Игрушка из грязных трущоб - Стар Дана. Страница 9

Ради чего?

Ради какой-то там корки сухаря.

Как бы отчаянно я не тянулась к лучшему, моя судьба была предрешена голодной гибелью. Сегодняшним вечером я решилась на отчаянный шаг – продать себя. За возможность просто жить. За возможность просто дышать. Даже несмотря на ту атмосферу, в которой я родилась и выросла, жить мне хотелось безумно.

В нашем бараке был телевизор, подаренный постоянным и весьма щедрым клиентом матери. Эта вещь стала моей единственной в жизни отдушиной. Просиживая сутками у экрана, я пыталась хоть немного обучиться грамоте. Ведь в школу я не ходила. Не потому, что мы не могли себе это позволить, а просто потому, что в Трущобах не было высших учебных заведений. А зачем рабам грамота? Чем тупее человек, тем лучше им управлять.

Там, по ту сторону монитора, я видела другую реальность. Идеальный, совершенный мир… В котором царил безупречный порядок, доброта и гармония. В котором люди не избивали друг друга до полусмерти за кусок сухаря, не брали женщин прямо на грязных тротуарах, не унижали за цвет глаз, кожи, или же врождённые дефекты внешности. В Трущобах весь этот кошмар был привычным делом. В трущобах людей принимали за скот, за дешёвую рабочую силу. Поэтому мне так отчаянно хотелось перешагнуть через непреодолимые стены вечной неволи и устремиться в лучшее будущее. В тот красочный мир, который я наблюдала с экрана старенького, хрипящего телевизора. В тот мир, в котором было так живописно и так прекрасно. В тот мир, который являлся для меня самой настоящей иллюзией, мечтой, или же… сладким сном.

Как я уже говорила, чтобы выжить, мне пришлось пожертвовать своей честью. Да, как бы унизительно это ни звучало, только что я продала свою девственность. За место на ювелирной фабрике.

Госпожа Джалил, начальница ювелирного цеха, оценив внешние данные «товара», с радостью приняла сделку, устроив меня «под своё крыло» в одном из самых престижных заводов трущоб. Условие: я отдаю свою невинность полностью в её распоряжение, а она – навечно закрепляет за мной место на фабрике. Кто будет покупателем, пока неизвестно. Она дала мне время до того момента, пока не найдёт клиента, и ещё пятьдесят баксов аванса. Так что при виде такой баснословной купюры я готова была прямо сейчас хоть ей отдаться, хоть первому встречному, ибо мой бедный желудок уже до сквозных дыр сам себя же и прогрыз.

К счастью, клиенты мадам Джалил являлись весьма солидными, обеспеченными мужчинами – заграничными гостями, а не местными головорезами и убийцами, какими буквально кишел проклятый остров. Так что мне не стоило волноваться по поводу своей жизни. Одна кошмарная ночь, и в моих руках престижная работа. А если соглашусь на дальнейшее сотрудничество – меня ожидает полная безопасность, крепкая крыша над головой, полноценное питание и море внимания.

То есть, Джалил просто предложила мне стать одной из «элитных шлюх», обслуживающих клиентов, прибывающих из других стран, для заключения сделок с Дамиром о покупке украшений или эксклюзивной одежды для своих жён и пополнения коллекций собственных магазинов. До такого уровня я не хотела опускаться. Ведь, как бы там ни было, я считала себя личностью, неумолимо жаждущей выкупить собственную свободу. И да, рабства можно избежать. Нужно лишь заплатить каких-то там десять тысяч долларов в качестве пропуска за стены трущоб.

Каких-то там…

Ну, да!

Проще повеситься, чем стать свободным. Потому что мой отец, потея с утра до ночи, зарабатывал по одному доллару в день, а мать – по два. Но иногда, если попадался щедрый клиент, максимум до пяти. Но, ради более лучшего спроса на «товар», половину суммы своего дохода, она спускала на новые тряпки, и косметику, чтобы выглядеть как можно краше, торгуя собой направо и налево.

