На острие (СИ) - Кутузова Елена. Страница 18

Жидкость в протянутом бокале искрилась от пузырьков. Я осторожно понюхала. В нос ударили мелкие брызги. Шампанское?

To, что пили родители по праздникам отличалось. И запахом, и цветом, и даже пузырьками. Какой-то элитный сорт? Наверное, надо выпить, иначе мужчина обидится и я ничего не заработаю.

Обхватив бокал покрепче, осушаю его длинными глотками. Залпом. И тут же потянулась за вторым.

Теперь смеялись уже оба: и художник, и господин Би. Нет, Хозяин. Здесь его так называют.

— Так лучше?

Я киваю, изо всех сил стараясь не чихнуть — пузырьки решили, что в ному им будет лучше, чем в желудке. И тут же спрашиваю:

— Как вас зовут?

Воцаряется нехорошее молчание, спешу исправиться:

— Как мне к вам обращаться?

— Мистер Маска, — он хмыкает в бороду. — Да, не оригинально, но я могу себе это позволить. Ну, вы готовы к сессии?

— Что… нужно делать?

В голове пусто то ли от шампанского, то ли от страха. Губы едва шевелятся, но даже это вызывает у мужчины умильные улыбки.

— Сюда, моя несравненная Госпожа Кошка!

Повинуясь указаниям, я замираю напротив мольберта. Мистер Маска меняет на нем листы, рассматривает столик с карандашами, красками и чем-то еще, необходимым художнику. А потом хмурится:

— Ты очень мило стесняешься. Но простого стеснения здесь недостаточно! Повернись чуть-чуть боком, да вот так. И, ради всего святого, сними уж эти жуткие колокольчики, в одних носочках ты кажешься беззащитной. Правую ногу на подушку…

Двигаюсь, как робот. Подчиняться вот так, без возможности отказаться или возразить, было странно. А Мистер Маска продолжал:

— Раздвинь полы кимоно. И второго тоже, да, вот так. Ногу сильнее согни, еще сильнее, чтобы бедро было видно…

Закусываю губу, чтобы скрыть смущение, и тут же получаю замечание. Никогда не думала, что изобразить безмятежность так трудно. В очередной раз поворачиваю голову и… застываю.

Вскрик Мистера Маски, чтобы не смела шевелиться, звучит где-то далеко-далеко. А я встречаюсь взглядом с Госпожой Кошкой.

Она улыбается, немного нервно, но улыбается. Ощущаю это собственными губами. Хочется дотронуться, убедиться, что все взаправду, но не смею даже пошевелиться.

Госпожа Кошка тоже боится. Суть наклонилась к выставленной вперед ноге, коленка острая, но мышцы красивые, зря я что ли, столько паркуром занималась?

Черная прядь падает на глаза, уменьшая обзор. Сразу кажется, что взгляды окружающих устремлены на меня, я кожей ощущаю маслянистые прикосновения. Сердце ухает и думается, что это мужчины подходят, чтобы облапать коленку, содрать одежду и…

Спокойно! Никто меня не тронет! Господин Би обещал! А чтобы видеть, достаточно чуть-чуть наклонить голову, вот так, Мистер Маска и не заметил!

Теперь снова вижу. Никто и не думает меня лапать, все заняты своим делом — рисуют, иногда отходя к столикам, чтобы взять бокал вина или, наполнив тарелку закусками, передохнуть на диване.

Натурщикам тоже нет до меня дела. У каждого своя работа.

Двое на кровати застыли в бесконечном поцелуе. Блестящие складки белья словно обливают тела не столько скрывая, сколько подчеркивая изгибы.

Чуть дальше модель наклонилась и широко раздвинула ноги. Я не вижу ее лица, да и художник рисует совсем не его. Розовые складки мягко поблескивают, точно так же, как коротенькая черная бочка из латекса. Хотя кто сказал, что это юбка? Скорее, широкий пояс.

С дивана слышаться прерывистые вздохи. Я вижу, как приоткрывается ярко- красный рот натурщицы, как она выгибается навстречу партнеру. Что он делает не вижу, скрывает высокая спинка. Но толчки ощущаю явственно.

На этом фоне Госпожа Кошка — само целомудрие. И я снова ищу в зеркале ее взгляд, решаюсь рассмотреть.

Она боится. Очень боится, и, хотя старается не показывать, волны страха ощущаются даже сквозь стекло. Мне это не нравится. Как и полная неподвижность.

