Двое: я и моя тень (СИ) - "AttaTroll". Страница 8
Будильник беспощадно ворвался в тишину утренней комнаты, деля утро на бодрящий кофе и рабочий костюм.
— Мне пора собираться, — Лизи выскользнула из объятий.
Холодная вода успокаивала и приводила мысли в порядок. Лизи набирала целые пригоршни и смывала с себя прошлый день, откупалась от воспоминаний и от грядущего.
Когда в один из вечеров было особенно тошно, она стёрла ладонью старую надпись на зеркале и аккуратно вывела новую: «Прости нам грехи наши». За какие грехи она пожинала мучительные плоды, за что или за кого платила кем-то невидимым назначенную цену? Лизи поймала себя на мысли, что на один вечер, всего на одну ночь забыла о Джокере, не ждала его, не упивалась тягучим ожиданием. Он никогда не бил её, но умел сделать так больно, что душа рвалась из груди. Мог схватить за волосы, намотать их на кулак, а если Лизи сопротивлялась особенно рьяно, прижимал её к стене и наблюдал, как она извивалась, как отбивалась. Иногда она скулила, умываясь слезами, а иногда — словно выстрел — её возбуждала эта извращённая игра, и тогда она отдавалась сама, вплетала пальцы в зелёные волосы и целовала эти ненавистные губы, обрамлённые страшной улыбкой. Неизменно было одно: даже в эти редкие минуты она ненавидела Джокера, желала ему смерти, хотела стоять и смотреть, как он умирал в луже собственной крови. Как же она ненавидела эти губы, что так жадно целовали её. А наутро она не находила в себе сил прожить ещё один день, и мысль уйти некрасиво, красной кляксой на сером асфальте, мучила её всё чаще.
Впервые за три месяца Лизи не боялась. Вчерашний вечер лёг на её тяжёлые будни бесценным даром, тем самым лучом, ворвавшимся в сумрачный мир, состоящий из горького одиночества перед лицом Джокера.
Она выключила воду и потянулась за полотенцем. Её взгляд упал на зеркало над раковиной, и Лизи взвизгнула от неожиданности.
— Боже, как ты меня напугал, Артур, — сдавленно пролепетала Лизи, жадно глотая воздух, словно ей нечем было дышать.
Она закрыла глаза, и Артур притянул её к себе, что-то шептал, но Лизи его не слушала. Перед ней ярко вспыхивали образы Джокера, всего того, что он делал с ней: его жестокость, граничащая с обманчивой нежностью, его грубые пальцы, оставляющие синяки на тонких запястьях. Лизи не хотела вспоминать, но образы всплывали сами собой. Она хотела стать прежней, но той Лизи больше не было, ту жизнерадостную девушку похоронил в своих кошмарных желаниях Джокер. Он отнял у неё всё: веру, надежду, любовь. Всё. Может быть, она заслужила это? Но за что?
А ведь иногда Лизи целенаправленно ждала Джокера, стыдясь в такие минуты этого порочного влечения, изувеченного и несущего лишь разрушение.
— Всё нормально?
— Да, — соврала Лизи, хотя на языке вертелось «нихрена не нормально».
Лизи хотела сказать что-то ещё, несмелые слова вертелись на языке, рождались из звуков, но Артур не дал им слететь, не позволил им жить. Он запер их в поцелуе, несмелом, как первый утренний луч солнца. Лизи ответила на робкое прикосновение, жалея лишь об одном: почему она не встретила Артура раньше? Ведь она его знает, в нём всё словно бы родное, знакомое. Артур прижал Лизи к стене, и его поцелуи расцвели, жадные, слишком горячие.
Лизи знала, что опоздает сегодня на работу, но эта мысль не пугала её и не грызла изнутри. Это всё неважно. Важны только они, Артур и Лизи, здесь и сейчас. И даже проскользнувшая было опять мысль, что приличная девушка не должна ложиться в постель к мужчине, погасла, не успев заразить сомнениями. В конце концов, именно Джокер стёр все понятия о приличии и уместности. Так к чему ломать комедию?
***
Лизи на ходу застёгивает пуговицы блузки и не с первого раза попадает в туфли. И всё-таки она торопится на работу. Может быть, в суматохе, которая связана со смертью Стива, никто не заметит отсутствия маленького, никчёмного винтика в огромном, прогнившем механизме? А если и заметят, что с того? Уволят? Да пожалуйста. Лизи больше не боится увольнения.
— Увидимся сегодня вечером? — она посмотрела Артура.
