Пансионат "Уютный дом". Побег (СИ) - Чеп Инна. Страница 4

Сидящие парами немножко пошушукались. Один из парней, тощий, сутулый, с горбатым носом, близко посаженными карими глазами, которые он постоянно щурил, и впалыми щеками, громко заметил:

— Еще одну привезли.

— Тебе-то что? — недовольно буркнула девочка с передней парты. — Понравилась?

Юноша нахмурился.

— Причем здесь это, Вредина? Просто интересно.

— Ничего интересного, — донеслось в ответ. — Еще одну родители с шеи скинули.

Крепыш, встретившийся Ане утром в прихожей жилого флигеля, в лоб спросил:

— Тебя кто прислал, новенькая?

Аня не успела ответить — та, которую назвали Врединой, сделала это за нее.

— Кто-кто, родители. Или опекуны. Как будто вариантов много.

— Не скажи, — тощий достал из кармана толстые очки и водрузил их на нос. — Варианты имеются. Среди нас есть родные дети, есть бастарды, есть родственники, которые перешли под опеку…

— Какая разница? — зло спросила девочка с короткой стрижкой. — Обратно ей уже все равно не вернуться.

— Почему???

В ответ на Анин возглас на несколько мгновений воцарилась тишина. Воспитанники поспешно уткнулись в тетради. Даже те, кто открыто или тайком рассматривал новую пансионерку, сразу отвернулись.

— Потому, — хмуро ответила Алина. — Не вернешься ты, если отец тебя сюда сбагрил, не надейся.

— Не сбагрил! — сдержанно заметила Анна. — Отправил на время.

— Конечно, временно! — воскликнула Вредина. — Матвей тоже здесь временно. Пятый год.

Сутулый юноша снял очки и принялся их нервно протирать передником соседки.

Бер вскочила.

— Отец меня любит! И заберет отсюда, как сможет!

Теперь к ней обернулись. Карие, зеленые, синие, голубые, серые глаза смотрели на нее с насмешкой.

— Ага, заберет.

Скрипнула дверь, в комнату вошла Белина.

— Анна, сядьте пожалуйста. Тема сегодняшней нашей беседы — начало эпохи Инквизиции. Кто прочитал мемуары секретаря Первого инквизитора?

Бер села. Не сразу, но на это никто не обратил внимания. Даже строгая наставница, сразу перешедшая к обсуждению темы занятия. Словно не было никому до нее никакого дела…

С тех пор, как умерла мама, отец часто покупал им какие-то безделушки в подарок. И всегда выбирал их лично.

— Зачем? — спросила как-то старшая сестра Алиса. — Ты же ничего не понимаешь в женских нарядах.

Папа улыбнулся и протянул ей поясок. С голубой пряжкой — под цвет ее глаз…

У них у всех голубые глаза. Мамина кровь.

Больше никто никогда не задавал отцу глупых вопросов. А Алиска тогда почему-то расплакалась…

Воспитанники спорили, дополняли версии друг друга, наставница Ирина внимала их рассуждениям с серьезным и строгим видом.

Анна, поглощенная воспоминаниями, слушала чужой разговор вполуха. Эти легенды она и так знала. Ведьма прокляла королевскую семью, в течении года все ее члены погибли. Новый король вопреки воле покойного дяди, обратился к ведьмовству, дабы спасти заболевших болотной хворью жену и дочь, но те умерли, не смотря на усилия лечащей их известной ведьмы. Тогда-то отчаявшийся монарх и создал Инквизицию, сочтя, что прав был его предшественник, и от дара ведьмовского бывает только зло…

…Отец всегда знал, чем интересовались его дети, что любили, какие подарки хотели на Рождение мира. Иногда Ане казалось, что он умеет читать их мысли. Братья над этим посмеивались и говорили, что женщине угодить не трудно — всего лишь стоит купить папу шляп-поясков-туфель. Алиса обычно после подобных реплик негодующе фыркала и запускала в парней упомянутым ими предметом. Предмет ловили и грозили отдать одному из многочисленных Лискиных поклонников, после чего возмущенная сестра долго бегала за братьями в одной туфле…

— Юноши идут в фехтовальный зал, девушки — в музыкальный класс.

Аня встрепенулась, схватила тетрадь и плащ.

— …заберет.

— Успокойся. Поживет здесь пару месяцев, сообразит, что к чему.

