Возвращение (СИ) - Штиль Жанна. Страница 41

Пфальцграфиня в такие минуты грустила, вздыхая. Она бы тоже хотела такого внимания и заботы, защиты и стабильности.

А пока… Сидела в удобном мягком кресле у камина с очередным вязанием в руках. Её костюмчики и шапочки с узорами ромбами, косами и жгутами вызвали всеобщий восторг. Каждому хотелось их потрогать и рассмотреть, не говоря уже о том, чтобы научиться вывязывать подобную красоту.

— У меня так никогда не получится, — вздыхала баронесса, откладывая вязание.

— Получится, — подбадривала компаньонка. — Немного усидчивости и вам не будет равных во всём баронстве, а то и в Швабии.

Тэрэсия, прикусив нижнюю губу, снова бралась за спицы. Она любила наблюдать за Лэвари, неожиданно преобразившуюся из убогой болезной в прекрасную женщину. Глядя на неё, чувствовала, как душа наполняется покоем и верой в лучшее. Ещё больше любила её слушать. О чём они говорили? Обо всём. Но чаще всего компаньонка делилась своими фантазиями, так она называла те истории, которым не было конца. Это были истории о любви и верности, о коварстве и лжи, о рождении и смерти, в конце повествования которых всегда побеждало добро.

— Откуда ты черпаешь свою фантазию? — спрашивала баронесса, растроганная счастливым концом очередной истории о любви.

— Вижу в своём воображении, — усмехалась пфальцграфиня, раздумывая, какой адаптированный под средневековье фильм будет пересказан следующим. Да, это будет «Собака на сене». Там особо и менять ничего не придётся.

— Хорошее воображение, — выглянула из-за полога Вилда. — Будто сами всё своими глазами видели… — Высморкалась, умилённая счастливым окончанием истории Зиты и Гиты. — Хозяйка, пора мальчиков кормить.

Значит, у компаньонки есть время отвлечься и передохнуть.

Захаживал Корбл. Не часто, но всегда в одно и то же вечернее время. Молча проходил к госпоже, устроившейся на ложе, целовал ей руку и заглядывал под полог. Вскинув брови, смотрел на малышей, и тогда Наташа замечала, как теплел его взгляд, уголок губы приподнимался в улыбке. Одарив пфальцграфиню прежним изучающим многообещающим взором, вздыхал и выходил.

Сегодня он вошёл заметно прихрамывая.

Тэрэсия обеспокоенно склонила голову набок:

— Снова нога болит? — На его отмашку, закивала: — Знаю-знаю… Пошли за господином Берингаром.

В открывшуюся дверь просунулась детская голова, повязанная платком, и возбуждённо зашептала:

— Герр Уц, там вас стражники зовут.

— Кого черти принесли на ночь глядя, — буркнул он, морщась, направляясь к выходу.

С этой стороны замка сигнальный рожок был слышен только в ясную тихую погоду.

Близились Йольские празднества.

Наташа нетерпеливо гадала: «Рождество в средневековье? Какое оно?»

Снег за это время выпал несколько раз. Не дав порадоваться его белизне, растаял, превратившись в грязное месиво.

— Тэрэсия! — Услышала Наташа и в распахнувшуюся дверь вбежала девушка — едва ли старше Эрмелинды, — на ходу скидывая накидку с меховой лисьей опушкой.

— Моя дорогая! — протянула руки баронесса, приподнимаясь навстречу ей, усмехаясь. — Давно не виделись. Матушка тоже приехала?

— Где они? — восторженно оглядывалась гостья, наскоро прикасаясь к подставляемым для поцелуя щекам женщины. — Матушка?.. Её нет. Не отпустил этот тугодум и скряга. Вы же знаете его! Деспот!

— Да тише вы, стрекоза, — выглянувшая из-за полога Вилда, зашикала на неё, махая руками, — разбудите. — На кряхтение в кроватке, недовольно отреагировала: — Ну вот, разбудили… Божечки-божечки, госпожа Элли, вы как всегда такая шумная и неугомонная.

Девушка в несколько шагов оказалась за плотным балдахином, и оттуда послышались её восторженные возгласы:

— Ах, какие маленькие!.. Какие же они ангелочки!.. А можно их потрогать?

