114 баллов (СИ) - Васильева Алиса. Страница 10

Май была все в тех же джинсах и пиджаке, что и на экзамене. Наш торжественный ужин она явно воспринимала куда буднишнее, чем моя семья. Я вежливо поздоровался и сидел тихо, жуя тушеную форель с овощами, пока шел традиционный обмен любезностями. Настоящий разговор, ради которого советник почтила наш дом своим присутствием, начался только к ореховому пирогу.

К моему удивлению, меня не только не отправили прочь, советник обратилась напрямую ко мне, дав понять, что я должен остаться.

— Да, Эрик, поздравляю тебя со вступлением во взрослую жизнь! — начала она издалека, но нам всем сразу стало понятно, что Май наконец перешла к интересующей ее теме.

— Спасибо, госпожа советник.

— Жаль, что твой лучший друг попал в такие неприятности. Фред ведь был твоим лучшим другом?

— Он и сейчас мой лучший друг, — брякнул я.

— Эрик! — угрожающе громыхнул отец.

Мне стало неприятно, но я его понимал. С такими людьми, как советник Май, не шутят. Однако я все еще ощущал то появившееся после экзамена желание действовать вопреки всему.

— Я осуждаю Фреда, но не собираюсь отрекаться от него.

За столом повисла тяжелая тишина.

— Очень похвально, — ответила Май, внимательно посмотрев на меня.

Я впервые встретился с ней взглядом, и мне показалось, что ее серые глаза видят меня насквозь.

— Это прекрасно, что, даже признавая, что твой друг совершил ошибку, ты готов поддержать его. Для этого и нужны друзья.

Май говорила просто, но очень убедительно. Интересно, можно ли верить тому, что она говорит? Мне хотелось ей верить.

— Но ведь Якубовский совершил преступление, — осторожно заметила мама.

— Конечно. Он будет осужден и понесет наказание, после которого сможет вернуться в общество полноправным гражданином. И ему понадобится поддержка. Так что, Эрик, тут нечего опасаться — ты ведешь себя как хороший друг, и не более того.

— Я не знал, что он замышляет, — сорвалось у меня с языка, и я сразу пожалел об этом.

Прозвучало так, как будто я оправдываюсь или заискиваю.

— Верю. Тем более что этот факт доподлинно установлен следствием, — кивнула Май. — К тому же следить за подобными вещами и не входило в твои обязанности. А вот Штолле может поплатиться должностью за столь вопиющую халатность.

— Вы полагаете, советник, что директор Штолле будет уволен из-за случая с Якубовским? — спросил отец.

— Да черт с ним, с Якубовским. Это мелочь, — махнула рукой Май. — А вот за выходку Фандбир Штолле точно ждут неприятности. Тут еще в придачу выяснилось, что она систематически занижала результаты своих промежуточных тестов.

— Занижала предварительные тесты? Боюсь, я не понимаю, советник, — нахмурился отец.

Май подложила себе еще один кусок пирога.

— Самый высокий балл, 198, Франческа набрала в пятнадцать лет. Потом результаты стали снижаться, и на последних тестах были в районе 192–193 баллов. Это весьма странная динамика. Она должна была демонстрировать восходящий тренд.

— И вы полагаете, Фандбир уже несколько лет специально обманывает систему оценки? Но какой в этом смысл?

Советник пожала плечами.

— Но может быть, это просто индивидуальная особенность? Ведь так бывает, что человек выходит на пик, а потом вдруг наступает регресс? — предположила мама.

— Бывает, — согласилась советник Май, — но я не убеждена.

— То есть Штолле виноват в том, что мы потеряли потенциального члена Триумвирата? — уточнил отец.

— Это в лучшем случае, — туманно ответила Александра Май, — тут все будет зависеть от мотивов Фандбир.

— Не понимаю, зачем она пошла на такое? — покачала головой мама.

— Может, ей просто нравится возиться с землей?

Мое предположение явно позабавило советника. Губы Май растянулись в ироничной улыбке.

— Вполне возможно. У каждого есть те или иные склонности. Вот ты, я уверена, очень любишь порядок. Наверняка систематизировать вещи и раскладывать их по местам — твое любимое занятие.

