Роза для бессмертного принца (СИ) - Юраш Кристина. Страница 2

— Нет, мама. Я не ходила в лес. Я была только на опушке. У Неприкаянного дерева, — девочка с длинными вьющимися темными волосами покорно села на ложе матери. В ее руках были мелкие красные ягоды.

— Вот. Они сладкие. Последние ягодки в этом году, наверное, — сказала девочка с улыбкой.

Она протянула ягоды матери. Личико девочки было перемазано соком, а босые ноги, покрытые ссадинами и царапинами, были в серой дорожной пыли.

— Я не буду их есть, — обиженно сказала мать, отворачиваясь к стенке. — Я запрещала тебе ходить куда-либо без разрешения. Я — старая, немощная. Я могу умереть в любой момент. Ты этого добиваешься?

— Мам… — глаза девочки наполнялись слезами, — Не говори так… Я хотела, принести тебе ягоды, чтобы ты проснулась и покушала…

— Не будет у тебя мамы… Умрет мама, останешься одна, никому не нужная… Сирота… — продолжала женщина, отвернувшись к стенке. — Мама — не вечна.

— Пожалуйста, прости меня… — девочка сжала кулачки. — Я не хотела…

— Будешь приходить на могилку и всем говорить — здесь лежит моя мама. А люди будут говорить: «Довела мать до могилы…»

— Мам! Не надо! — взвизгнула девочка, вжимаясь головой в колени, закрывая уши. — Прости, пожалуйста…

— Боги тебя простят… Они все видят… Видят, как ты над матерью издеваешься…

Девочка тихо плакала, а мать продолжала:

— Никому ты нужна не будешь. Ни один чужой человек тебя не пригреет. Зачем ему сиротинушка? Будешь ходить по дворам попрошайничать. Где тебя обогреют, а где и огреют… Никому ты кроме матери не нужна, слышишь? Слышишь, дурочка?

— Мам… Прости… Маааамочкааа!!!

— Закрой рот! Я для нее стараюсь, из последних сил выбиваюсь, а она воет на всю деревню! Себя позорит, меня позорит!

Девочка вскочила и выбежала на улицу. Это было выше ее сил. Перед глазами плыло небо, деревья… Небо было серым, а трава — жесткой и колючей. Вдалеке виднелся сумрачный лес, и грозовые тучи уже висели над его черными кронами.

— Блисс! — настойчиво позвал голос матери.

Блисс было горько, как никогда. Мама всегда так говорила, чтобы сделать ей больно. Нужно успокоиться. Главное — не плакать. Мама говорит, что слезы — это слабость. Плачут только маленькие дурочки. И чем больше Блисс будет плакать, тем меньше мама будет любить ее.

— Блисс! Ты куда подевалась? — настойчиво продолжала мать.

— Я иду, — негромко сказала девочка, утирая слезы. Ее руки и лицо были в алом соке от ягод. Как кровь, капли стекали между пальцев и по руке вниз. Она слизала кисловатый сок. Видимо, она не заметила, как раздавила обед. Блисс вытерла руки о траву, умылась в старой рассохшейся бочке и бросилась к матери. Мать уже сидела, свесив распухшие ноги с лежанки.

— А где ягоды?

— Я выбросила их. Ты сказала, что не будешь… — произнесла девочка, пряча руки в складках старой юбки.

Мать пристально посмотрела на дочь. А потом, молча, встала, и, взяв деревянное ведро, поплелась во двор.

— Я тебе помогу, — девочка попыталась вырвать его из рук матери.

— Убирайся… Мне не нужна твоя помощь…. О Боги, дайте мне умереть… Я так устала… От тебя никакой пользы, Блисс. Вместо того, чтобы бегать по лесу, как дурочка, могла бы принести воды, наколоть лучин, замазать глиной щели, законопатить мхом дыры. Зима близится! Горе с тобой, лентяйкой! Родилась белоручкой! Да кому ты нужна такая? Тоже мне, королевна… Тьфу! — мать, охая, вышла во двор.

Девочка стояла и молчала. Она чувствовала страстное желание отобрать у матери ведро, но знала, что делать этого не стоит. Блисс, молча села на скамью, теребя подол юбки. Ее жизнь — старая лачуга на окраине пограничного поселка, лес на горизонте, пыльный тракт и больная мама…

Мать вернулась с ведром, полным желтой воды и поставила котелок на огонь. Потом бросила туда корешки большие, белые, сладковатые, щедро присыпав это пряными травами. По дому пошел вкусный запах. Мать, перемешав содержимое котла, отложила большую деревянную ложку на ветхий стол, и присела, утирая пот со лба. А потом неожиданно произнесла:

— Где ты вымазала юбку?

