желтой от настороженности ауре… и перечеркнутой Вечностью жизнью. Из-под седой челки на меня внимательно смотрели голубые глаза, но видел лишь один. Древнее проклятье разделило худенькое тело на две половины, одна из которых принадлежала жизни, а вторая — смерти. И живая — чувствовала, слышала, осязала, видела и постигала, а мертвая — смотрела тусклой пустотой, висела бесполезной плетью.

Я разулась, подошла к девочке и присела на корточки:

— Как тебя зовут, милая?

Молчание. Лишь затравленное удивление на живой половине бледного личика.

— Эрейя, — тихо ответила за дочь ее мать. И, помедлив, тихо добавила: — А меня — Таит.

— Эрейя? — я улыбнулась. — Первая капель?

— Она родилась на исходе сезона Снежной луны, — смущенно объяснила Таит.

— Рейсан, — представилась я и кивнула на ворона, — Молчун.

Ворон гордо расправил крылья, распушил хвост и, заработав мой многозначительный взгляд, глухо каркнул. Я одобрительно улыбнулась, сняла плащ, повесив его на крючок у двери, разулась, надев теплые тапочки, и пошла за занавеску помыть руки. Таит тем временем суетилась по хозяйству, и, когда я села напротив нее, на столе уже стояли горячий чайник, кружки и плетеная корзинка с домашним печеньем. Мне стало неудобно. И объедать — некрасиво, и отказываться — непорядочно…