Девочка из Ордена (СИ) - Лебедева Ива. Страница 47
Когда это место успело стать ее домом? Да нет, не место. Те, кто там остался… Как больно прощаться. Это несправедливо! Ведь только все стало налаживаться… Почему я?!!
Она еще несколько минут стояла, спрятав лицо в конской гриве. Гнедой не двигался, чувствуя всадницу. Потом ласково фыркнул, толкнул головой в плечо.
— Да, конечно. Пора, — согласилась Иллис, тщательно вытирая лицо. — Поехали.
Она вскочила в седло и больше не оглядывалась. Маленькая девочка, плачущая от тоски и страха, навсегда осталась у вершины холма. Выглянувшее из-за восточного хребта солнце осветило дорогу перед младшим мастером Полуденного Ордена.
Все, что произошло потом, рассказать можно в нескольких фразах: очень страшно, очень больно, очень…
Нашествие кархов захлестнуло дикие земли, и пробиться к разрушенной башне оказалось нелегко. Мужчины-рейнджеры не могли в этом участвовать — магия темной стороны прорвалась в пустоши, и противостоять ей могли только женщины, да еще и прошедшие обучение в Ордене… И они гибли десятками и сотнями ради того, чтобы один маленький отряд незамеченным проскользнул среди холмов к самой границе.
У них получилось. Они дошли. Только вот назад не вернулся никто, и наследница — в том числе.
Иллис устало откинулась на каменную стенку, не отрывая руки от артефакта. Да она и не смогла бы, даже если бы захотела — камень все сильнее тянул из нее кровь, тянул жизненные силы и на глазах восстанавливался. Радужный щит появился уже через несколько минут и неуклонно разрастался.
Кровь Эйро… Если бы Иллис успела пройти инициацию, встав в центре Полуденной Звезды в день своего совершеннолетия, как сотни ее предков до этого, восстановить артефакт было бы делом нескольких минут и пары капель королевской крови. Но времени не было, и теперь для того, чтобы барьер вернулся, нужно отдать все.
Кровь впитывается в матовый овальный камень почти мгновенно. По руке медленно поднимается ледяная волна, и понятно, что, когда она доберется до сердца, все кончится.
Зато уходит боль. Сломанная ключица больше не впивается огненным копьем в плечо. И распоротое бедро и сотня других мелких ран словно сами собой исчезают из сознания. Впервые за эти жуткие несколько суток почти непрерывного боя можно расслабиться и ничего не бояться. Уходит напряжение, уходит страх, так мучивший. Страх не успеть, не суметь, не защитить… но она успела.
Теперь, когда весь этот груз уходит вместе с жизнью, можно спокойно подумать. Вспомнить…
Почему-то сейчас не встают перед глазами ни воспоминания из детства, ни те, кто остался в пустошах, своей кровью пробивая для нее проход к башне. С ними она и так скоро встретится. И с родителями. Мама… уже недолго.
Сейчас где-то рядом, словно наяву, улыбается Льен, упрямо сопит Майс, насмешливо щурится Гай, и Норр что-то пытается объяснить с самым серьезным видом. Как хорошо, что она смогла дойти… как жаль, что вернуться не получилось… Но сейчас даже это сожаление — без боли, только легкая грусть и пожелание счастья.
А потом из воспоминаний выплывает еще одно лицо и заслоняет все остальные. Какой же ты красивый… когда не корчишь свои дурацкие надменные рожи.
Хотя… все равно красивый.
Иллис улыбается своему видению с каким-то необыкновенным облегчением. Как хорошо… больше не надо обманываться, не надо бороться с собой и своими чувствами. Можно сказать те слова, которые уже давно живут где-то там, глубоко внутри, а теперь выходят так легко, так… правильно.
— Я… тебя… люблю…
Радужный щит вспыхивает и мгновенно проносится по холмам, отбрасывая почти сплошную массу кархов, заполнивших пустоши, сминая ее в темный воющий ком и выметая прочь. Барьер вернулся на свое место, распространяя от башни серию коротких ярких всполохов по всей границе.
Вот и все…
Иллис еще раз улыбнулась и потянулась к нему. Самое родное на свете лицо приблизилось, и последнее, что она почувствовала, — тот самый поцелуй на своих губах.
— Прощай…
Темнота, как кошка, неслышно подкрадывается, прыгает на грудь и застилает оставшийся где-то далеко полуденный мир. Только темнота, она греет и мурлычет тишиной.