Три вороньих королевы (СИ) - Гуцол Мария Витальевна "Амариэ". Страница 41

Когда от звона у него опять начало ныть в затылке, Бен вытянулся возле решетки во весь рост и какое время лежал с закрытыми глазами, прислушиваясь к мерным толчкам собственной крови в ушах. В какой-то момент ему показалось, что он слышит чужое тихое дыхание, но потом Хастингс забылся чутким, настороженным сном.

Проснулся он уже в глубокой темноте и снова принялся раскачивать штырь в стене. Выпил еще воды, но к еде так и не притронулся.

Штырь в стене оставался таким же неподатливым, как принципы преподавателя права в колледже, где Бен учился. Сейчас это воспоминание показалось Хастингсу далеким и чужим, словно имело к нему какое-то очень смутное отношение.

Охотник на фей выругался. Посидел какое-то время в неподвижности, потом начал вслух, по памяти повторять все, что помнил еще из курса права. Потом — из курса математики. Потом ему пришлось сделать перерыв и совершить еще одно путешествие к воде.

— А ты упрямый, — сказал ему Король-Ворон, когда Хастингс снова принялся дергать цепь. Бену померещилось в осипшем голосе что-то, отдаленно похожее на одобрение.

— Угу, — буркнул он.

Цепь лязгала и гремела о стену. Шум этот болезненно отдавался у Бена в ушах и в затылке. Штырь сидел глубоко и плевать хотел на эти усилия. Король-Ворон замолчал и больше ни сказал ни слова, пока Хастингс не привалился устало к прохладному и сырому камню.

— Без пищи ты не протянешь долго, — сказал сид хрипло. — Особенно если будешь так дергаться.

— Зато согрелся, — хмыкнул Хастингс. — А их еду я есть не стану.

— Может, ты и прав, — после долго молчания сказал Король-Ворон.

— Может, я попробую как-то передать тебе воду? — спросил Бен, чуть подумав. — Кажется, я смогу дотянуться до той решетки. Можно намочить рубашку…

— Не нужно, — охотнику на фей померещилась усмешка в хриплом голосе. — Тогда я не узнаю, даст ли мне напиться кто-то из моих жен.

Хастингс пожал плечами, не заботясь о том, разглядел ли сид его жест. Он подтянул ноги к животу, чтобы приглушить тянущее чувство голода, и попытался задремать. Промозглая сырость подземелья пыталась забраться под одежду и даже словно под кожу. Бен только крепче стиснул в руке амулет на шее. Там, зашитую в шелковый мешочек, он носил золотую прядь женщины, которая до сих приходила к нему в снах.

Если бы не пролом в потолке, темнеющий с приходом ночи и светлеющий, когда наступал день, охотник на фей сбился бы со счета времени. Ему и так казалось, что он то проваливается куда-то в темноту, где время течет иначе, то выныривает на поверхность. Там, на поверхности, были, в лучшем случае, сумерки, цепь, стена, ледяная вода, пустое брюхо и редко — охрипший голос из-за соседней решетки.

Больше к ним не приходил никто. То ли поняли, что узник не ест принесенное, то ли забыли о нем. С каждым днем Бену было все сложнее гнать от себя тревогу за Джил, но пока он справлялся. Впрочем, выбора особого у него не было.

Серый свет лился через пролом, звенела и лязгала цепь, и Хастингсу даже стало казаться, что проклятый штырь хоть самую малость, но поддается, когда Король-Ворон неожиданно сказал:

— Тихо.

Бен замер. Осторожно присел на колени, чувствуя, как горит от боли закованное запястье. Плечи ныли, живот сводило.

Когда в дальнем конце коридора снова показался огонек свечи, Бен прикусил губу. Даже не видя идущую, он смог разобрать, что пламя подрагивает в темноте, но приближается быстрее, чем когда его несла старая Марха.

Среднюю сестру он узнал скорее по покрывалу. Лицо ее осунулось, в темных глазах горел безумный огонь. Хастингс ощущал его так отчетливо, что не смог списать на игры тени и света.

Сида кинула ему на колени сверток

— Ешь.

От свертка пахло свежим хлебом, а в голосе женщины, было сколько силы, что Бен едва не потянулся к еде. Вовремя успел отдернуть руку. Сказал вежливо:

— Благодарю тебя.

Она ожгла охотника презрительным взглядом и круто развернулась, заставив пламя свечи испуганно метнуться.

