Я - чертовка (СИ) - Гаврик Зинаида Владимировна. Страница 23

Вся пикантность ситуации дошла до меня не сразу. Но достаточно быстро. В тот момент, когда я глянула в загадочно мерцающие глаза лешего, паника схлынула. Я осознала наше положение и попыталась соскользнуть. Ага, счас. Он перекатился вместе со мной и оказался сверху, опершись на локти и, одновременно, фиксируя мои запястья. Его лицо было так близко… Меня насторожил его взгляд. Он стал каким-то… хищным. Я попыталась оправдаться, надеясь, что это хоть немного снизит напряжение и быстро прошептала, не особо задумываясь над формулировкой:

— Там парень несет мне розы! Нельзя, чтобы он нас увидел!

Мне понадобилось несколько мгновений, чтобы осознать, почему в кустах подозрительно посвежело. Словно после грозы. Листья испуганно зашумели. Ветки начали чуть заметно потрескивать.

— Нет-нет, ты не так понял! Я его околдовала!

Ляпнула и едва не выругалась матом. Теперь все выглядело еще хуже. Вроде как я расчетливо приворожила парня и теперь он идет ко мне с розами, а я не хочу, чтобы он застукал меня с другим. Лицо Власа стало опасно задумчивым. Все, последняя попытка исправить ситуацию.

— Это получилось нечаянно! — выдохнула я. Мда. Лучше бы и не начинала. Хотя, кстати, почему это я должна перед ним оправдываться? Все равно ситуация вышла из-под контроля, так пусть знает, что он не пуп земли. А то, небось, обрадовался, что я корчусь перед ним, как уж на сковородке. Ну, нет. Это он должен сожалеть о своем исчезновении, за которое я его так и не простила. Свято место пусто не бывает!

— И, между прочим, по деревне ходит еще один парень с розами для меня!

По-моему, красивое окончание. Но Влас, кажется, не оценил. Он… засмеялся! Хотелось бы сказать — заржал, но это был тихий, проникновенный смех, который я почувствовала всем телом, словно поглаживание.

— Что? — уточнила шепотом. Леший перестал смеяться, но в глазах по-прежнему отплясывали черти.

— Ты пытаешься со мной играть, но совершенно не представляешь себе последствия. Меня очень-очень трудно по-настоящему вывести из себя. А когда это происходит, я и сам не знаю, что могу вытворить.

— Например?

Он наклонился ниже и отчетливо, даже жестковато проговорил:

— Например, я украду тебя по-настоящему, свяжу-спеленаю корнями, спрячу в глубине леса и покажу, чем злой, изобретательный и неутомимый леший отличается от хлипких человеческих парней. В этот раз никакой пощады. Я вытравлю любое воспоминание о чужих прикосновениях. Заставлю забыть все, что было до меня. Это будет долго, мучительно и сладко. Вот только ты оттуда уже не вернешься. Потому что когда я закончу, твой мир покажется тебе тусклым, искусственным и фальшивым до отвращения. Поэтому ты навсегда останешься со мной. Страстная, дикая, свободная и моя…

Пока он говорил, яркие, как наваждение, образы проносились перед внутренним взором. Жуткие и одновременно притягательные. Нет, я пока не готова к этому. Не готова оставить все и кинуться с головой в омут. Да, после этого приключения вряд ли получится даже просто сделать вид, что я забыла Власа. Не буду и пытаться. Но… сейчас мы говорим о том, что я должна отказаться от части себя ради него. А он способен ли ради меня сделать то же самое? До сего момента мы касались в разговоре лишь вариантов, удобных для него. А я хочу, нет, должна понять, чем готов пожертвовать он. И это должно быть что-то, как минимум, равноценное.

— Спасибо за красочное пояснение, — с трудом проговорила я. Его взгляд по крупицам вытягивал из меня волю, и сопротивляться было все труднее. — Я… постараюсь не выводить тебя.

— Уверена? — вкрадчиво переспросил он. О, нет. Как можно быть уверенной, когда необычайно остро чувствуешь сквозь тонкую одежду восхитительную тяжесть горячего, нет, обжигающего мужчины, его сильное тело с напряженными мышцами и… его желание. Твердое, мощное, выдающееся. Я не могла двинуться, но от этого становилось только хуже. Осознание собственной беспомощности по какой-то странной причине возбуждало до безумия, до звездочек в глазах. Еще немного и пациент будет безнадежно потерян…

Внезапно Влас подобрался. Его лицо стало отрешенным и сосредоточенным.

— Наталья, — скупо пояснил он. Я охнула, вспомнив, где нахожусь и зачем.