— А вы здоровы, госпожа Элли?.. — Строго спросила служанка, заслоняя близнецов. — Не наклоняйтесь так низко над ними. Нам немочь не нужна…

Пфальцграфиня, догадавшись, кто пожаловал, вопросительно посмотрела на баронессу. Та виновато пожала плечами, улыбаясь:

— Моя младшая сестра Элли. — И уже в сторону полога: — Ты надолго?

— Пока не надоем. Там я никому не нужна… Ой, какие пальчики крохотные, — восторгалась она. — Этот граф фон Лемке невыносим. Представляете, он после вашего отъезда запер меня в моём покое и сказал, пока я не научусь манерам, достойным девицы из приличной семьи, не выпустит меня.

— Ты научилась? — качала головой Тэрэсия, посмеиваясь. — Господин граф строгих нравов.

— Нет-нет, не трогайте их, — Вилда заметно нервничала, расставив руки над малышами.

— Элли, поди сюда, — баронесса быстро села в постели с беспокойством поглядывая на опущенный занавес. — Вилда, не позволяй ей трогать мальчиков.

Наташа, оставив вязание, уставилась на тёмное пятно полога. Тревога хозяйки передалась ей.

В дверях показался барон и непривычно резво направился к ложу, на ходу раздражённо брюзжа:

— Госпожа Элли, пожалуйста, не приближайтесь к моим сыновьям.

— Эуген, — укоризненно качнула головой супруга, — пусть она посмотрит на них. Всего лишь посмотрит.

— Вилда, не позволяй ей никого и ничего брать в руки, — приподнял тяжёлую ткань, схватив родственницу за локоть, уставившись в её большие глаза: — Госпожа Элли, мне хватило пары дней вашего общества, чтобы не желать с вами встречи очень долгое время.

— Я же попросила у вас прощения, господин барон, — девушка не вырывалась, недоумевая, просительно глядя на него. — Уверяю вас, подобное никогда не повторится. Вы же не отправите меня назад только потому, что я…

— Замолчите! — цыкнул он на неё, багровея. — Иначе…

— Эуген… — поспешно вмешалась Тэрэсия. — Прошу тебя…

— Я пойду. — Пфальцграфиня встала, привлекая к себе внимание. Семейные секреты должны остаться семейными. Натолкнулась на изучающий взор девичьих пронзительных светло-карих глаз.

Вскинув тонкую бровь, её рассматривали с нескрываемым любопытством.

Элли была необычайно хороша. Подвижное выразительное лицо с ярким румянцем и живой мимикой. Высокая и тоненькая, как тростинка, она выглядела вполне женственно.

— Это моя компаньонка фрейлейн Лэвари Ольес из Фландрии.

— Фландрии? — переспросила Стрекоза, остановив взор на вязаном изделии в руках Наташи, присевшей в реверансе. — Вы мне поведаете о Балдуине. Правду говорят, что он страшен, как смертный грех?

— Элли… — остановила её старшая сестра.

— Вы видели Балдуина? Какой он? — не обратила внимания на замечание.

«Что за Балдуин? — чертыхнулась пфальцграфиня. — Не хватало мне только какого-то Балдуина. Знать бы, кто это…». Не подав вида, скромно потупилась и на всякий случай открестилась:

— Видеть не пришлось, но слышать слышала.

— А нурманов живых видели?

Да, она видела. Слово, брошенное невзначай, вызвало страшное воспоминание: драконью голову с оскаленной пастью на носу драккара и викинга с бездушными злыми глазами. Услышала душераздирающий крик матери… Озноб, прокатившийся по телу, леденящим плотным кольцом свился вокруг неё, душа.

— Видели, да! — воскликнула настырная девчонка, захлопав в ладоши. — Как интересно!

— Нет, — выдавила из себя Наташа, поспешив к выходу, слыша, как за спиной разгораются страсти.

Барон не выдержал напористости неукротимой свояченицы:

— К госпоже Элли нужно приставить смотрителя, чтобы она за ночь не сожгла замок или не устроила его разрушение. И завтра же отправить её назад.

Элли надменно поджала губы, выпрямившись, не удостоив родственника вниманием. По всей вероятности в их отношениях зияла безразмерная брешь.

— В последний её приезд мы все долго отмывались от её… шалости! — повысил голос мужчина. Судя по гневному виду Эугена, озорство Стрекозы обошлось ему дорого.

— Любимый, будь снисходителен. Она так молода, — увещевала баронесса, поглаживая руки супруга.

— Молода? Через год она станет женой и матерью. Не пора ли вплотную заняться изучением домоводства и больше чтить Господа.