Белый край (СИ) - Острожных Дарья "Волхитка". Страница 9

«Не буду спускаться», — решила я и с головой накрылась одеялом.

Сразу стало спокойнее. Жаль, что нельзя пролежать так вечность: понимаю, зачем отец утаил смерть Гайди, но ему больше нельзя было доверять. Придется мне самой выбираться из этой ямы, еще и Осберта выручать.

Проклятье, брат! А если он уже сбежал? Я откинула одеяло и резко села, в глаза ударил яркий свет, и это несколько отрезвило: если бы он хотел уйти сейчас, то не признался бы в этом накануне, да и сборы я бы услышала — стены тонкие. Возможно, наша семья и впрямь никого не интересовала, но риск был велик. Меня Осберт не послушает, а отец его только выпорет, что утвердит брата в своем решении.

Я ощутила себя маленькой и жалкой, а мебель вокруг будто выросла за ночь, деревянные сундуки стали темнее, а ковер выглядел рыхлым и готовым затянуть в себя. Боги, даже собственная комната наводила страх. Если я не могла добиться доверия отца, как же мне спасти свою семью, которую проклял самый влиятельный человек в государстве — король? Немыслимо.

Вдруг захотелось плюнуть на все. Мне не под силу что-либо изменить, да и с чего начать? Кинуться в ноги какому-нибудь чиновнику или бывшему другу семьи, надеясь разжалобить его и заставить устроить встречу с королем?

Я подтянула колени к груди и закрыла глаза, сдерживая слезы. В обреченном равнодушии была своя прелесть — не нужно мучиться, пытаясь что-то придумать, но все мое естество требовало действия. Годы прозябания навалились, как душное одеяло, хотелось сбросить их и вздохнуть полной грудью. Нет, необходимо бороться. Не хочу видеть отчаяние родителей, не хочу смотреть, как жизнь проходит мимо.

Осберт был прав, и стоило поговорить с братом, но мне потребовались целые сутки, чтобы решиться на это. Я не боялась, скорее, благоговела перед лордом, ведь он принадлежал к миру, где люди всегда были нарядными, красиво говорили, решали судьбоносные вопросы и свысока смотрели на таких, как наша семья. Не уверена, что он примет меня, однако делать было нечего, и на следующее утро я перевернула все свои сундуки в поисках наряда. Хотелось бы надеть оранжево-желтый котарди — он красиво сочетался с белой нижней рубашкой, но выглядел слишком броско. Нет, здесь подойдет что-то умеренное.

Все было старым или чересчур простым, я со злостью отбрасывала ткань и бубнила ругательства. Пришлось достать из-под кровати ротанговый сундук, где хранилось мое богатство: вещи, которые удалось забрать из старого замка. Я помедлила, прежде чем поднять крышку, ведь воспоминания душили, как удавка. Меня и без того не назвать спокойным человеком, не хватало только сорваться перед братом.

Стараясь не рассматривать содержимое сундука, я быстро вытащила из него темно-фиолетовый сверток. Когда-то он был матушкиным уппеландом*, но с помощью Кэйи, ниток и иголок стал моей туникой. Сидя на коленях перед кроватью, я невольно забылась и стала гладить ладонями мягкий бархат. Ткань приятно ласкала кожу и поблескивала, отражая величие прошлого. В сердце, как в почву, просочилась тоска, она сделала все вокруг серым, даже ненавистным.

Я прижала тунику к лицу и ощутила запах дома. Не этого скорбного здания, а замка, где выросла, в котором играла с братом и была счастлива. Его трудно описать, что-то насыщенное, застревающее в горле и отдающее сосной, потому что замок окружал лес. Когда я надела тунику, она стала выглядеть нелепо рядом с голыми стенами и старым ковром. Особенно выделялась широкая тесьма, украшенная цветами из зеленой шелковой нити; она обрамляла подол и края прямых рукавов. К такому наряду подошла бы красивая прическа, но волосы неизбежно испортит ветер, поэтому пришлось надеть белый капор.

Не знаю, разрешалось ли покидать дом — отец выходил только в столовую и ни с кем не разговаривал. Озираясь по сторонам, я выскользнула на улицу и торопливо направилась к Западным воротам. Как обычно, снаружи кипела жизнь, цокали подковами лошади, а женщины шли со стороны рыночной площади и несли корзины с покупками. Те, что были в аккуратных фартуках и накрахмаленных чепчиках, явно торопились в дома хозяев.