— Да не сказал бы, — возразил я, пытаясь понять, с чего вдруг Май сделала такой странный вывод.

— О, порядок — это не про нашего Эрика, — рассмеялась мама, — он даже свою комнату убирает раз в полгода.

— Правда? Но ты же предпочел для себя вакансию водителя погрузчика на одном из складов «Зеленого треугольника». Вот я и подумала, что это любовь к порядку повлияла на твой выбор, — Май даже не стала изображать удивление, она насмехалась.

Я прикусил губу. Перед приходом к нам на ужин она навела справки о том, какую вакансию я выбрал. Зачем? Зачем чиновник такого ранга интересуется обычным выпускником?

— Ты хочешь работать на складе? — в голосе отца было искреннее удивление.

— Это хорошая профессия, — тихо сказал я.

— Но я надеялся, что ты решишь взять на себя больше ответственности. Сообразно твоим способностям.

Я впервые в жизни почувствовал, что отец мной разочарован. Его нисколько не огорчал тот факт, что я мозгами не вышел, но он был так явно расстроен моим отказом взвалить на себя максимально доступную мне ответственность, что я снова разозлился.

— В рамках своего сектора гражданину разрешено выбрать любую работу, в соответствии со своими склонностями и желаниями, — процитировал я инструкцию для выпускников, — я не сделал ничего предосудительного. А что касается моих способностей, я думаю, ты их переоцениваешь! — сказал я уже громче.

— У тебя 114 баллов! Ты мог бы стать полицейским!

— Но не офицером.

— Да какая разница! — громыхнул отец, слишком поздно осознав, что последнюю фразу произнес не я, а советник Май.

Он весь залился краской, а мама стала бледной, как скатерть.

Я с горечью подумал, что интеллект — это все в этом мире. Май знает меня меньше часа, а уже поняла про меня даже то, в чем я сам еще до конца-то не разобрался.

— Советник, прошу простить мою вспыльчивость, — сделав глубокий вдох, начал отец. Было видно, что он тщательно подбирает слова.

Май милостиво улыбнулась, демонстрируя, что она нисколько не обижена этой нелепой оплошностью.

— Доктрина гласит: неважно, что ты делаешь, — главное, что ты делаешь это максимально эффективно для общества, — начал отец.

— Вот именно! — перебила его Май. — Именно это мы все, я имею в виду официальных лиц, и будем говорить завтра.

— Боюсь, я опять не совсем понимаю, — нахмурился отец.

— Неважно, какую вакансию в рамках своего сектора выбрал выпускник, — главное, чтобы он приносил на своем месте максимальную пользу обществу. Это наша официальная позиция по поводу того, что двадцать два из двадцати семи выпускников, пересдавших сегодня Финальный экзамен, за последние несколько часов подали заявки на вакансии начального уровня в чертов «Зеленый треугольник».

Все это Май произнесла настолько спокойно, что только из-за концовки ее фразы я понял, насколько она раздражена. Двадцать два человека? А я-то думал, я такой один.

— И никакой связи между действиями Якубовского и случившимся сегодня нет, — с нажимом добавила советник Май, — это достоверно установлено следствием. Более того, выходку Франчески нам тоже придется проигнорировать. Своим демаршем она явно планировала привлечь к себе внимание, ей это удалось, но мы не будем ей подыгрывать и делать из нее символ молодежного протеста. Хочет в теплицы — пожалуйста, пусть идет, через несколько недель пресса сама потеряет к ней интерес.

— Но это же… — начал было отец.

— Под мою ответственность. У меня есть полномочия на единоличное принятие такого решения, — отрезала Май.

Отец открыл рот, собираясь что-то спросить, но под взглядом советника молча закрыл его. Как рыба. Я вообще изображал планктон. Что-то как-то многовато откровений для одного ужина.

— И не стоит злиться на сына, Марк. Он в данной ситуации всего лишь жертва нашей халатности и беспечности. И, боюсь, далеко не единственная и не самая серьезная.

— С чего вы взяли? Я сам принял решение! — не выдержал я.

— Эрик! — предостерегающе прикрикнул на меня отец.