— Где? — испуганно вскочил ребенок.

— Это все ягоды… — сощурившись, сказала мать. — Я все стираю и стираю! Все руки щелоком изъедены! И так боги девочке красоты не дали, так еще сама себя гробит. Не ребенок, а наказание. О Боги, дайте мне сил… Вот умрет мать — некому будет за тобой присматривать! Будешь ходить в лохмотьях, грязная, как чушка…

Но Блисс старалась не слышать голос матери. В ее мечтах он превращался в ветер, который выл над лесом. Она представляла, как идет по пыльной дороге, сначала вдоль леса до Неприкаянного дерева, прозванного так, потому, что одна сторона его была сухой, а вторая зеленой. А потом тракт сворачивает в чащу. В руках у нее — лютня, как у бродячего музыканта, который приходил к ним в поселок первым месяцем осени. Он пел о странствиях, о героях — защитниках, о войне, которая была давным-давно. А еще он пел о Анвеоре, который прибыл на огромной белой ладье по небу. Анвеор — это воистину Великий воин. Он нашел божественный край, который был плодороден и красив. С ним пришли другие люди. Он провел их по небесной дороге, которая видна среди звезд, и приказал поселиться здесь. Он дал имена всему, что видели глаза и приказал людям выучить их. Анвеор дал людям закон, Анвеор дал людям слово. Анвеор — Белый Странник, Анвеор — Витязь в Звездном Плаще. В руках он держал меч, острее которого никто не сыщет, на шее его блестел камень, дающий абсолютную защиту от магии, на волосах сияла диадема, дающая зрение даже слепому, а на пальце было кольцо, дающее бессмертие. А на руке был надет браслет, который никто не мог снять, если этого не захочет хозяин. Этот браслет и подарил Анвеор своим людям, чтобы в минуту тяжкой кручины, он узрел их страдания и в час нужды сам Анвеор придет на помощь своим верным слугам. Белый витязь прошел сквозь вечный сон небесной тверди, не испугавшись и не свернув со своего пути, таки мы, люди Анвеора должны выбирать свой путь и идти по нему до конца… Я тоже когда-нибудь уйду… И никто ничего мне не сделает… Просто уйду. Куда-нибудь… Не важно куда, главное — далеко.

Лицо обожгла пощечина.

— Ах… — выдохнула девочка, прижимая руку к щеке. Ее глаза налились слезами, — За что?

— За то, что ты только что ляпнула.

— Что? — глаза ребенка округлились.

— Я не запоминаю, что ты там бормочешь… — фыркнула мать.

Блисс поджала губы и выбежала на двор. Она бежала по пыльной дороге, наступая босыми ногами на острые камушки, путаясь в старой материнской юбке. Она бежала, покуда силы ее не покинули, а потом упала на траву и разрыдалась.

— Это несправедливо! — она всхлипывала, растирая слезы грязными руками, — Она уд..а..рила… Неспра…. а… ведливо… — Она задыхалась от гнева, обиды, ненависти. Она ненавидела этот мир за то, что он ненавидел ее. Нет ни одного человека в этом мире, который бы погладил ее по голове, нет ни одного человека, который обнял бы и осушил детские слезы. Она кулачком утерла нос. У Аники мама — добрая. Она никогда не ругает Анику. Блисс завидовала Анике потому, что у Аники была добрая и любящая семья.

Солнце стояло в зените, а гроза все еще висела над лесом. В траве играли прыгуны. На красные с золотыми пятнами, большие цветы алоры садились пестрокрылы. В воздухе висел запах приближающейся грозы, аромат алор и запах пыли.

— Я уйду… Когда-нибудь… Вырасту — полюблю великого героя, он уйдет на войну, а я буду ждать. А потом он вернется, совершив много подвигов, а я буду встречать его красивая, в длинном платье с цветами… А потом он возьмет меня на руки и скажет… Интересно, что он скажет? Наверное, что он меня любит… Прямо как рыцарь с волшебным мечем, из старой сказки… А потом про нас сложат песню… И мама обязательно ее услышит… Она скажет: «Ты ушла, а мне было плохо без тебя. Я очень скучала по своей доченьке…» Блисс глубоко вздохнула. Она знала, что это неправда! Мама скорее скажет: «Ты где была, дурочка? Я тебе не разрешала уезжать с каким-то рыцарем! Он тебя не любит вовсе! На кой сдалась ему такая уродина?». Ну вот, опять…