Озимандия (СИ) - Терновский Юрий. Страница 25

— Вам плохо? — услышал Коршун откуда-то издалека, чей-то глухой голос, но подумал, что это не к нему… «Надо же, — мелькнула мысль, — здесь еще кому-то может быть и плохо… Все самое страшное уже случилось и все равно это еще не конец. Сейчас открою глаза и привет, вот он я ново представившийся раб божий Илья… Но я же не Илья, черт, я же…»

— Эй, — он почувствовал, как кто-то дергает его за руку. — Молодой человек…

Коршун открыл глаза и непонимающе уставился на дергающую его за руку девушку.

— Вы меня? — спросил он, постепенно приходя в себя и протирая рукой глаза, удивленно оглядываясь по сторонам и пытаясь понять, а собственно, где он сейчас находится, на каком таком том или этом свете?

— Вас, конечно, — девушка улыбнулась. — Вы на меня так навалились…

— Извините, — Коршун смутился, — я не специально.

— Ничего, ничего, — затараторила она. — Я сначала так и подумала, что хам какой-то навалился и лапает, а потом смотрю, что это не хам, а вы на меня навалились, а потом смотрю, что и не специально вы совсем, а что вам плохо… Смотрю, а вы уже оседаете и лицо такое бледное, как у покойника. Ну, думаю, один приехал…

— Где я? — перебил ее болтовню мужчина.

— Что, где? — не поняла девушка.

— Где мы находимся?

— В метро, — девушка пожала плечами. — Где же еще мы можем находиться, раз сами сюда пришли.

— А-а…

— Вам нельзя ехать дальше, — девушка понимающе посмотрела на Коршуна, — вам на воздух надо, а может, и вообще, скорую вызвать…

— Да-да, конечно, — согласился он. — И давно я на вас, вот так навалился?

— Да как только поезд тронулся, так и стали…

— Извините.

— Да что вы заладили, извините, да извините, — возмутилась вдруг девушка. — Давайте я лучше вам помогу выйти.

Коршун не ответил, все еще продолжая осматриваться и, постепенно приходя в себя. Здесь все было обыкновенно, совершенно ничего подозрительного, разве что в вагоне стало немного свободнее, но если только немного…

— А какая это остановка?

— Кузнецкий мост.

«Странно, — удивился он. — Я на этой остановке садился, а она говорит, что… Получается, что я сюда уже приехал. А где же я тогда сел? Ничего не помню…»

Двери выгона все еще были открыты и в них заходили люди. Кто занимал оставшиеся еще чудом свободные места, а кто оставался стоять, кто-то уже читал, держась за поручень, а кто-то только еще собирался это делать — самая для этого времени, обычная картина. Вот уже и последний пассажир, кучерявый пацан с плеером и в широченных джинсовых, с белой строчкой, штанах, ступил на пол вагона. Еще немного и поезд тронется…

Единственное, чего он не заметил, так это только что сидящей напротив него старухи с тележкой. Старуха пропала, словно сквозь землю провалилась. Коршун удивленно пошарил взглядом по вагону, но той будто и след простыл, а на ее месте теперь разместилась довольно симпатичная брюнетка, если не сказать — красивая, с загорелыми стройными ногами и соблазнительными коленками, которая листала какой-то женский журнальчик с разноцветными картинками. «Приснилось, — решил он. — Мне все это, к чертовой матери, приснилось. И эта сморщенная ящерица, которой место давно на кладбище и все остальное…»

— Вы остаетесь?!

— Что? — не понял он.

— Я на вашем месте лучше вышла бы, — девушка снизу вверх смотрела на него своими ясными, но почему-то совершенно не накрашенными глазами. — Глоток свежего воздуха вам бы сейчас не повредил…

— Нет, мне надо дальше.

— Зря, — сказала она и протянула ему руку. — Что ж, как хотите… до свидания, а мне выходить сейчас.

— До свидания, — Коршун пожал протянутую руку.

Девушка повернулась и стала протискиваться к выходу.

— Спасибо, — бросил ей в след Коршун, когда она уже почти добралась до дверей. Но девушка не обернулась.

— Осторожно, двери закрываются, следующая остановка — Пушкинская, — услышал он металлический тембр диктора и отвернулся к окну.

«А все же, — Коршун задумался, — как получилось, что я ничего не помню? Чертовщина какая-то, я даже не помню, как здесь оказался. И старая карга куда-то пропала, — исчезнувшая старуха никак не давала ему покоя, — куда она могла подеваться? Не растворилась же она в воздухе? Спала, спала и вдруг решила выйти? Точно, — догадался он. — Она просто вышла ы открытый космос. Если я не помню, — Коршун тяжело вздохнул, — как сюда вошел, то почему я должен помнить, как она отсюда вышла. Теперь все в порядке, все становится на свои места. Вошла и сразу же вышла. В ее то годы — не то, что остановку, себя забудешь, как звали! Ладно, черт с ней, с этой воблой вяленой, далась она мне, что вот мне делать? — Коршун поморщился. — Судя по всему, я только что чуть не склеил ласты… Нет, это вряд ли, просто отключился… Все равно не легче, дожил, блин, что в метро руку помощи протягивают и «Снежные Королевы» мерещатся… Ну, ничего, — стал он себя успокаивать, — теперь у меня времени много, можно будет и собой заняться. Например, сходить сегодня в кино, лет пять не был, а может и больше. Или лучше Таньке позвонить, кажется, так ее и звали, делать то все равно нечего».

Постепенно появились и другие идеи, причем, каждая следующая непременно казалась ему лучше предыдущей, но вот остановиться на чем-то конкретном у него как-то все не получалось. Так и не придя, к какому-то решению, Коршун просто решил выйти и побродить по городу, надеясь, что там, на свежем воздухе, он с задачей, куда девать так неожиданно свалившееся на него свободное время, справиться лучше. «В конце концов, — успокаивал он себя, — живут же люди и без работы, и совсем из-за этого не расстраиваются и в обмороки в метро не падают…бомжи, например».

А девица, занявшая место старухи, тем временем перестала рассматривать свои картинки и теперь своими карими, накрашенными, с длинными ресницами глазами смотрела прямо на него. Коршун поймал на себе ее изучающий взгляд и отвернулся. «И чего вылупилась, — разозлился он. — Смотреть больше некуда?» Коршун бросил взгляд в ее сторону и снова нарвался на ее глазки. Девица даже и не думала отворачиваться. «Зараза, — выругался он про себя. — Привязалась…»

Вагон покачивался из стороны в сторону, за грязным, пожелтевшим окном, освещаемые только светом из вагона, извивались толстые кабели, а в самом вагоне… А потом случилось то, что и должно было случиться. Коршун слегка улыбнулся, девица ответила тем же. «А почему бы и нет, — вдруг решил он. — Раз сама клеится, значит так тому и быть. И не надо вспоминать, как ее зовут, сама сейчас скажет!» Он набрал в легкие побольше воздуха и сделал первый шаг к ней на встречу, отодвигая в сторону ненужное препятствие — пацана с плеером. Тот хотел, было возмутиться от такого бесцеремонного с собой обращения, но вовремя одумался, оценив явное преимущество Коршуновских бицепсов перед своими ручками-крылышками, как у того птенца. Девица заметила его эту слабую попытку, но только лишь еще раз слегка улыбнулась и поправила юбку. «Проститутка старая, — пацан демонстративно отвернулся в сторону. — Скалится еще… Посмотрим, как ты будешь скалиться, сука, когда этот извращенец со своими дружками тебе субботник сегодня вечером устроит».

— Мы выходим? — спросил Коршун первое, что пришло в голову, склонившись прямо к ее уху.

— Да, — улыбнулась девица одними губами и стала подниматься, — выходим.

— Так просто, — удивился он.

— А вы хотели бы, что бы я вам сказала, что нет, извините, вы не в моем вкусе?

— Вообще то, нет, — ответил он, подавая ей руку.

— И я тоже…

Поезд остановился, и они оказались на перроне. Людей здесь было меньше и дышалось легче, отметил про себя Коршун. Сориентировавшись, в какую сторону двигаться, они направились к эскалатору. Девушка пошла первой, а он за ней следом, изучая сзади ее фигуру. Стройные, на высоких каблуках ноги, еле прикрывала черная юбка, выставляя их на всеобщее обозрение, а сквозь белую, в чуть заметную светлую полоску блузку, просматривалась осиная талия. Темные, почти черные, играющие в свете ламп волосы, плавно спускались на плечи и слегка прикрывали ее лопатки.