Факультет по связям с опасностью (СИ) - Петровичева Лариса. Страница 44
Разумеется, никто не написал. Разочарованно вздохнув, Люда отложила было смартфон, но внезапно ей пришло приглашение в друзья. «Александр Черников», — прочла она, нажала на кнопку «Добавить», и Черников почти сразу написал сообщение:
«Добрый вечер! Как самочувствие?»
Люда пожала плечами — с чего это он вдруг забеспокоился о ее состоянии?
«Привет. Все в порядке, отдыхаю дома. А что?»
На экране замигал синий карандаш: Черников писал ответ.
«Я за тебя волнуюсь. Все-таки люди редко вот так становятся магами. Мало ли что…»
«Не пугай меня, — быстро напечатала Люда. — Что может случиться?»
Черников прислал картинку — потешного кота, разводящего руками в недоумении.
«Если все нормально, то я тогда спокоен», — ответил он и добавил к сообщению россыпь смайликов. Люда подумала, что это несколько странно: писать ей, задавать какие-то неопределенные вопросы, волноваться непонятно почему. Впрочем, она почти сразу же решила, что в этом нет ничего плохого. Коллега и товарищ не остался равнодушным к ее проблемам. Разве не так ведут себя друзья?
«Ты был прав, — напечатала она. — Помнишь наш разговор на занятии? Сейчас между мной и близкими стена. Прозрачная, но все-таки стена».
Черников прислал грустный смайл и добавил:
«Именно это меня и мучит. Хочется быть с людьми, но нельзя. Ты всегда отщепенец, даже если они об этом не догадываются. Ты заметила, что у магов нет друзей?»
«Не знаю, — ответила Люда. Этот беззвучный разговор сейчас казался ей лекарством: пишешь человеку, который тебя понимает, и тебе становится не так больно, как было сначала. Кто-то готов разделить твою печаль и обиду. — Разве ты не дружишь с Геворгом Ашотовичем?»
Для нее давно не было секретом, что когда-то Черников учился на матфаке Турьевского педагогического как раз под руководством Гамряна. Насколько Люда видела сейчас, их отношения простирались за пределы рабочих.
«Это скорее любовь и уважение к наставнику, чем дружба, — ответил Черников. — А так… Любой маг может улыбаться в лицо и уверять в вечной преданности. А потом прожует и выплюнет, если потребуется. Поэтому мне настолько тоскливо. Я просто устал от всего этого».
Люда вздохнула. Конечно, магия — это, в первую очередь, власть и деньги. Но какой в них толк, если ты смотришь на своего отца и видишь, что он не порядочный и заботливый семьянин, каким представлялся тебе все эти годы, а обычный кобель — уж будем называть вещи своими именами. Ощутив гнев, ударяющий в виски мелкими молоточками, Люда написала:
«Я тебя понимаю, Саш. Узнала сегодня очень неприятную вещь о своих родителях. О папе… Осталась бы прежней — все было бы хорошо, а теперь даже смотреть на него не хочу».
Разумеется, Люда не видела Черникова, но ей почему-то показалось, что он горько вздохнул и задумчиво поднес пальцы к губам. Люда представила, как он сидит в полумраке своей комнаты, и свет от экрана ноутбука падает на его лицо.
«Ох, Люда… Сочувствую. Это как в Библии, помнишь? Сыновья Ноя увидели наготу отца, — помедлив, он добавил: — Мне жаль, что так получилось. Мне правда очень жаль».
Люда вздохнула. Что теперь жалеть… Отец и не знает, что разделил с дочерью груз своих тайных делишек. Будет и дальше строить из себя верного и порядочного мужа, который думает только о семье и своих близких. А мама до сих пор искренне его любит и не подозревает, что по ее любви и нежности — она ведь по-прежнему смотрит на отца с трепетом и теплом, Люда помнила этот взгляд еще из детства — ходят в грязной обуви.
«Мама не должна узнать, — написала Люда. — Ни в коем случае».
«Она не узнает, — заверил ее Черников. — Все будет хорошо».
Почему-то Люда сразу ему поверила.
Зеленый значок, который показывал положение человека в сети, погас — Черников вышел со своей страницы. Люда отложила смартфон на подушку и подошла к окну. На улице шел дождь, по стеклу медленно сползали капли, и знакомый вид на городские окраины становился размытым, таинственным, туманным. Люде казалось, что она смотрит на декорации какого-то спектакля, и занавес готов раздвинуться, чтобы пьеса началась. Ночь Самхейна была самой заурядной, такой, какой и положено быть осенней ночи — дождливой, холодной, полной тоски. В домах, громоздившихся перед Людой, погасли почти все окна — посмотрев на старые часы, висевшие на стене, Люда подумала, что скоро пробьет полночь, уличные фонари погаснут, и мир погрузится во мрак, похожий на то скопление тьмы, которое царило в заброшенной церкви.
Вспомнив сон, Люда невольно поежилась, словно откуда-то потянуло мертвящим ледяным ветром. Осенняя ночь будто бы приблизилась к окну, прилипла к нему темным мокрым телом, и Люда, оказавшись лицом к лицу с ней, вдруг особенно отчетливо ощутила собственную беззащитность. Она была одна: все люди, способные хоть как-то ей помочь, сейчас рассыпались по разным городам.
Фонарь, стоявший напротив окна, мигнул, собираясь гаснуть, но в следующую минуту вспыхнул еще ярче. Люда посмотрела вниз и увидела угольную тень, настырно копошившуюся у основания фонаря. На какое-то мгновение Люде почудилось, что она дышать разучилась: тень дернулась и развернулась в знакомый горбатый силуэт.
Люда дернулась в сторону, за занавеску, умоляя, чтобы горбун не заметил ее. Впрочем, какая разница — если он добрался сюда, то наверняка знает, где искать жертву. Спустя несколько невероятно долгих минут, Люда собралась с духом и выглянула в окно. Фонарь по-прежнему ярко горел, и никаких подозрительных теней больше не было. Вздохнув с облегчением, Люда опустилась на кровать, и в это время в дверь зазвонили.
Она подпрыгнула от неожиданности, чувствуя, как дрожит сердце. Звонок повторился, и Люда услышала, как отец вышел из комнаты и пошел к двери, негромко бранясь по поводу таких поздних визитеров.
— Не открывай… — пролепетала Люда, всем телом ощущая, как ее охватывает знакомая немая покорность. — Пожалуйста, не открывай…
— Вася, кто там? — голос мамы звучал робко и испуганно.
— Да пацанва соседская безобразничает, — сварливо ответил отец, возвращаясь в комнату. — Я в глазок посмотрел — на площадке никого.
В этот миг к ушам Люды мягко прикоснулось нечто — на несколько минут она охватила сознанием подъезд и поняла, что отец ошибался. Горбун исхитрился нажать пуговку звонка и терпеливо ждал, когда ему откроют. Отец просто не увидел его в глазок: оживший мертвец был невысокого роста. Постояв еще немного, Мовсесян побрел вниз по лестнице — черная тень плыла за ним по ступеням.
Люда упала на кровать и зажмурилась.
***
На следующий день Люда отправилась в один из новых торговых центров — купить несколько теплых вещей на зиму: почему-то у нее были опасения, что в общежитии могут перестать топить. Заодно она позвонила Ване и еще раз пригласила в гости. Услышав о том, что сегодня с ними будет обедать молодой человек, мама оживилась и принялась готовиться к встрече гостя: она была уверена, что Люда приведет жениха.
— Посмотрим еще, что за жених, — пробурчал отец: его сразу же подпрягли к подготовке встречи.
Люде стоило значительных усилий подавить колкую реплику по этому поводу. Уж кто-кто, а отец не имел никакого права делать ей замечания относительно друзей.
В огромном комплексе из стекла и металла, в котором, словно в улье, были спрессованы сотни пестрых магазинов, Люда приобрела новые джинсы, теплую кофту и забавную шапку с медвежьими ушами. В конце концов, не такая уж она и старая, чтобы носить вещи в духе своей мамы. Когда Люда выходила из примерочной, позвонил Ваня и сказал, что ждет ее у выхода. Сойдя с эскалатора, Люда долго рассматривала людей возле крутящихся створок дверей, но Вани среди них не было. Наконец, какой-то высокий молодой человек в стильном пальто помахал ей: всмотревшись, Люда с удивлением поняла, что это и есть ее сосед по блоку. Разноцветные дреды были безжалостно срезаны. Аккуратная короткая стрижка и одежда, которая скорее пошла бы бизнесмену или чиновнику, чем библиотекарю с неформальным взглядом на жизнь, делали Ваню совершенно неузнаваемым.