Второй удар гонга. Врата судьбы - Кристи Агата. Страница 20
— Очень полезный совет. Вот именно, очень полезный, — сказал в ответ Пуаро.
Несколько минут он посидел в задумчивости, потом поднял палец. К нему немедленно подошел Луиджи, и по его итальянскому широкому лицу от улыбки разбежались морщинки.
— Mon vieux [11], — сказал Пуаро. — Мне нужно кое-что выяснить.
— Всегда к вашим услугам, месье.
— Узнайте, пожалуйста, кто из приглашенных за этим столиком сегодня звонил по телефону.
— Это я и сам могу вам сказать, месье. Молодая леди в белом платье звонила сразу, как только вошла в ресторан. Потом она отправилась в гардеробную, а вторая леди вышла навстречу и тоже пошла в кабинку.
— Значит, сеньора все же звонила! До того, как она вошла в зал и увидела столик?
— Да, месье.
— А кто еще?
— Больше никто, месье.
— Значит, придется мне поломать голову, Луиджи.
— Если, месье, я могу чем-то…
Пуаро сделал знак рукой. Луиджи мгновенно удалился. К столу возвращался Стивен Картер.
— Все нас бросили, мистер Картер, — сказал Пуаро.
— О… Да, конечно, — отозвался тот.
— Вы хорошо знакомы с мистером Бартоном Расселом?
— Да, мы довольно долго…
— Его свояченица, мисс Везерби, просто очаровательна.
— Да, прелестная девушка.
— Вы и с ней хорошо знакомы?
— Вполне.
— Н-да, вполне, вполне, — повторил за ним Пуаро.
Картер поднял недоуменный взгляд.
Музыка смолкла, и все вернулись к столу.
Бартон Рассел подозвал официанта:
— Еще бутылку шампанского, и побыстрее.
Потом поднял бокал.
— Послушайте все. Я хочу сказать тост. Честно говоря, я все думал о сегодняшнем вечере. Как вам известно, я заказал стол на шестерых. Нас же за ним было пятеро. Один стул оставался пустой. Потом, по очень странному совпадению, здесь оказался месье Эркюль Пуаро, и я пригласил его составить нам компанию.
Вы и представить себе не можете, до какой степени это странное совпадение. Пустовавшее место я оставил для леди — той самой леди, в память которой я и устроил обед. И устроил я его, леди и джентльмены, в память моей жены Ирис, умершей именно в этот день четыре года назад!
Все, кто сидел за столом, невольно вздрогнули от неожиданности. Бартон Рассел невозмутимо поднял бокал.
— Прошу всех вас выпить в память об Ирис.
— Ирис? — быстро переспросил Пуаро.
И посмотрел на цветы. Бартон Рассел, перехватив его взгляд, спокойно кивнул.
— Ирис… Ирис… — зашептались гости.
Всем стало не по себе.
Бартон Рассел заговорил снова, медленно и тяжело, по-американски монотонно растягивая слова:
— Вам, должно быть, кажется странным, что день смерти жены я решил отметить обедом в модном ресторане. Но у меня на то есть причина… Да, вот именно, есть причина. И коли уж здесь присутствует месье Пуаро, то я хочу объяснить, в чем дело.
Он повернулся лицом к Пуаро.
— Четыре года назад, месье Пуаро, я устроил такой же обед, только не здесь, а в Нью-Йорке. На нем были мы с женой, был мистер Стивен Картер, служивший в то время в посольстве в Вашингтоне, был мистер Энтони Чепелл, приехавший к нам погостить на несколько недель, и сеньора Вальдес, успевшая очаровать тогда своим танцем весь Нью-Йорк. Но главным украшением вечера была малышка Паулина, — он похлопал свояченицу по плечу, — хотя тогда ей едва стукнуло шестнадцать. Помнишь, Паулина?
— Да… Помню, — голос Паулины слегка дрогнул.
— В тот вечер, месье Пуаро, произошла трагедия. Дело было так: раздалась барабанная дробь, началось выступление варьете. Погас свет, и остался лишь один освещенный круг посреди танцевальной площадки. А когда свет снова зажегся, моя жена лежала, уткнувшись в стол лицом. Она умерла, месье Пуаро, умерла. Потом в ее бокале нашли цианистый калий, а в сумочке пакетик с остатками яда.
— Она покончила с собой? — спросил Пуаро.
— Именно к такому заключению пришла полиция… И я не оправился от удара до сих пор, месье Пуаро. Конечно, у нее могли быть причины… Так решила полиция. И я согласился.
Неожиданно он ударил по столу.
— Но не поверил… Нет, четыре года я вспоминал, думал над тем, что произошло, и не поверил! Ирис не могла покончить с собой. Ее убили, месье Пуаро, убил кто-то из тех, кто находится здесь. Я знаю.
— Послушайте, сэр…
Тони Чепелл хотел было вскочить.
— Успокойся, Тони, — сказал Рассел. — Я еще не закончил. Ее убил кто-то из вас, теперь я уверен. Кто-то, воспользовавшись темнотой, подбросил ей в сумку пакет с остатками цианистого калия. Мне кажется, я знаю, кто это. И намерен сегодня вывести на чистую воду…
Речь Рассела перебил звонкий голос Лолы:
— Вы сумасшедший, вы псих, кому бы в голову пришло поднять на нее руку? Вы сошли с ума. Я не хочу тут сидеть…
Конец фразы заглушила барабанная дробь.
— Варьете, — сказал Бартон Рассел. — Посмотрим и потом продолжим. Оставайтесь на месте все! Мне нужно успеть к танцовщицам. Мы для вас кое-что приготовили.
Он поднялся и вышел из-за стола.
— Потрясающе, — произнес Картер. — Бартон сошел с ума.
— Псих, — сказала Лола.
Медленно погас свет.
— С меня хватит, я ухожу, — сказал Тони.
— Нет, останься! — резко вскинулась Паулина. И тихо пробормотала: — О господи… о, господи…
— В чем дело, мадемуазель? — так же тихо спросил Пуаро.
Паулина ответила едва не шепотом:
— Все это ужасно! Точь-в-точь как в тот вечер…
— Ш-ш-ш! — зашикали на них из-за соседних столиков.
Пуаро еще больше понизил голос.
— Позвольте сказать вам кое-что на ухо, — шепнул он, осторожно коснувшись рукой плеча девушки. — Все будет хорошо.
— Господи, вы только послушайте! — воскликнула Лола.
— В чем дело, сеньора?
— Это та же самая песня! Та, которую играли в тот раз в Нью-Йорке. Бартон Рассел помнит все мелочи. Мне это не нравится.
— Наберитесь мужества…
На них снова зашикали.
На середину площадки вышла девушка с черным как уголь лицом, на котором сверкали белки больших круглых глаз и белоснежные зубы. Низким, чуть хрипловатым голосом, трогавшим за душу, она запела:
Рыдания музыки и лившийся, будто теплое золото, негритянский голос околдовали зал. Голос притягивал, очаровывал. Заслушались даже официанты. Затаив дыхание, не отводя глаз, все смотрели на площадку и на певицу, завороженные чистым глубоким чувством.
К столику подошел официант и обошел кругом, шепотом предлагая шампанское, но внимание всех приковано было к сияющему кругу света, где чернокожая женщина, чьи предки приплыли из Африки, пела низким глубоким голосом: