Секретарь для злодея (СИ) - Коуст Дора. Страница 23

— Здесь написано, что отец старше матери, родители старше сыновей, а сыновья сестер в иерархической лестнице. Никакого равноправия у них нет. Думаю, самых активных и эмоциональных сотрудников лучше отправить на выходной. Остальные же пусть держат себя в руках. Никакого смеха, лишнего шума и бессмысленных прогулок. Знаешь, что я думаю. Тебе нужно достать где-нибудь звонок, как в школах, чтобы в тот момент, когда корейцы будут в офисе, твоя секретарь позвонила в него, тем самым объявляя перерыв минут на десять-пятнадцать. Потом второй звонок, призывающий обратно к работе. Ну и на обед, если время совпадет. А все остальное время пусть сидят по отделам и со своих рабочих мест даже не встают и головы не поднимают. Мне кажется, корейцы оценят.

— Хм… А интересная задумка. Сам звонок громкого боя мы, конечно, покупать не будем, но у нас есть колонки везде, где только можно. Нужно скачать трек в хорошем качестве. Сделаешь?

— Сделаю, — важно кивнула она, едва сдерживая довольную улыбку. Ей нравилось чувствовать себя нужной — я это видел. — Слушай, вот еще что. Обязательно нужно иметь при себе визитки. Корейцы обмениваются ими при первой встрече, чтобы понять, кто выше по статусу — ты или они. А еще корейцы задают друг другу нескромные вопросы, желая узнать как можно больше. Они спрашивают возраст собеседника, семейное положение, место работы и должность, место рождения и даже где учился. Все это влияет на статус, так что будь готов, если они вдруг захотят покопаться в твоем белье, — рассмеялась она. — А вообще, это действительно странно.

— Просто у нас чаще всего принято панибратство и людям постоянно напоминают, что все мы братья и сестры.

— Не, с корейцами это не прокатит. В общем, так: нужно сказать, что ты учился в престижном месте, у тебя есть жена и дочь — если что, мы с Аришкой подыграем. Ты начальник крупной компании — это твой плюс, а возраст — вопрос спорный. Этот факт может сыграть не в твою сторону, если, например, приедут пожилые корейцы. Если твоего возраста, то вполне возможно, что вы будете стоять где-то рядом на этой самой лестнице. А ты корейский знаешь?

— Сносно, но они приедут со своим переводчиком, — улыбнулся я, подгребая Марину к себе поближе. Ее решительная фраза с «подыграем» сразила меня наповал.

— А это еще один плюс. Ты сможешь понимать их, если они будут общаться между собой. О, а еще никому нельзя умничать перед начальником, — вновь взглянула она в экран телефона. — И нельзя оспаривать приказы, решения и даже мнение по любому вопросу. В общем, начальник — это чуть ли не Бог. Кстати, тут написано, что чем выше человек в иерархии, тем меньше он должен говорить. Нужно постараться кратко излагать свои мысли, говорить тихо, двигаться медленно и неспешно.

— Ну, это нетрудно, — поцеловал я кончик ее носа, выглядывающий из-под маски. — Спасибо, — произнес тихо и искренне, вкладывая в это слово всю свою душу.

— А мы вино пить будем? — Ее глаза хитро блеснули, и я знал, что там, под маской, она улыбается.

— Я и забыл про вино с этой уборкой. Припахала меня к мытью кухни…

— Ты сам сказал, что все пополам, — заглядывала она мне в глаза.

— Абсолютно все.

Это был хороший вечер. Совсем другой, не такой, к каким я привык. Да, мне было хорошо оттого, что я снова был кому-то нужен, но теперь в этой квартире образовалось нечто большее. Нет, еще не семья, но что-то такое витало в воздухе, отчего все вокруг пропитывалось особым теплом и уютом. Даже тишина больше не давила на плечи.

К уборке Марина меня действительно пристроила. Отмахивалась тряпкой от моего предложения вызвать клининговую службу. Драила полы, протирала шкафы на кухне, пока я елозил губкой по подоконникам, а Аришка агукала, поддерживая нас морально. Наблюдал за этой маленькой женщиной исподтишка. Нравилось улавливать ее эмоции. Она так смешно хмурила широкие брови, сводя их к переносице, пока рассказывала о том, что всегда мечтала открыть свою небольшую пекарню. Незаметно для меня самого вызнавала, где я учился и на кого. Чуть позже мы очень плавно перешли к путешествиям, и она рассказывала о городах, в которых побывала, восхищаясь моими историями о зарубежных странах.

Восторг, интерес, любопытство, смущение, нежность… Я тонул в ее эмоциях, купался в них, питался ими. Мне нравилось ее смущать — ненароком касался ее, будто нечаянно, а ее щеки тут же розовели, выдавая все ее чувства. Я не уловил ни капли лжи, и это покоряло. Покоряла ее открытость, ее доброжелательность. Марина действительно была ярким светом, солнечным лучом, что жил в глубине ее глаз цвета расплавленного золота. Настолько искренняя, что становилось физически больно, потому что мне хотелось уберечь ее от этого мира. Лучше бы совсем запереть в высокой башне и ревниво охранять, не давая всяким «Ваням» приближаться к ней, но понимал, что не могу так поступить. Уголовный кодекс не позволит.

— За тебя, — приподнял я бокал, переплетая наши пальцы.

Она рвано выдохнула, приоткрыв такие манящие полные губы. Покраснев, спешно кивнула, а я с улыбкой понимал, что она все еще теряется. Боялся, что могу спугнуть ее своим напором, но по-другому не мог. Наверное, уже просто перерос то время, когда мужчина и женщина тратят месяцы на то, чтобы ходить вокруг да около. Сейчас элементарно не видел в этом смысла. Если хочешь — действуй, вот и весь нехитрый девиз, которого действительно стоит придерживаться, потому что никому не известно, сколько нам осталось минут, часов, дней, месяцев и лет. Тратить даже секунды на воздух казалось кощунством.

Наверное, именно поэтому я сегодня пришел в юридический отдел за консультацией. Мог бы сам составить липовый договор, но хотелось, чтобы он был похож на настоящий. Алик ржал, когда печатал пункты. Ему такая вольность была позволительна — мы знали друг друга слишком давно, чтобы он мог искренне порадоваться за меня. Естественно, никто никому не будет выплачивать неустойки, если что-то пойдет не так и мы с Мариной вдруг поймем, что наши дороги ведут в разных направлениях, но пока же…

Мне были жизненно необходимы эти три месяца. Я не мог объяснить это даже самому себе. Где-то внутри меня возникла неконтролируемая потребность в Марине и Аришке, и я не мог, не хотел ее преодолевать, потому что впервые за два года мне стало пусть и немного, но легче. Каждый вдох уже не приносил невыносимую боль, а в голове…

В голове вдруг появились мысли о будущем. Этот факт ошеломил меня, выводя из строя на долгие минуты. Давая осознать, что я могу шагнуть дальше, могу выбраться из той ямы, в которую сам себя и загнал.

Нет, того, что случилось, уже не изменить. Нельзя забыть часть своей души, нельзя выбросить ее, навсегда избавиться от боли, но можно отпустить. Помнить, все так же любить, но отпустить, чтобы дать им свободу, чтобы дать себе возможность наладить свою жизнь.

Последние два года я только и делал, что ждал момента, когда мы с Юлькой снова будем вместе. Здесь до сих пор меня держала только мать — я не мог причинить ей еще большую боль, но потом…

Теперь мне не хотелось этого «потом». Больше не возникали случайные мысли о нелепом стечении обстоятельств. Сколько раз я думал, что в любую секунду могу попасть в аварию. Ждал пожара, потопа, болезни, которая могла бы меня подкосить. Теперь я гнал эти мысли, эту слабость, что завладевала мной время от времени. Марина дала нам эти три месяца, она дала их мне, дала мне возможность доказать ей, что ничего никогда не происходит просто так. Я уже понял это, а ей только предстояло это осознать. Предстояло осознать с моей помощью.

Я видел, как много могу дать ей взамен, но еще больше понимал, как много уже сейчас она дает мне. Эгоист во мне требовал, приказывал сжать ее в своих объятиях и спрятать у себя на груди от целого мира, но действовать нахрапом было нельзя. Я хотел, чтобы она и сама желала этой близости не меньше. И нет, любовь — это не желание и не секс, теперь я это знал. Любовь — это потребность прикасаться и слышать уверенный стук чужого сердца.