Он стоял у стены в коридоре, смотрел на Лизи и курил.
— Сегодня не могу, у меня вечерняя смена.
— Ладно.
— Я зайду к тебе завтра. Ты не против? — Артур стряхнул пепел на пол.
Лизи улыбнулась и кивнула: нет, не против. Надев плащ, она подошла к Артуру и дотронулась до его руки. Сегодня среда, экватор рабочей недели, и пусть всё катится к дьяволу. Она попробует выбрать жизнь, и странный Артур в этом выборе — первый шаг.
Радио в комнате тихонько напевало:
«Let it be, let it be,
Let it be, let it be.
There will be an answer, let it be».
Артур прикоснулся к Лизи, провёл ладонью по её щеке и шёпотом пропел: «There will be an answer, let it be».
— До завтра, — Лизи привстала на носочки и чмокнула его в щёку.
— Да, до завтра, — Артур затянулся последний раз, чиркнул окурком о стену и поцеловал Лизи в ответ.
Утро не принесло тех проблем, о которых так переживала Лизи. Новый начальник отдела, Петер — запомнить его скандинавскую фамилию та ещё задачка — с первого взгляда производил впечатление неплохого человека. Уж получше Стива, жена которого уже который день околачивала порог банка, стучась во все кабинеты и требуя справедливости. В это утро Лизи под предлогом вопросов по документам вышла посмотреть на эту дамочку. Она представляла и медузу Горгону во плоти, и породистую стерву, но что она увидела в итоге — шло вразрез с её предчувствием. Худая, невысокая, серая мышка, подавленная не столько смертью мужа, сколько жизнью с ним. Выходит, Стив всего лишь прикрывался ею, говоря, что жена его растопчет, если узнает о его интрижках. Он всегда беспокоился только о своей репутации, дорожил местом у кормушки, а на жену ему было до лампочки. Жил как сволочь и смерть получил по заслугам.
Выглядела жена Стива не очень. Спутанные тонкие волосы спадали на плечи, глаза в серых ямах глазниц, впавшие щёки. Скелет на каблуках в дорогом костюме.
— Вот это да, — Лизи поправила очки и остановилась у одного из окошек.
— Говорят, у Стива есть несколько счетов, и его жена собирает бумаги, чтобы получить все его деньги.
— А я слышала, — тихо подошла ещё одна сотрудница, — что его счета обчистили, поэтому банку грозят большие неприятности.
— Обчистили? — удивилась Лизи. — Но как?
— Краем уха слышала, что к этому может быть причастна банда Джокера.
Лизи оглянулась, провожая взглядом процокавшую вдову Стива Штайна. Расстроенной она не выглядела и не торопилась облачиться в траурное чёрное одеяние, как полагалось хорошим жёнам. Честно говоря, Лизи её прекрасно понимала.
— Эй, Лизи! Вот ты где! А я тебя везде ищу.
К ней подошёл запыхавшийся молодой мужчина и, поправив галстук-бабочку, выдохнул, будто только что вернулся с марафона бегунов. Он зачесал набок растрепавшиеся волосы и, облокотившись о стойку у кассового окна, указал на Лизи сложенным вчетверо листом.
— А ну колись, у тебя была богатенькая бабуля?
— О чём ты? — не поняла Лизи.
— На твой счёт капнула тысяча долларов вчера вечером.
Лизи ничего не понимала. Бабуля? Деньги?
— Так, Лео, давай по порядку. Меня подозревают в убийстве Стива?
Лео прыснул со смеху и постучал по стойке, слишком громко, и на его смех обернулись несколько посетителей.
— Ну ты даёшь! Скажешь тоже. Не-а. Но не от последних лиц в банке мне удалось узнать, что Стив был в сговоре с какой-то мафиозной группировкой и отмывал денежки будь здоров. Видимо, что-то не поделил со своим «доном Корлеоне».
Лео, довольный своей шуткой, щёлкнул пальцами и гордо вытянулся.
— Тогда кто мне прислал деньги? — не унималась Лизи.
— Ну… От кого-то… Мне дали задание проверить счета всех сотрудников, а у перевода стоит пометка «подарок». Вот и всё. Ничего криминального.
— Так от кого? — не унималась Лизи.
Лео закатил глаза и отмахнулся от неё:
— А мне почём знать? Об бабушки, от мамы, от любовника.
Сотрудница, стоявшая всё это время в сторонке и слушавшая разговор от начала и до конца, воскликнула: