Белый край (СИ) - Острожных Дарья "Волхитка". Страница 69
Он говорил не поднимая глаз. Я не верила своим ушам, как-то это не правильно.
— Ты предлагаешь мне стать твоей женой? Из-за сил… или как это еще назвать?
— Да. — Нэмьер кивнул и внимательно посмотрел на меня. — Но не только из-за этого.
Он слабо улыбнулся и снова опустил взгляд.
— А из-за чего?
Наверняка я выглядела идиоткой, но как еще? Мне нужно было знать все, не то с ума сойду!
— Елена… зачем мне супруга без приданого и с родителями-мятежниками? Твои силы и сейчас вернули к жизни мой Ашвейн, в браке нет… деловой необходимости.
Нэмьер заговорил раздраженно. Боги, да он смущался! Даже чуть покраснел. Ну конечно, он же мужчина — его делом было воевать и решать дела своих владений, а не рассказывать о чувствах. Всем было трудно говорить о любви.
На миг у меня помутился рассудок. Я подбежала к Нэмьеру и залезла к нему на колени, стул со скрежетом отъехал от стола, Эделина захихикала, что-то зазвенело на полу. Не важно, ведь лорд смеялся и обнимал меня. Теперь все не важно, были только мы, наши объятия и горячие губы.
ЭПИЛОГ
Как и было оговорено, после свадьбы я отправилась в Ильмисар. Забавно, мне так хотелось вернуться к привычным вещам, а теперь все они казались странными. Замок Тарваль по-прежнему пленял белыми стенами и витражами, но выглядел слишком обычным. Траву вокруг насыпи завалили бурые листья, ветер гонял их туда-сюда. Городская стена ужасала сколами и глубокими трещинами, только серое осеннее небо радовало глаз.
Я оставила карету и стражей внизу насыпи, чтобы побыстрее попасть к брату-лорду, ведь слуги не знали синих знамен и могли начать суету. Удивлений было бы больше, знай они, что вверх по насыпи топали леди Ашвейн и ее служанка. Раньше меня волновали такие мелочи, а сейчас стало все равно. Ашвейн, Нэмьер, я сама — все мы были другими, чужие правила не для нас.
Хвала богам, осень выдалась ветреной, и мы с Эделиной с чистой совестью кутались в плащи. Ее волосы стали бронзовыми, но в них угадывалась странная белизна, а мои не изменились. Уже в замке пришлось снять верхнюю одежду, от чего Тон-Тон замер на полушаге. Он открыл рот, но так и не подобрал слова. Я едва не кинулась ему на шею — наконец-то! Наконец-то можно сказать, что все получилось и он зря волновался. Было бы неплохо сесть и поговорить с ним, пусть мы и не друзья, но все-таки.
Хотя нет, просто хотелось отложить разговор с братом. При мысли о нем все внутри тряслось. Простит ли Тарваль? Вдруг мое исчезновение повредило ему или сестре, она ведь носила ребенка…
Не знаю, чего было больше: страха или желания все выяснить, но ноги вдруг заныли от нетерпения. Тон-Тон проводил нас в уже знакомый коридор со светлыми дверьми. Я велела ему пока накормить Эделину, чтобы не обсуждать дела при ней.
Брат не изменился, разве что хмурился, отвечал коротко и не отводил глаз от моих волос. Я не стала ничего объяснять, только извинялась и сказала, что вышла замуж. Последнее заставило Тарваля облегченно улыбнуться, но он быстро помрачнел — боюсь, бегство доставило проблемы. О родителях даже спрашивать не хотелось. Лучше не знать, что ждало дома, разберусь на месте.
Разговор получился нескладным и неприятным, поэтому я быстро сбежала к сестре. Она думала, что меня взяли камеристкой и журила только за волосы:
— Какая же краска сотворила такое? Нужно было позвать чародея, он бы придумал, как все исправить. Ты теперь леди, лицо дома…
Сестра укачивала новорожденную дочку и вдруг запнулась. Она посмотрела на меня и расплылась в улыбке:
— Леди. Елена, я так рада, что все устроилось!
Пришлось рассказать глупую историю о любви с первого взгляда, из-за которой Нэмьер и взял меня. До этого она вряд ли поверила бы, но малышка и остальные дети забирали все внимание.
Истину узнал только Осберт, хотя я опустила предательство Калсана и чары. Глава показал правду — брат действительно переехал в Тарваль и готовился стать стражником. Он слушал мою историю с круглыми глазами и все время недоверчиво переспрашивал, но в конце концов заявил, что гордится мной. Было невыразимо приятно слышать это. Пришлось уехать на край мира, чтобы понять, как дороги мне родные. Пусть ругаются, главное, чтобы были рядом.