Изредка мимо пробегали юноши или мужчины в беретах с небольшими полями, украшенных вороньими перьями — неподалеку находилось здание суда, и такие носили все служащие. При встрече с ними обычно я опускала голову, стыдясь своей внешности, а сейчас гордо вышагивала и даже улыбнулась нескольким. Это вульгарно, знаю, но мне требовалось хоть немного радости. Всего лишь улыбки — здесь нет дурного.

Западные ворота охраняли двое воинов в кольчугах и оранжевых сюрко**. Они опирались на копья и лениво глянули на меня из-под надвинутых на глаза шлемов. Думаю, они бы не шелохнулись и при виде банды разбойников — до того безмятежно выглядели эти двое. Но у нас тут все стражники были медлительными, пузатыми и неуклюжими, а при виде хозяев или лорда мгновенно преображались, становясь юркими и грозными.

За воротами было поле, где гулял скот. Коровы, овцы и козы неторопливо переставляли ноги, уткнувшись мордами в густую траву, доносилось тявканье собак и выкрики пастухов. Все это так отличалось от каменных улиц города, что я остановилась и посмотрела вокруг, вдыхая запах скошенной травы. Красиво, хоть меня и не влекла сельская жизнь, а любоваться ее отголосками было приятно.

Но сочная зелень меркла на фоне замка брата. Раньше лорды собирали личные армии и воевали друг с другом, поэтому строили темные и грубые крепости, с толстыми стенами и низкими башнями, чтобы их не достали катапульты. Это остановил король Каллист Свободолюбивый: несколько поколений назад он упразднил личные армии, разрешив лордам иметь только домашнюю стражу, и их жилища изменились.

Замок Тарваль был построен уже после моего рождения и напоминал рисунок из книги сказок, во многом благодаря крепостной стене из белого камня. Шлифованная, не испорченная временем и битвами, она зачаровывала, как и длинные тонкие башни с бойницами и разноцветными стеклами. Замок стоял на насыпи, в окружении голубого неба и пышных облаков, мимо пролетали птицы, а флаги мягко развевались.

Любоваться этой красотой было куда приятнее, чем добираться до нее: наверху дул сильный ветер, он колотил меня в грудь и будто не пускал. Пыль закручивалась в маленькие ураганы и забивалась в глаза, пачкала одежду, я только и успевала отряхиваться. Обычно подъем не казался крутым, но сейчас тело стало тяжелым, и ноги едва двигались. Думаю, я бы не расстроилась, если бы скатилась с насыпи — пошла бы домой и закрылась у себя. Идти в замок совсем не хотелось. Не знаю, что сказать брату, да и туника стала пыльной — вдруг он разозлится, решив, что наша семья позорит его? Вдруг просто выгонит меня, ведь уже говорил с отцом?

Внутри все сжималось при мысли об этом. Хотелось сорваться на бег, чтобы быстрее придти и со всем покончить. В руках появилось странное напряжение, заставляющее теребить одежду, поправлять капор, рукава, пояс… меня всю трясло! Нужно было взять с собой бубенчики, у меня где-то был тканевый браслет, усеянный маленькими звенящими шариками — считалось, что они приносят удачу. Богиню Исанну часто изображали с ними, она любила веселье и помогала в авантюрных затеях. Это суеверие, но сейчас мне пригодилась бы любая поддержка.

На вершине стояли двое воинов с пиками и выглядели куда строже городских. Они охраняли главные ворота, от которых тянулся длинный коридор прямиком до замка. Его белые стены скрывали от гостей конюшни, помещения для слуг и прочие бытовые постройки, оставив только небо над головой. Оказавшись в холле замка, я вытянулась и застыла, боясь испачкать что-нибудь пыльными башмаками: все белоснежное, красивое и дорогое. Стены украшали изящные щиты и перекрещенные мечи, покрытые темным узором и начищенные до блеска. Они выглядели тонкими — вряд ли ими можно было сражаться, но это придавало вещам призрачное очарование.

На потолке висели круглые люстры из дерева, украшенные резьбой и лаком, которые ослепительно сияли по вечерам. Напротив входа была массивная лестница, а бронзовая балюстрада представляла собой сплошной плотный узор. Не верится, что когда-то я жила в подобной роскоши, трогала ее и ломала ненароком. Сейчас все это давило, заставляло чувствовать себя нескладной и неряшливой.