На заводе не позволялось расхаживать в лохмотьях, заляпанных грязью. Как это делала я. По причине того, что не хотела привлекать к себе излишнего внимания. А ходила я в старых поношенных джинсах, которые буквально спадали с впалого живота, отчего приходилось несколько раз подвязывать их верёвкой к такой же потрёпанной толстовке с капюшоном, благодаря которой я казалась толще обычного. Волосы скручивала в тугой жгут, прятала под кепкой с широким козырьком, закрывающим лицо, а на ногах носила рваные кроссовки на три размера больше моего реального размера стопы. Одежду я донашивала за отцом. Поэтому и выглядела как никому не нужный беспризорник, от которого пахло отнюдь не французскими духами. Но это была моя тайна. Которая всегда срабатывала. Которая, по сей день, сохранила мне жизнь.

Глава 6

На улице практически стемнело, но я всё ещё успевала до закрытия хлебной лавки. Мягкая, слегка шершавая купюра в пятьдесят баксов приятно шелестела в моих руках, когда я с жадностью сжимала её в дырявом кармане своей поношенной толстовки. Для нашей семьи, эта сумма расценивалась как целое состояние, на которое можно было месяц жить без особых забот. Признаюсь, банкноту такого масштаба я держала в своих руках впервые в жизни, отчего приятная нега растекалась по всему телу, а желудок радостно сжимался, предвкушая в скором времени полакомиться тёплой выпечкой.

Последний раз я ела три дня назад. Моим ужином были объедки, найденные в мусорном баке, вблизи одной из забегаловок трущоб. Практически целый, но покрытый плесенью сэндвич… За право обладать которым я едва не подралась с бродячим псом, заработав несколько приличных укусов в области запястья. А пёс, в свою очередь, заработал несколько сильных ударов металлической крышкой мусорника по голове, после чего, трусливо поджав хвост, быстро удрал с места сражения.

Кажется, я выбила ему глаз. Этим варварством я не гордилась. Но когда испытываешь ни с чем ни сравнимое чувство голода… похер становится абсолютно на всё. Я бы и им с удовольствием перекусила, если бы не забыла дома нож.

Осталось несколько кварталов до пекарни. Я оборачивалась на каждый малейший шорох, страшась того, чтобы, не дай боже, не столкнуться с бандой смотрителей. Но своими мыслями, я сама призвала к себе беду. Как говорится, то, чего боишься, сбывается.

За долю секунды до того, как на меня полетел водопад из помоев, выплеснутый с верхнего этажа пятиэтажной фавелы, я всё же успела отскочить в сторону. Заприметив случайного прохожего, невольно попавшего под раздачу, проститутка с ведром, чьи ярко выкрашенные волосы были нашпигованы бигуди, выругалась мне вслед так грязно и грубо, словно это я её шлаком окатила, а не она меня. Похоже, в этом районе не было системы канализации. И туалетов, соответственно, тоже. Поэтому рабы испражнялись прямо на улице, просто выплёскивая содержимое «унитазов» на проходящий мимо сброд.

Трущобы делились на «зоны»: низшую, среднюю и премиум класса. Мы жили на границе низшего и среднего сектора, в бетонном бараке без окон, с одной комнатой. Отец собирался добиться нашего перевода в фавелы, в «средний класс», где я, собственно, в данный момент и находилась, двигаясь в сторону пекарни, но ему не хватало выдержки. Он сдался. И отдался зависимости, так и не осуществив обещанное, потому что он оказался жалким трусом и слабаком. Но самыми «элитными» апартаментами считались многоэтажки класса «люкс» в секторе «один», где было чисто, уютно и относительно безопасно. Проживали там в основном рабочие, которые с утра до ночи потели на ювелирных фабриках, или же «элитные шлюхи».

Эта зона надёжно охранялась. Допуск осуществлялся по специальным пропускам. Господин Дамир внимательно следил за здоровьем рабочих «класса люкс», остерегаясь какой-либо заразы, которую носил в себе каждый второй «гражданин трущоб». Главный ублюдок внимательно следил за санитарной обстановкой на заводах (в особенности за обстановкой на пищевых блоках) и не допускал к работе сброд из «низшего класса», чтобы избежать угроз не только своему здоровью, но и здоровью своих уважаемых клиентов. Поэтому перед началом рабочего дня каждый из невольников проходил предварительный медосмотр с дезинфекцией.