Я звала его в Ашвейн и обрадовалась, когда Осберт отказался. Мне нужно было пригласить, а не бросить его здесь, однако не хотелось видеть брата с седыми прядями. Влияние Нэмьера порядком ослабло, но не исчезло, это родителям будет полезно успокоиться и забыть годы прозябания.
Родители… я велела кучеру ехать как можно медленнее. Наверное, нужно было узнать, что Тарваль сказал им. Они ведь будут спрашивать, что ответить? И что рассказать о своем браке? В историю про любовь с первого взгляда они не поверят.
Я старательно рассматривала улицы за окном, но чем ближе мы подъезжали, тем больнее тянуло в груди. Люди просто с ума сводили: орали, ругались, бегали. И мне нравилось это когда-то? Хуже всего, что и я так себя вела. Не знаю, чары повлияли или еще что, но стало стыдно.
Эделину город не привлекал, и она жаловалась на очередную свадьбу в Ашвейне. По-моему, это была зависть, и хорошо — еще одно подтверждение ослабления чар.
Приехав, я велела ей ждать в карете, а сама отправилась домой. Ключ от ворот у меня был, но я долго возилась с ним, медленно поворачивала и прислушивалась, не ходил ли кто-то за дверью. Хвала богам, во внутреннем дворе было тихо.
Неужели он всегда был таким маленьким? Дверь дома чернела едва ли не перед носом, у порога стояли погнутые ведра, справа на веревке грустно покачивалось мокрое белье. И все было серым, невзрачным и старым. К глазам подступили слезы — не должны так жить потомки древнего рода. И пусть это высокомерие, плевать, не должны, и все.
Шмыгнув носом, я уверенно зашла в дом. Он встретил меня темным коридором и пронзительным скрипом половиц. Впереди раздались шаги, и из кухни кто-то выглянул. Боги, это был отец, вон его норковая накидка и протертый котарди. Папа молча сверлил меня взглядом и ничего не говорил. Лучше бы он кричал и сыпал проклятьями, только не эта безразличная тишина!
Я не успела толком испугаться, потому что отец кинулся на меня. Он оказался рядом за мгновение, притянул меня к себе и так крепко сжал, что стало больно. Пальцы отца зарылись в волосы — именно об этом я мечтала, сидя на холодном полу перед склепом. Боги… Все кончилось.
Не верилось, было слишком хорошо, слишком тепло, и папа стал таким добрым. Он молчал, просто обнимал меня, а затем резко отстранился. Наверное, знал, что должен был наказать строптивую дочь, но не мог.
Слезы все-таки потекли по щекам, когда глаза отца заблестели.
— Мерзавка! — раздался за спиной крик Кэйи.
Я и обернуться не успела, как на меня посыпались удары.
— Негодяйка, вырастили змеюку!
Кэйа колотила меня чем-то упругим, вроде мокрого полотенца. Как же хлестко оно било по лицу! Я отшатнулась и налетела на стену, закрывалась руками, вертелась, но все без толку.
— Сволота! Знала б, удавила б в колыбели такую гадину-у-у!..
Ругань сменили рыдания, и через миг Кэйа уже обнимала меня. На крик спустилась матушка, и от радости я вовсе перестала соображать. Ума хватило, только чтобы умолчать о чарах — слишком необычно, потом. Мы расселись в столовой, где я все рассказала: как договорилась с Тарвалем и Калсаном, о предательстве последнего.
Матушка обнимала меня и гладила по голове. Иногда она вздрагивала и задерживала дыхание, наверняка и плакала. Следовало беречь родных, но так хотелось их тепла и сочувствия. Кэйа бранила Калсана, папа молчал и зло хмыкал, до хруста сжимая кулаки. Главе бы не поздоровилось, окажись он здесь; глупо, но от этого меня захлестнула детская радость.
Родители ни за что не согласились бы переехать в Ашвейн, они же важные, все ждали ответа от старых друзей и короля. Я предложила им просто погостить, тем более, что отец очень хотел «посмотреть на этого супруга». Вряд ли потом им захочется уезжать. Кэйа отправится с нами, но тут я не была уверена, что поступила верно. Хотя кто возьмет на службу немолодую и сварливую работницу? Хотелось бы, чтобы она осталась, но я не стану держать ее и отпущу, если захочет.