Аня посмотрела на затылки удаляющихся воспитанниц и отправилась на улицу. Музицировать она все равно никогда не любила.

Ее заберут. Обязательно!

Если, конечно, отец знает, где она.

Девушка пересекла двор и углубилась не то в заброшенный парк, не то в ухоженный лес. Здесь было темнее, чем на открытом пространстве, зато почти не чувствовался ветер. И опасности встретиться с кем-то из группы не было.

Почти. На стволе поваленного дерева сидел юноша. Худой, жилистый, длинноногий, в болотных сапогах огромного размера. Черные жесткие волосы едва прикрывали уши, когда-то прямой нос недавно был сломан, над густыми бровями багровели три шрама, словно он недавно подрался с котом. Рядом с парнем на земле валялся дырявый плащ со следами подсохшей крови.

Аня замерла. Она не знала, слышал ли незнакомец ее шаги, и никак не могла решить: стоит поздороваться или лучше тихонечко вернуться на тропинку, с которой сошла пару минут назад. Юноша отмер, поднял на нарушительницу его спокойствия карие глаза и тихо сообщил:

— Мое место.

Аня молча повернула обратно. Вряд ли здесь нет больше ни одного пенька или поваленного дерева. Воевать за укромное местечко она не собиралась. Она вообще воевать здесь ни с кем не желала. Главное, чтоб ей перестали доказывать, что отец ее бросил…

Пенек нашелся довольно быстро. На нем девушка и просидела до самого обеда. Когда колокол позвал в столовую, Анна нехотя поднялась и вернулась в Корпус.

Юноши с карими глазами в столовой она не увидела.

После обеда их группу отправили в большой класс со стопками поэтических сборников. Худощавый мужчина средних лет с пышными усами выдал каждому по книге и удалился в неизвестном направлении.

— Опять у них совещание, — возмутился Матвей, смешно грозя двери зажатыми в кулаке очками. Вредина оторвалась от тома с лирикой Перуана и тихо заметила:

— Снова кто-нибудь пропадет.

Крепыш, дожевав прихваченный из столовой кусок сыра, возразил:

— Да будет вам в страшилки-то всякие верить! Взрослые ж люди. Почти. А страдаете детской ерундой.

Порыв ветра бросил на оконное стекло птицу и стих. Безвольное тело шмякнулось на подоконник, на стекле осталось красное пятно. В классе настороженно притихли.

— Вот тебе и ерунда, — прошептал кто-то со средних парт.

— Вы еще про Пожирателя вспомните, — предложила девушка с короткими рыжими волосами.

— Ева, ирония тебе не к лицу.

Тело птицы соскользнуло с подоконника вниз, оставляя алый след.

— Кто там?

— Галка.

— Синица.

— Воробей.

— Вороненок.

Вредина захлопнула книгу и уверенно повторила:

— Вороненок.

— Заберут кого-то, верное дело, — пробасил высокий блондин атлетического телосложения.

— Эй, Едок, — Алина обернулась к кучерявому крепышу. — Хочешь домой?

— Не хочу, — оскалился тот.

Аня не выдержала и встряла:

— Почему?

В ответ нервно рассмеялись.

— Сказано тебе: отсюда либо в могилу, либо никуда. Не вернешься ты назад.

Ане бы промолчать, но слова помимо воли слетали с языка:

— Вернусь! Как только отец решит проблему, сразу меня заберет!

— Конечно, — соседка по комнате едко улыбнулась. — Если ты здесь, значит главную свою проблему он уже решил — избавился от бастарда.

Бер показалась, что ее наотмашь ударили по щеке. Дыхание на мгновение перехватило. Девушка сглотнула образовавшийся в горле ком и упрямо заявила:

— Я законнорожденная! И скоро меня заберут!

— Кому ты нужна, — донеслось с передней парты. — Как и мы…

Парень в очках примирительно заметил:

— Да ладно, Перо, хватит. Она сама со временем все поймет. Я бы, например, лучше здесь остался, чем…

— Да почему вы решили, — встрял атлет, — что те, кто пропадает, не уезжают к родным, а погибают?

Воспитанники притихли.

— Потому что в правом углу парка есть огороженное под могилы место. И земля там постоянно перекапывается. И почти всегда свежий холмик появляется в том месте после счастливого якобы отъезда одного из воспитанников.