— Не дай ей уйти…

Он кивнул и замолчал. Я тоже затихла, залюбовавшись им. Зверь перед броском, да и только. Красивый и смертоносный одновременно.

— Поймал, — наконец, сказал он. Я почувствовала облегчение, которое длилось ровно секунду, до его следующих слов: — Запомни, на чем мы закончили. Непременно продолжим позже.

Рычащую Наталью мы обнаружили в зарослях хмеля. Она безуспешно пыталась отлепиться от забора, к которому ее примотало гибкими шершавыми стеблями. Захват был скучен до невозможности. Едва взглянув на Власа, она обмякла и затихла. И потом, будучи освобожденной от живых пут, даже не пыталась бежать. Как это, оказывается, удобно — иметь дело с теми, кто отлично знает, на что способен леший.

— Куда ее? — спросила я. — Домой?

— Подождите! — Из-за забора на нас отчаянно смотрел крепкий невысокий мужичок, которого вполне можно было принять за человека, если бы не желтые глаза. — Прошу, выслушайте! Она не виновата в том, что происходит в деревне! Клянусь!

— Кузьма? — неуверенно уточнила я. Надо же. У скрытных домовых нынче прямо сплошные выходы в свет!

— Да. Прошу, позвольте все объяснить! Выслушайте! — Он кинул взгляд на Наталью, которая до сих пор не проронила ни слова. Выглядела она так, словно не верит в спасение. Я бы на ее месте, все-таки, рискнула сбежать. Однако ей подобное, кажется, даже в голову не пришло.

— Так вам не нам надо объяснять, — отозвалась я, ощущая что-то вроде жалости. — Поговорите с другими домовыми и…

— Нет! Они слишком взбудоражены из-за всего произошедшего и вряд ли поверят тому, что я расскажу. Надежда только на вас! Прошу, пойдемте в дом и мы все вам объясним! Поверьте, от того, что вы схватите Наталью, нападения не прекратятся. Наверняка пострадает кто-то еще! Кикиморы начнут убивать!

Последняя фраза произвела на меня впечатление. Я нерешительно глянула на Власа. Дом — это территория домового. Там он обладает огромной силой. Стоит нам войти, и мы окажемся в невыгодном положении. Но если мы останемся здесь, другие домовые могут потерять терпение и схватить Наталью. Я видела, как злился Лаврентий из-за семьи Николая и, особенно, из-за пострадавшего друга. Если остальные испытывают то же самое, вряд ли они будут судить потенциальную преступницу здраво и непредвзято.

— Скажи, что ты хочешь, а я уже решу, как это лучше сделать, — спокойно предложил леший, видя мои терзания. — Не забывай, я здесь для того, чтобы разобраться с твоими проблемами.

— В таком случае я бы, пожалуй, выслушала его.

— Хорошо, — Влас в упор посмотрел на Кузьму. — Прежде чем мы войдем в твой дом, ты дашь клятву не причинять вреда. Я скажу тебе слова, ты повторишь. Попытаешься нарушить — потеряешь силы, и твою Наталью уже ничто не спасет. Договорились?

Тот, помедлив, кивнул. Надо же. Видимо, действительно ему есть, что нам рассказать.

Небольшой снаружи домик внутри оказался на диво уютным. Картинка, да и только. Все чистое, новое, мебель резная, печка без сажи и копоти. Неожиданно большая кровать с расшитым цветами одеялом и дивным кружевным балдахином ручной работы. Слишком большая для одного… я слегка покраснела, устыдившись своих мыслей. Однако дальнейшие события показали, что краснеть не стоило. Все предположения оказались верными. Я это поняла в тот момент, когда Кузьма обнял Наталью за бедра, сел на стул и усадил ее к себе на колени. Причем все это было сделано так привычно, словно они всегда пользовались стульями именно таким образом и никак иначе. Более того, пока домовой вел свой рассказ, жестикулируя одной рукой, вторая его рука почти машинально бродила по телу женщины. В один момент он, сам того не замечая, начал поглаживать ее грудь, и я едва не потеряла нить разговора. Однако было видно, что это получается едва ли не само собой. С другой стороны, чего я лезу к ним со своими человеческими правилами? У нечисти вообще нет понятия стыдливости. Они выступают за свободные нравы и дают волю инстинктам. Скорее всего, ради меня эти двое даже поумерили аппетиты и ведут себя совсем не так, как вели бы при своих. Под влиянием этой мысли я вдруг по-новому увидела комнату. Толстый широкий подоконник, застеленный пушистым покрывалом, крепкий столик с гладкой пустой столешницей, два металлических кольца на стене, за которые удобно держаться руками… Мда, кажется, здесь любят пошалить. Настоящее любовное гнездышко. Свой, отдельный мирок для двоих.