— А для меня ты не принесла воды, Фиаб? — спросил Король-Ворон.

Воронья королева вздрогнула. Хастингс невольно поежился — он уже видел эту сцену один раз и не был уверен, что хочет повторения.

— Нет, — отрезала она, не оборачиваясь.

— На кого ты зла, о жена моя? — сейчас Хастингс готов был поклясться, что сид усмехается в темноте. — Я слыхал, ты была во владениях своего брата. Он был не гостеприимен к тебе?

— Она! — выдохнула Фиаб, потом осеклась.

— Кто? — вкрадчиво спросил Король-Ворон.

— Человеческая женщина, которую он взял своей женой, — сказала сида через плечо. И добавила с неожиданной яростью: — Которая носит его дитя!

— Мне жаль, — тихо сказал ей мужчина. — Что вышло так, как вышло, с нашим сыном.

— Молчи! — голос Фиаб взлетел к самому потолку подземелий.

— Почему ты отдала им нерожденного своего ребенка, Фиаб?

— У меня не было ничего дороже, — ответила она глухо и ссутулила плечи. Даже свет свечи как-то потускнел.

Будь его воля, Хастингс попытался бы отодвинуться в сторону. Первого разговора ему хватило с головой. Однако проклятая цепь звякала при каждом движении Бена, и ему осталось только стараться быть как можно более неподвижным. Что представляет из себя средняя сестра, он понятия не имел, но теперь ему стало совсем не по себе, от мысли что в лапах этой женщины оказался двенадцатилетний мальчишка.

— Ну а девчонка? — спросил Король-Ворон. — Ее ты забрала?

— Нет, — отрезала Фиаб и зашагала прочь. Свеча в ее руках потухла раньше, чем женщина скрылась за поворотом коридора.

Хастингс привалился к стене и украдкой перевел дыхание.

22. Недостаточно отчаявшиеся

Бену снилась еда. Вначале жаркое, которое его мать готовила на ужин каждое воскресенье. Потом — лепешки из Дома с Тремя Очагами. Потом — почему-то булочки из "Волшебной мельницы". И они показались Хастингсу такими отвратительными, что он даже проснулся.

Еще более голодным, чем был, когда засыпал. Дыра над головой наливалась серебром и сталью. Бен перекатился на живот и пристроил руку на сгиб локтя. Попытался ухватить за хвост ускользающий сон, но напомнил о себе голод. Он так и не прикоснулся ни к первому свертку, ни ко второму.

— Я могла бы вывести тебя отсюда, — тихо прошелестел задумчивый голос совсем рядом. Бен вскинулся. Повернулся, чтобы сесть, запутался в цепи, выругался.

Женский смех показался ему похожим на шорох камней по осыпи.

— Кианит, — сказал Хастингс.

— Здравствуй, — отозвалась каменная княжна.

Бен потер лицо ладонью, пытаясь окончательно проснуться. А заодно — сообразить, что нужно здесь гвиллионке. Вернее, что нужно от него.

Она обошла по краю светлое пятно на полу, как люди обычно обходят лужи. Хастингс скорее угадывал, чем видел, как струится ее шелковое платье.

— Я могла бы вывести тебя отсюда, — повторила Кианит. — Удивительно, но эти старые камни до сих пор подвластны мне. Даже малая трещина может стать открытыми воротами.

— И чего ты хочешь взамен? — мрачно спросил Хастингс. В альтруизм женщины с глазами, холодными, как родник в горах, ему не верилось.

— Ты спрашиваешь прямо. Это хорошо, — кажется она улыбнулась.

— Было бы хорошо, если бы еще и ты так отвечала, — хмыкнул Бен.

— Я всегда говорю прямо, — голос гвиллионки звякнул металлом. — И цена моя такова. Я выведу тебя из владений Короля-Ворона, чтобы ты мог завершить дело, которое начал. А после ты вернешься ко мне и останешься. Зачнешь мне сына. Или дочь. Я даже назову тебя князем, если таково будет твое желание. Но дороги назад к людям тебе не будет. Обманщиков я не жалую и караю без жалости.

— Нет, — ответил Бен не раздумывая. Помолчал, подумал, потом повторил: — Нет.

— Я не буду торопить тебя, — мягко сказала княжна Кианит. — Подумай. А я через время вернусь за ответом.

— Он не измениться, — упрямо сказал охотник на фей.

— Значит, так и будет.