Это ново. Подчинение, причем добровольное, без веревок и кандалов. Послушно поворачиваешься, наклоняешься, сдвигаешь мягкую ткань так, чтобы каскад складок удовлетворил придирчивого художника.

Бесит! Настолько, что хочется послать все куда подальше, распрямиться, выгнуться так, чтобы заныли мышцы, почувствовать себя живой…

Вместо этого только строже контролирую руки и ноги. Поворот головы. Наклон корпуса. И смотрю в зеркало. Идеально!

— На сегодня достаточно. Продолжим завтра, — Мистер Маска машет рукой, освобождая меня от невидимых пут.

— Можно? — киваю на мольберт.

Художник отстраняется, позволяя взглянуть.

Девушка на картине очень на меня похожа. Фигурой, движениями, даже взглядом. Испуганный, затравленный… Робкие пальцы придерживают кимоно, оголяя ногу. Белый носочек оттопыривается на тонкой лодыжке.

Беспомощность, невинность и трогательность. И испуг. Вот что увидел во мне художник и ему понравилось.

Даже не знаю, злиться или нет. Хочется сорвать рисунок, разодрать в мелкие клочки, закричать, что я не такая, что я — сильный, уверенный в себе человек. И в то же время где-то в глубине души понимаю: художник не солгал. Я на самом деле всего лишь испуганный подросток.

Это ужасно!

— Думаю, на первый раз хватит, — Господин Би поправил сбившееся кимоно и взял меня за руку. — Пойдем, тебе надо еще кое с кем познакомиться… Ляля, помоги Госпоже Кошке!

Вездесущая костюмерша перехватила нас у лифта и вывела в узкий коридор. Справа и слева тянулись двери, над которыми горели разноцветные лампочки.

— Это гримерки. Если нужно снять маску, например, чтобы поправить макияж, заходишь в любую, главное, чтобы горел зеленый огонек. Красный — она уже занята. И обязательно запирайся! — Ляля толкнула ближайшую дверь.

Каморка три на три. Стойка для одежды. Несколько узких сейфов с замками. Туалетный столик. И еще одна дверь.

— Лифт, — перехватила помощница мой взгляд. — Выход для натурщиков. После работы запираешься в гримерке, переодеваешься, снимаешь маску и выходишь. Он доставит тебя на один из этажей торгового центра. А, еще: свою одежду и ценные вещи складывай в сейф. Так надежнее. Все поняла?

Я только кивала. А Ляля продолжала:

— Сегодня Хозяин тебя сам проводит, но в будущем не надейся на его внимание. Он ко всем относится ровно. Поняла? — она втолкнула меня в просторный зал, — а здесь натурщики отдыхают между сессиями. Чай и кофе — от заведения. Жди! И не снимай маску!

Я огляделась.

На широких диванах, заваленных подушками, отдыхали люди. Кто-то беседовал, кто-то дремал, кто-то просто пил чай. Только что пил. И только что разговаривал. Потому что в зале воцарилась тишина и взгляды устремились ко мне.

Тишина напрягала. Захотелось юркнуть обратно в коридор и никогда сюда не возвращаться. Я даже сделала движение к двери, как в тишине прозвучал вопрос:

— Ты реально — девственница?

Слова застряли в горле, так что я только кивнула, стараясь не смотреть на окружающих. Большинство не заморачивались с нарядами, кутаясь полупрозрачные накидки с разрезами, а на некоторых из одежды остались только маски. Видеть одновременно столько голых тел было непривычно. Ладно в зале, где царили художники, но здесь, да еще и по собственной воле? Этого я понять не могла.

— Интересно, — протянула одна из дам. Сидевший рядом парень отшатнулся, словно ожидая удара, когда она опустила ноги на пол.

Встала неспешно, плавно, вальяжно. И также лениво направилась ко мне:

— Очень интересно. Мальчики, проверим?

Я отступала. Ужас путался в ногах, мешал идти. А еще эти сандалии, будь они неладны.

За спиной вальяжной дамы куда сильнее меня похожей на кошку, появились мужчины. Кто-то в одежде, но на некоторых даже трусов не было. Они поигрывали мускулами и улыбались.

Я очень старалась не смотреть на эти оскалы. И на то, что болталось между ног — тоже. Но взгляд сам притягивался. Неожиданно кончики пальцев засвербело — я вспомнила, каким был Ларс… там. Гладким, нежным и очень чувствительным.